XVII век породил 1917 год (часть девятая)
Размышления о том, кто мы, русские, от каких испытаний произошли и куда движемся
Продолжение. Начало в:
XVII век породил 1917 год (часть восьмая)
XVII век породил 1917 год (часть седьмая)
XVII век породил 1917 год (часть шестая)
XVII век породил 1917 год (часть пятая)
XVII век породил 1917 год (часть четвертая)
XVII век породил 17 год (часть третья)
XVII век породил 17 год (часть вторая)
XVII век породил семнадцатый год
История – это прежде всего наука о национальном самоопределении, писал классик русской историографии Сергей Соловьев. Этот вывод гения отечественной науки ярко подтверждают два хрестоматийных эпизода. Известно, что в 1380 году на Куликово поле не вышли основные дружины, на которые рассчитывал князь Дмитрий, будущий Донской – нижегородская, смоленская, Олег Рязанский вообще выступил на стороне Мамая. Основной состав 150-тысячного русского войска составляли «небывальцы», то есть ополченцы.
Благословив князя Дмитрия на сражение, преподобный Сергий дал ему с собой двух монахов, бывших воинов – Родиона Ослябю и Андрея Пересвета. 300 верст, отделяющих монастырь на вершине холма Маковца до Куликова поля, шли они во главе войска. Монах ни при каких условиях не имеет права брать в руки оружие, поэтому люди понимали: если даже черноризцы вынуждены проливать кровь – Русь на краю. И народ валом повалил в ряды русского воинства против «безбожного» Мамая, воспринимая будущую битву как священное сражение за истинную веру: «Постоим за Русь! За веру православную!».
Другой общеизвестный факт. Когда в 1916 году в царской армии отменили обязательные ежегодные исповедь и причастие, добровольно из каждой сотни говеть стали только 10 человек. А ведь в Российской империи православие было государственной религией. Что произошло за столетия, разделяющие эти события? На каких исторических поворотах случился кризис национального сознания, который привел к тому, что в 1917 году народ-богоносец ринулся в ураган революции?
XVI век. Первый после монгольской неволи
В истории любой страны есть события, которые на много веков вперед определяют судьбу ее народа. По мнению Сергея Соловьева, для России таким великим событием стало отвержение Флорентийской унии 1453 года. Верность древнему русскому благочестию, провозглашенная князем Василием Васильевичем (1425–1462 гг.), «поддержала самостоятельность северо-востока Руси в 1612 году. Сделала невозможным вступление на престол польского королевича, повела к борьбе за веру в польских владениях, произвела соединение Малой России с Великой, обусловила падение Польши, могущество России и связь последней с единоверными народами Балканского полуострова».
XVI век принял эстафету века XV, за «собиранием русской земли» пришло столетие Третьего Рима. Если Иван III в 1493 году стал «государем всея Руси», то его 16-летний внук, тоже Иван, и тоже Васильевич, в 1547 году венчался на царство. Отныне государство, в котором появился собственный царь, стало называться Росией (вторая буква «с» добавится только в XVII веке). Освободившись от ордынской неволи, Россия стала стремительно раздвигать свои границы. В ее состав вошли осколки Золотой орды – Казанское ханство в 1552 г., Астраханское в 1556 г. В результате похода атамана Ермака 1582-84 годов разбито Сибирское ханство.
В огромной стране надо было навести порядок. Реформы внутренней жизни, из которых она выходила только преображенной, следовали одна за одной. Середина XVI века, пока молодой Иван IV еще находился под влиянием своего духовного наставника митрополита Макария (1547–1563 гг.) и рядом с любимой женой царицей Анастасией – это пик, расцвет русской цивилизации. Первый русский царь осознавал тяжелую ношу, которая лежала на нем как на самодержце единственного православного государства. Как первейший защитник Церкви и Православия, он стремился сделать Россию не только мощной державой, но и Святой Русью. По мнению Сергея Перевезенцева, главным смыслом исторического, земного бытия России времен царствования Ивана IV Васильевича, как и его отца Василия III, была подготовка к одному, но важному деянию – ко второму пришествию Христа, неминуемой битве с Антихристом, к спасению всего мира.
Чтобы отобрать у высшей знати монополию на ключевые посты, особенно в армии, в 1565 году царь создал опричнину. Идея была благая – назначать не самых знатных, но самых даровитых, и тем самым укреплять армию. Но в 1568 году случился «грозненский» срыв, началcя «большой террор». Зимой 1569-70 годов опричники, «псы государевы», лютовали так, что счет замученных шел на тысячи. Москва узнала запах паленого мяса. В домонгольский период, когда государственной власти при удельной системе не существовало, голос Церкви раздавался независимо и безбоязненно. При грозном, неистовом Иване Васильевиче влияние Церкви в государстве ослабло. Митрополиту Филиппу (Колычеву) древнее право архипастыря печалования за опальных и обличать неправды стоило в 1569 году жизни.
Только после того как в 1571 году крымский хан прорвался и спалил Москву, а опричные полки помешать ему не могли, опричнина была отменена. Но единство, возвысившее страну при Иване III, Василии III и в начале царствования Ивана IV Грозного, уже уходило в прошлое. Начавшееся движение по нисходящей ослабило страну настолько, что привело к Смуте начала XVII века.
XVII век. Встреча с Западом
Россия между Иваном III и Петром I – это внешний период европеизации страны, не затрагивающий религиозную и интеллектуальную жизнь. Дрейф от византийской русской жизни к Западу, по мнению Георгия Флоровского, начался в 1472 г. после брака Ивана III с племянницей последнего византийского императора Софией Палеолог. Русские увидели, что пока Русь четверть тысячелетия корчилась под монгольским игом, унижаясь и страдая от неволи, Запад стремительно вырвался вперед. Единственный способ его догнать – приглашать западных специалистов. Аристотель Фиораванти из Болоньи построил Успенский собор в Кремле, Грановитую палату, лил пушки, чеканил монеты. Выбрав сложный путь внешних заимствований, до Смуты Русь крепко держалась за свое. Спокойно, без впадения в крайность, она перенимала у Европы то, в чем та была впереди – достижения техники и науки. Приглашенных иностранных специалистов всячески стремились оградить от жителей столицы, даже селили их в специально отведенных местах. Подмосковное Фрязино, например, это место, где когда-то проживали «фрязи», то есть итальянские мастера.
При втором Романове, Алексее Михайловиче, идея-программа «Москва – Третий Рим» из охранительной превратилась в геополитическую. Ярый грекофил, «тишайший» царь был твердо убежден в своем призвании царя всего православного мира. Но для политического объединения необходимо было провести церковную реформу, убрать разницу в обрядах греческой и русской церквей. Патриарх Никон начал рьяно исправлять богослужебные книги, изменять обряды. Народ «запутался в пальцах» и воспринял нововведения Никона как измену веры. Возник церковный раскол.
К тому же в 1654 году на берегу Днепра, в Переяславле собравшаяся Рада поддержала политику присоединения к Москве: «Волим под царя московского, православного». Вхождение Киева в состав России, по мнению некоторых исследователей, было сродни троянскому коню. Через ученое киевское монашество, хлынувшее в Московское государство, русское общество подверглось мощной латинизации образования. Вслед за Киевской семинарией в великорусских училищах образование тоже велось на латинском языке.
Но победила в конечном итоге не грекофильская и латинская партия, а протестантская. При третьем из династии Романовых, Петре, жизнь начали «с нуля». Царь-реформатор желал извлечь из Европы не просто технологию и умения, но и механизм научно-технического прогресса – школы, мастерские, училища, гимназию, академию наук. В 1697–1698 годы, годы Петровских реформ, произошла замена всего: культуры, общественных ценностей, обычаев, нравов по образцу протестантской Голландии, причем подавалось это как замена плохого на хорошее. За то, что окно в Европу Петр отворил не эволюционно, а прорубил революционно, Максимилиан Волошин назвал его «первым русским большевиком».
Развитие уникальной русской цивилизации и культуры было прервано, на смену Средневековью пришло Новое время. Если на заре своего бытия Русь предпочла путь святости пути культуры, как писал Георгий Федотов, то в середине XVII века она предпочла культуру вере. Захотела быть не святой, а великой.
Проводимые Петром реформы привели к расколу русской нации на два субэтноса: дворян и простонародье, барина и мужика, различающиеся по культуре, самосознанию, что в конечном итоге и привело Россию Романовых к революции. XVIII век – это уже минимум традиционного сознания и максимум светского, небывалая шаткость в вере. Высшее сословие стремительно набиралось западной культуры, увлеклось вольнодумством, проникающими из Европы идеями равенства, братства, свободы, философией, масонством. Скептически относясь к Церкви, на православную догматику они смотрели как на «варварство».
Почти весь XIX век русское общество готовило революцию. Святитель Феофан Затворник (1815–1894 гг.) призывал одуматься, остановиться, пока не поздно: «...Западом и наказал и накажет нас Господь, а нам и в толк не берется. Завязли в грязи западной по уши и все хорошо. Есть очи, но не видим, есть уши, но не слышим, и сердцем не разумеем. Господи, помилуй нас!»
Причину того, что страна в 1917 году свалилась в пропасть революции, Александр Солженицын увидел в событиях середины XVII века, когда началось обмирщение всей русской жизни. 100 лет назад в противостоянии Неба и земли наши предки выбрали рай на земле.
Дальнейшее известно.
Опубликовано: газета №129(4420)
Читайте больше:
XVII век породил 1917 год (часть восьмая)
XVII век породил 1917 год (часть седьмая)
XVII век породил 1917 год (часть шестая)
XVII век породил 1917 год (часть пятая)
XVII век породил 1917 год (часть четвертая)
XVII век породил 17 год (часть третья)