Размер шрифта+
Цветовая схемаAAA

Начало войны. Каким оно осталось в моей памяти

Май 1941 года. Я только что окончила четвертый класс и ждала наступления лета, чтобы вновь во время отпуска родителей поехать в деревню к знакомым, где будет парное молоко, морковка прямо с грядки, ягоды и грибы. На всю жизнь в памяти остались сверкающие хрустальные брызги воды на фоне ослепительного яркого солнца, когда мы купались на отмели Пышмы с деревенскими ребятишками.

Слушать новость
Начало войны. Каким оно осталось в моей памяти. Май 1941 года. Я только что окончила четвертый класс и ждала наступления лета, чтобы вновь во время отпуска родителей поехать в деревню к знакомым, где будет парное молоко, морковка прямо с грядки, ягоды и грибы. На всю жизнь в памяти остались сверкающие хрустальные брызги воды на фоне ослепительного яркого солнца, когда мы купались на отмели Пышмы с деревенскими ребятишками..

Однажды узнала, что отца как командира запаса Красной армии (уже в который раз!) должны направить на переподготовку в военные лагеря, но не на полтора, как раньше, а на три месяца. Это была моя самая большая печаль, ведь срывалась наша поездка в деревню! Но на этот раз его на сборы не отправили, по каким-то не известным нам причинам отложили…

И вот – 21 июня. Набегавшись, заснула, как говорят, без задних ног  и вижу сон: обнесенный жердями огромный огород, на котором видимо-невидимо растущей крупной свеклы. Вдруг сюда заходит страшное чудище с рогами и начинает ее выдергивать. Внешне оно напоминало тех «псов-рыцарей», которых мы помним по фильму «Александр Невский», который я видела много позднее, уже во время войны. И вот вижу, как это существо вырвало чуть ли не половину всего огромного огорода и приближается ко мне. Тут  я проснулась вся  в слезах и дрожа от страха. Позднее мама назовет сон вещим. Прошло семь десятков лет, а я помню все до мелочи и поныне не могу объяснить этот факт.

Наступило 22 июня. Рано утром отец уехал на рыбалку. Мама хлопотала по дому, а я была во дворе со своим месячным братишкой Алешкой (он родился 17 мая). Лежал он  в корзине, а я прыгала с сачком и ловила майских жуков, было их очень много, больше я никогда не видела такого количества. Хозяйка дома, где мы жили, тогда сказала, что это не  к добру.

Так и случилось. Полдень. Вдруг выскакивает на крыльцо встревоженная мама и говорит, что сейчас будет передано важное правительственное сообщение. Мгновенно мы оказались в комнате. И сейчас вспоминаю этот момент с содроганием. Запомнилась оцепеневшая у черной тарелки-репродуктора мама. Это было выступление главы правительства Вячеслава Молотова, которое заканчивалось словами: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!»

Так мы узнали о начале войны. Через час стукнула калитка, это вбежал папа, по дороге узнавший страшную новость. Он бросил все вещи, быстро умылся, переоделся и побежал (именно побежал!) в военкомат.

Мы  с мамой тоже выскочили за ворота и увидели людей, бегущих в центр города. Я присоединилась к ватаге мальчишек из соседних дворов и тоже помчалась туда.

А в это время на площади у здания военкомата собралась огромная толпа (потом назовут цифру – 20 тысяч человек). Состоялся митинг, люди записывались в добровольцы. Этот факт запечатлен на картине тюменского художника Степана Лопатина.

Домой отец вернулся под вечер, собрал вещмешок и наутро попрощался с нами. Больше мы его не видели до 1945 года. Повестку отцу принесли домой только через день. В ней значилось: «Явиться для отправки в Красную армию. Немедленно». Так она и осталась у нас в семье.

Думаю, что тот памятный день 22 июня 1941 года отец преподнес нам первый урок патриотизма. В сохранившемся военном билете записаны названия фронтов, где он воевал: Северо-Западный, Калининский, Брянский, I и IV Украинские.

Так  и прошагал майор Николай Васильевич Калугин по дорогам войны долгие четыре года. На фронт ушло еще девять человек из ближайшей родни (дяди, тетя, двоюродные братья и сестры). Потом пошли и похоронки. К счастью, отец остался жив  и вернулся в родную Тюмень.

Путевка в массовый пионер-лагерь города Тюмени

Голод, холод, болезни, тревога за близких. Помню, с каким страхом всегда ждали почтальона: что он принесет – то ли радость, то ли, не дай бог, горестное казенное письмо…

Изменилась вся жизнь. И мы, дети, сразу стали взрослыми. На мне было немудреное домашнее хозяйство и главное – братец. Мама на работе, а я с ним. Самым неприятным для меня была стирка пеленок. Но ухаживая за ним, я получила большой опыт, пригодившийся, когда появились свои дети. Он очень любил гулять и, когда ему было около двух лет, всегда тянул меня к зданию госпиталя (позднее архитектурно-строительный университет). Дело в том, что раненые всегда, завидев нас, бросали из окон то конфеты, то кусочки сахара. Наверное, мы им напоминали их детей.

В Тюмени в войну находилось три военно-пехотных училища, готовящих кадры для фронта. Одно из них – эвакуированное из Эстонии Таллиннское, созданное там еще в 1940 году. Приехавшие курсанты носили свою прежнюю форму, отличавшуюся от нашей. Поэтому многие тюменцы, видя их, принимали за пленных немцев. А мальчишки с криками «Немцы! Немцы! Бей их!» бросали в них камни. Было и такое…

И еще. Всегда было чувство голода. И мечта: вот окончится война – и вдоволь наедимся черного хлеба с солью! Но для ее осуществления оставались годы.

Вспоминаю и такой случай. Однажды пошла в магазин на улице Республики выкупать по карточкам хлеб. Очередь огромная, стоять пришлось долго. Получив злополучные граммы, радостная, вприпрыжку помчалась домой. А по дороге из дырочки авоськи выковыривала малюсенькие кусочки хлеба и так увлеклась этим занятием, что не заметила, как съела почти все. Растерянная, остановилась перед матерью, которая вышла на крыльцо меня встречать.

Смотрю, а у нее на глазах слезы. Тогда подумала, что ей жалко съеденного мною хлеба. Только позднее поняла, что ей больно было видеть своих голодных детей. Да, время было трудное. Но государство заботилось о детях, делало все возможное, чтобы помочь. И тогда, в тех условиях, ведь не было бездомных, попрошаек, открывались детские дома, все были пристроены.

А какую заботу проявляло тюменское руководство, когда в город привезли почерневших, изможденных ленинградских детей!

В школе ученикам давали по 50 граммов хлеба (правда, со всякими добавками и овсяными «охвостьями») или маленькие пончики. В большую перемену на подносе их раздавали дежурные. Если кого-то по болезни не было, то поочередно получали эту дополнительную порцию. А как мы ждали этого случая!

В городе была и так называемая молочная кухня, хотя молоком там, конечно, и не пахло. Но  в обязательном порядке малышам давали граммов сто ушицы из гольянов и столько же пшенной каши, сваренной на воде, правда, с льняным маслом, и витаминизированный, приготовленный из хвои напиток.

Никогда не забыть одного случая. Несу своему братцу эту еду. А самой так хочется есть! Ну, думаю, отхлебну глоток и все. Отхлебнула раз, потом второй. Глянула в баночку, а там только гольян остался.

Школа тоже перестраивалась на военный лад. Появились занятия по изучению противогаза, отравляющих веществ, оказанию первой медицинской помощи – все это входило и в программу 5-го класса, в котором я стала учиться, когда началась война.

Строевая подготовка проводилась на улице. Ею руководил военрук из числа фронтовиков, получивший ранение. Маршировали мы тогда с выстроганными из дерева «ружьями» и были уверены, что непременно скоро попадем на фронт.

Тогда же на классном часе узнали о Зое Космодемьянской. Даже помню фотографию из газеты «Правда», которую нам показала учительница.

В коридоре висела большая карта, на которой ежедневно по сводкам Совинформбюро отмечали линию фронта и, придя в школу, прежде всего бежали посмотреть, что на ней появилось нового.

Выступали в госпиталях с концертами (я всегда была чтецом), писали письма родственникам раненых, кто не мог это сделать сам. И несли в Фонд обороны (так называлась эта акция) из дома белье, носки, варежки. Мама оставила только одну пару белья в надежде на возвращение отца с войны. Остальное все было отдано.

И вот что главное: несмотря на трагическое развитие событий, особенно в начальный период Великой Отечественной, ни  у кого не возникало даже мысли, что мы не победим. Уверенность была полная.

Читайте больше:

Мы умеем хранить память о прошлом

Тюменский памятник «отметил» 25-летие

Выпускники станцуют вальс на тюменской набережной

Далее в сюжете: В Тюмени прошел концерт-плакат, посвященный Павлу Фитину

Однажды узнала, что отца как командира запаса Красной армии (уже в который раз!) должны направить на переподготовку в военные лагеря, но не на полтора, как раньше, а на три месяца. Это была моя самая большая печаль, ведь срывалась наша поездка в деревню! Но на этот раз его на сборы не отправили, по каким-то не известным нам причинам отложили…

И вот – 21 июня. Набегавшись, заснула, как говорят, без задних ног  и вижу сон: обнесенный жердями огромный огород, на котором видимо-невидимо растущей крупной свеклы. Вдруг сюда заходит страшное чудище с рогами и начинает ее выдергивать. Внешне оно напоминало тех «псов-рыцарей», которых мы помним по фильму «Александр Невский», который я видела много позднее, уже во время войны. И вот вижу, как это существо вырвало чуть ли не половину всего огромного огорода и приближается ко мне. Тут  я проснулась вся  в слезах и дрожа от страха. Позднее мама назовет сон вещим. Прошло семь десятков лет, а я помню все до мелочи и поныне не могу объяснить этот факт.

Наступило 22 июня. Рано утром отец уехал на рыбалку. Мама хлопотала по дому, а я была во дворе со своим месячным братишкой Алешкой (он родился 17 мая). Лежал он  в корзине, а я прыгала с сачком и ловила майских жуков, было их очень много, больше я никогда не видела такого количества. Хозяйка дома, где мы жили, тогда сказала, что это не  к добру.

Так и случилось. Полдень. Вдруг выскакивает на крыльцо встревоженная мама и говорит, что сейчас будет передано важное правительственное сообщение. Мгновенно мы оказались в комнате. И сейчас вспоминаю этот момент с содроганием. Запомнилась оцепеневшая у черной тарелки-репродуктора мама. Это было выступление главы правительства Вячеслава Молотова, которое заканчивалось словами: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!»

Так мы узнали о начале войны. Через час стукнула калитка, это вбежал папа, по дороге узнавший страшную новость. Он бросил все вещи, быстро умылся, переоделся и побежал (именно побежал!) в военкомат.

Мы  с мамой тоже выскочили за ворота и увидели людей, бегущих в центр города. Я присоединилась к ватаге мальчишек из соседних дворов и тоже помчалась туда.

А в это время на площади у здания военкомата собралась огромная толпа (потом назовут цифру – 20 тысяч человек). Состоялся митинг, люди записывались в добровольцы. Этот факт запечатлен на картине тюменского художника Степана Лопатина.

Домой отец вернулся под вечер, собрал вещмешок и наутро попрощался с нами. Больше мы его не видели до 1945 года. Повестку отцу принесли домой только через день. В ней значилось: «Явиться для отправки в Красную армию. Немедленно». Так она и осталась у нас в семье.

Думаю, что тот памятный день 22 июня 1941 года отец преподнес нам первый урок патриотизма. В сохранившемся военном билете записаны названия фронтов, где он воевал: Северо-Западный, Калининский, Брянский, I и IV Украинские.

Так  и прошагал майор Николай Васильевич Калугин по дорогам войны долгие четыре года. На фронт ушло еще девять человек из ближайшей родни (дяди, тетя, двоюродные братья и сестры). Потом пошли и похоронки. К счастью, отец остался жив  и вернулся в родную Тюмень.

Путевка в массовый пионер-лагерь города Тюмени

Голод, холод, болезни, тревога за близких. Помню, с каким страхом всегда ждали почтальона: что он принесет – то ли радость, то ли, не дай бог, горестное казенное письмо…

Изменилась вся жизнь. И мы, дети, сразу стали взрослыми. На мне было немудреное домашнее хозяйство и главное – братец. Мама на работе, а я с ним. Самым неприятным для меня была стирка пеленок. Но ухаживая за ним, я получила большой опыт, пригодившийся, когда появились свои дети. Он очень любил гулять и, когда ему было около двух лет, всегда тянул меня к зданию госпиталя (позднее архитектурно-строительный университет). Дело в том, что раненые всегда, завидев нас, бросали из окон то конфеты, то кусочки сахара. Наверное, мы им напоминали их детей.

В Тюмени в войну находилось три военно-пехотных училища, готовящих кадры для фронта. Одно из них – эвакуированное из Эстонии Таллиннское, созданное там еще в 1940 году. Приехавшие курсанты носили свою прежнюю форму, отличавшуюся от нашей. Поэтому многие тюменцы, видя их, принимали за пленных немцев. А мальчишки с криками «Немцы! Немцы! Бей их!» бросали в них камни. Было и такое…

И еще. Всегда было чувство голода. И мечта: вот окончится война – и вдоволь наедимся черного хлеба с солью! Но для ее осуществления оставались годы.

Вспоминаю и такой случай. Однажды пошла в магазин на улице Республики выкупать по карточкам хлеб. Очередь огромная, стоять пришлось долго. Получив злополучные граммы, радостная, вприпрыжку помчалась домой. А по дороге из дырочки авоськи выковыривала малюсенькие кусочки хлеба и так увлеклась этим занятием, что не заметила, как съела почти все. Растерянная, остановилась перед матерью, которая вышла на крыльцо меня встречать.

Смотрю, а у нее на глазах слезы. Тогда подумала, что ей жалко съеденного мною хлеба. Только позднее поняла, что ей больно было видеть своих голодных детей. Да, время было трудное. Но государство заботилось о детях, делало все возможное, чтобы помочь. И тогда, в тех условиях, ведь не было бездомных, попрошаек, открывались детские дома, все были пристроены.

А какую заботу проявляло тюменское руководство, когда в город привезли почерневших, изможденных ленинградских детей!

В школе ученикам давали по 50 граммов хлеба (правда, со всякими добавками и овсяными «охвостьями») или маленькие пончики. В большую перемену на подносе их раздавали дежурные. Если кого-то по болезни не было, то поочередно получали эту дополнительную порцию. А как мы ждали этого случая!

В городе была и так называемая молочная кухня, хотя молоком там, конечно, и не пахло. Но  в обязательном порядке малышам давали граммов сто ушицы из гольянов и столько же пшенной каши, сваренной на воде, правда, с льняным маслом, и витаминизированный, приготовленный из хвои напиток.

Никогда не забыть одного случая. Несу своему братцу эту еду. А самой так хочется есть! Ну, думаю, отхлебну глоток и все. Отхлебнула раз, потом второй. Глянула в баночку, а там только гольян остался.

Школа тоже перестраивалась на военный лад. Появились занятия по изучению противогаза, отравляющих веществ, оказанию первой медицинской помощи – все это входило и в программу 5-го класса, в котором я стала учиться, когда началась война.

Строевая подготовка проводилась на улице. Ею руководил военрук из числа фронтовиков, получивший ранение. Маршировали мы тогда с выстроганными из дерева «ружьями» и были уверены, что непременно скоро попадем на фронт.

Тогда же на классном часе узнали о Зое Космодемьянской. Даже помню фотографию из газеты «Правда», которую нам показала учительница.

В коридоре висела большая карта, на которой ежедневно по сводкам Совинформбюро отмечали линию фронта и, придя в школу, прежде всего бежали посмотреть, что на ней появилось нового.

Выступали в госпиталях с концертами (я всегда была чтецом), писали письма родственникам раненых, кто не мог это сделать сам. И несли в Фонд обороны (так называлась эта акция) из дома белье, носки, варежки. Мама оставила только одну пару белья в надежде на возвращение отца с войны. Остальное все было отдано.

И вот что главное: несмотря на трагическое развитие событий, особенно в начальный период Великой Отечественной, ни  у кого не возникало даже мысли, что мы не победим. Уверенность была полная.

Читайте больше:

Мы умеем хранить память о прошлом

Тюменский памятник «отметил» 25-летие

Выпускники станцуют вальс на тюменской набережной



Ранее в сюжете

Женщина, прошедшая войну

14

Герои войны, труда и мирной жизни

20