Рафаэль Гольдберг: Журналистика – как любовь…
Тут ничего не может быть… через силу. Из-под палки ничего не напишешь…
12 августа – ровно 60 лет, как в тюменской журналистике появился Рафаэль Гольдберг. За это время он стал не просто легендой, мэтром в своей сфере, но и прекрасным наставником, про которого коллеги говорят – если ты прошел школу Гольдберга, то в профессии точно не потеряешься.
История с блокнотом
Когда Рафаэль Гольдберг был студентом третьего курса журфака, в Екатеринбург приехал известный журналист, прозаик, редактор журнала «Юность» Борис Полевой. Пошли к нему в гостиницу несколько пытливых студентов, пообщались с мэтром. Он рассказал им историю с блокнотом, которая, по словам Рафаэля Соломоновича, изменила многое в его жизни.
«…Однажды Борис Полевой, в ту пору – корреспондент газеты «Правда» – был приглашен на какое-то совещание в ЦК. Идет совещание, Полевой делает записи на оказавшемся под рукой листочке. И вдруг председательствующий останавливается и обращается к нему с такими примерно словами: «Борис Николаевич, вам доверяются очень важные вещи, а вы как к ним относитесь? Записываете на каком-то клочке бумаги?..»
– Я покраснел, – рассказывал Полевой, – а когда совещание закончилось, помчался на Кузнецкий в писчебумажный магазин, купил самый толстый блокнот, в коже, с медными застежками.
История произвела на меня сильное впечатление. И сама идея понравилась. Конечно, я не мог всякий раз бежать на Кузнецкий мост. Но с тех пор всегда выбирал самый большой, самый толстый и самый яркий (чтобы не потерять) блокнот. Все блокноты за последние 50 с лишним лет стоят в моем шкафу. Пижонство? Нет, просто я уважаю нашу работу и стараюсь относиться к ней серьезно. Лет 20 назад мне предложили написать тексты для фотоальбома, посвященного 40-летию Тюменского нефтегазового комплекса. Я взял отпуск, уехал на дачу с моими блокнотами и, используя собственные записи, написал восемнадцать больших очерков о геологах, нефтяниках, строителях. Ладно, задавай свои вопросы».
«Коготок увяз – всей птичке пропасть»
– Рафаэль, ты выбрал журналистику или она выбрала тебя?
– Никогда об этом не думал.
– Но ты ведь как-то определялся…
– Элемент случайности был, как многое в жизни. Учился я на металлургическом факультете политехнического института. Чему еще может учиться в городе Челябинске мальчик, окончивший школу в шахтерском городе Копейске? А почти всё свободное время я проводил в читальном зале библиотеки на улице Цвиллинга. И была у меня подружка, библиограф Регина Шубина. Однажды Регина показывает мне новенькое удостоверение внештатного корреспондента челябинской молодежной газеты «Комсомолец». Как так? А вот так! А своди меня туда… В редакции Наташа Бетева, завотделом, дала мне задание, я написал заметку про завод в моей школе, где ученики делали из оргстекла пособия по стереометрии для других школ, которые до такого не додумались… Эта заметка вышла 29 мая 1959 года. Но коготок увяз – всей птичке пропасть. Я еще немного поучился на металлургическом факультете. Начал печататься. Получил такое же, как у Регины, удостоверение. Еще через год поступил на первый курс факультета журналистики Уральского университета.
С политехническим институтом мы, конечно, расстались. Я устроился на работу в типографию корректором, где работали 15 женщин, я шестнадцатый. Там из меня сделали настоящего типографского мальчика – гранки, полосы, пробельный материал: марзаны, реглеты, шпоны, шпации и бабашки век не забуду. Среди корректорш были, как я их называл, «сталинские старухи», которые ели меня поедом. «Как ты можешь этого не знать? Как это можно не заметить такую ошибку?» Они же работали еще в такие времена, когда опечатка могла стоить жизни, и вколотили в меня ненависть к ошибкам.
Но поступать я приехал уже с приличной стопкой публикаций. Всё! Потом были полугодовые практики (на весь второй семестр на третьем и четвертом курсах – такая была у нас программа!) в газетах Копейска и Хабаровска. Затем на моем пути оказалась Тюмень, куда я попал совершенно случайно. Мой однокурсник Вовка Дементьев, когда мы стояли в приемной ректора для последнего рукопожатия, уговорил поменяться местами. Так я приехал в Тюмень, о которой ничего не знал, и стал старшим литсотрудником газеты «Тюменский комсомолец».
Фото из личного архива Рафаэля Гольдберга
«Работать из-под палки не могу»
– «Тюменский комсомолец» – это, можно сказать, первая настоящая ступенька в журналистику?
– Длинная ступенька. Одиннадцать лет…
– За 50 с лишним лет работы была и дорога Сургут–Уренгой. Лучшие годы твоей журналистской жизни, ты сам однажды сказал.
– Да, 1976–1981. Тогда я занимался, в качестве журналиста, конечно, строительством этой дороги. После первой же командировки, когда поезд прибывал на станцию Нижневартовск, мы с Сергеем Фатеевым придумали радиожурнал «Магистраль». Огромное количество командировок. Со многими ветеранами этой стройки я дружу до сих пор, особенно с мостовиками. «Голубая кровь» – так они о себе говорят.
– Вторая твоя ступень…
– И тоже довольно длинная. Принц Гамлет не сказал бы про меня: и башмаков еще не износил. Но стало невмоготу. Это трудно сформулировать, но работать из-под палки – так это, кажется, называется, – не могу. И стройка, ее пионерный, романтический период закончился… Виктор Горбачёв, ставший редактором «Тюменской правды», позвал меня в газету. Но я – промышленник, а там оказалась свободной только одна вакансия завотделом – пропаганды.
– «А вы умеете играть на скрипке? Не знаю, не пробовал». Так?
– Но был уже 1986 год. Перестройка. Помнишь публикацию Лагунова в «Тюменской правде»? Очень острую и нашумевшую – «Берега гласности»? Она проходила по моему отделу. И вся дискуссия по этому поводу тоже. А я придумал цикл «Мы и наша история» – о забытых, закрытых страницах истории нашей. О Платоне Лопареве, о Викторе Вановском, организаторе первого съезда РСДРП. Он жил и похоронен в Тюмени. О других белых пятнах… Словом, погрузился в историю. Как трудно – еще действовали многие запреты. Как интересно. Четыре с половиной года. И раздрай – в стране, и в редакционных коллективах то же самое.… В «Тюменской правде» вызрело то, что в конце концов привело к созданию «Тюменских известий». Ушла команда: Бакулин, Строгальщиков, Князев и я.
«Формула 16+10»
– А желание создать газету…
– …вызвано усталостью от некоторых других редакторов. Легко было с Володей Фатеевым – дружили, как говорится, до гробовой, но я ушел из «Комсомольца», когда Володи там уже не было… Было взаимопонимание с Горбачёвым. Наверное, я не лучше их, наверное, у меня просто накопилось что-то свое, что требовало каких-то шагов. Почему бы не реализовать их? Сделать информационную газету, отдав информации всю первую полосу. Формула: шестнадцать плюс десять. Чтобы на одной странице уместились 16 информаций и десять снимков. Кстати, «Курьер» начался с того, что две творческие бригады сотрудников предлагали две модели первой полосы. Та, которую выбрали, делается до сих пор. А в городе не было городской газеты. И я сказал Киричуку – давай?
– А почему «Курьер»?
– Потому что он – курьер. Не правда, не известия – курьер. Пришел, отдал информацию – и свободен. Какие могут быть претензии к курьеру? Он – функция.
– Многие «курьерские» тексты строятся на фактах или вокруг фактов. Как ты прививаешь вкус к факту?
– Не знаю. Я сам – человек любопытный… Может быть, лучшее время журналистики и лучшее время «Курьера» тоже уже в прошлом? Tempora mutantur et nos mutamur in illis… Журналистика – как любовь. Тут ничего не может быть… через силу. Из-под палки ничего не напишешь…
– И последний вопрос: ты по жизни оптимист, пессимист, человек импульсивный или законченный трудоголик?
– Я по жизни счастливчик. Я воспринимаю свою жизнь как чудесный дар.
Фото из личного архива Рафаэля Гольдберга
Далее в сюжете: Владимир Ульянов: «Ельцин вздрагивал, когда слышал мое имя»
12 августа – ровно 60 лет, как в тюменской журналистике появился Рафаэль Гольдберг. За это время он стал не просто легендой, мэтром в своей сфере, но и прекрасным наставником, про которого коллеги говорят – если ты прошел школу Гольдберга, то в профессии точно не потеряешься.
История с блокнотом
Когда Рафаэль Гольдберг был студентом третьего курса журфака, в Екатеринбург приехал известный журналист, прозаик, редактор журнала «Юность» Борис Полевой. Пошли к нему в гостиницу несколько пытливых студентов, пообщались с мэтром. Он рассказал им историю с блокнотом, которая, по словам Рафаэля Соломоновича, изменила многое в его жизни.
«…Однажды Борис Полевой, в ту пору – корреспондент газеты «Правда» – был приглашен на какое-то совещание в ЦК. Идет совещание, Полевой делает записи на оказавшемся под рукой листочке. И вдруг председательствующий останавливается и обращается к нему с такими примерно словами: «Борис Николаевич, вам доверяются очень важные вещи, а вы как к ним относитесь? Записываете на каком-то клочке бумаги?..»
– Я покраснел, – рассказывал Полевой, – а когда совещание закончилось, помчался на Кузнецкий в писчебумажный магазин, купил самый толстый блокнот, в коже, с медными застежками.
История произвела на меня сильное впечатление. И сама идея понравилась. Конечно, я не мог всякий раз бежать на Кузнецкий мост. Но с тех пор всегда выбирал самый большой, самый толстый и самый яркий (чтобы не потерять) блокнот. Все блокноты за последние 50 с лишним лет стоят в моем шкафу. Пижонство? Нет, просто я уважаю нашу работу и стараюсь относиться к ней серьезно. Лет 20 назад мне предложили написать тексты для фотоальбома, посвященного 40-летию Тюменского нефтегазового комплекса. Я взял отпуск, уехал на дачу с моими блокнотами и, используя собственные записи, написал восемнадцать больших очерков о геологах, нефтяниках, строителях. Ладно, задавай свои вопросы».
«Коготок увяз – всей птичке пропасть»
– Рафаэль, ты выбрал журналистику или она выбрала тебя?
– Никогда об этом не думал.
– Но ты ведь как-то определялся…
– Элемент случайности был, как многое в жизни. Учился я на металлургическом факультете политехнического института. Чему еще может учиться в городе Челябинске мальчик, окончивший школу в шахтерском городе Копейске? А почти всё свободное время я проводил в читальном зале библиотеки на улице Цвиллинга. И была у меня подружка, библиограф Регина Шубина. Однажды Регина показывает мне новенькое удостоверение внештатного корреспондента челябинской молодежной газеты «Комсомолец». Как так? А вот так! А своди меня туда… В редакции Наташа Бетева, завотделом, дала мне задание, я написал заметку про завод в моей школе, где ученики делали из оргстекла пособия по стереометрии для других школ, которые до такого не додумались… Эта заметка вышла 29 мая 1959 года. Но коготок увяз – всей птичке пропасть. Я еще немного поучился на металлургическом факультете. Начал печататься. Получил такое же, как у Регины, удостоверение. Еще через год поступил на первый курс факультета журналистики Уральского университета.
С политехническим институтом мы, конечно, расстались. Я устроился на работу в типографию корректором, где работали 15 женщин, я шестнадцатый. Там из меня сделали настоящего типографского мальчика – гранки, полосы, пробельный материал: марзаны, реглеты, шпоны, шпации и бабашки век не забуду. Среди корректорш были, как я их называл, «сталинские старухи», которые ели меня поедом. «Как ты можешь этого не знать? Как это можно не заметить такую ошибку?» Они же работали еще в такие времена, когда опечатка могла стоить жизни, и вколотили в меня ненависть к ошибкам.
Но поступать я приехал уже с приличной стопкой публикаций. Всё! Потом были полугодовые практики (на весь второй семестр на третьем и четвертом курсах – такая была у нас программа!) в газетах Копейска и Хабаровска. Затем на моем пути оказалась Тюмень, куда я попал совершенно случайно. Мой однокурсник Вовка Дементьев, когда мы стояли в приемной ректора для последнего рукопожатия, уговорил поменяться местами. Так я приехал в Тюмень, о которой ничего не знал, и стал старшим литсотрудником газеты «Тюменский комсомолец».
Фото из личного архива Рафаэля Гольдберга
«Работать из-под палки не могу»
– «Тюменский комсомолец» – это, можно сказать, первая настоящая ступенька в журналистику?
– Длинная ступенька. Одиннадцать лет…
– За 50 с лишним лет работы была и дорога Сургут–Уренгой. Лучшие годы твоей журналистской жизни, ты сам однажды сказал.
– Да, 1976–1981. Тогда я занимался, в качестве журналиста, конечно, строительством этой дороги. После первой же командировки, когда поезд прибывал на станцию Нижневартовск, мы с Сергеем Фатеевым придумали радиожурнал «Магистраль». Огромное количество командировок. Со многими ветеранами этой стройки я дружу до сих пор, особенно с мостовиками. «Голубая кровь» – так они о себе говорят.
– Вторая твоя ступень…
– И тоже довольно длинная. Принц Гамлет не сказал бы про меня: и башмаков еще не износил. Но стало невмоготу. Это трудно сформулировать, но работать из-под палки – так это, кажется, называется, – не могу. И стройка, ее пионерный, романтический период закончился… Виктор Горбачёв, ставший редактором «Тюменской правды», позвал меня в газету. Но я – промышленник, а там оказалась свободной только одна вакансия завотделом – пропаганды.
– «А вы умеете играть на скрипке? Не знаю, не пробовал». Так?
– Но был уже 1986 год. Перестройка. Помнишь публикацию Лагунова в «Тюменской правде»? Очень острую и нашумевшую – «Берега гласности»? Она проходила по моему отделу. И вся дискуссия по этому поводу тоже. А я придумал цикл «Мы и наша история» – о забытых, закрытых страницах истории нашей. О Платоне Лопареве, о Викторе Вановском, организаторе первого съезда РСДРП. Он жил и похоронен в Тюмени. О других белых пятнах… Словом, погрузился в историю. Как трудно – еще действовали многие запреты. Как интересно. Четыре с половиной года. И раздрай – в стране, и в редакционных коллективах то же самое.… В «Тюменской правде» вызрело то, что в конце концов привело к созданию «Тюменских известий». Ушла команда: Бакулин, Строгальщиков, Князев и я.
«Формула 16+10»
– А желание создать газету…
– …вызвано усталостью от некоторых других редакторов. Легко было с Володей Фатеевым – дружили, как говорится, до гробовой, но я ушел из «Комсомольца», когда Володи там уже не было… Было взаимопонимание с Горбачёвым. Наверное, я не лучше их, наверное, у меня просто накопилось что-то свое, что требовало каких-то шагов. Почему бы не реализовать их? Сделать информационную газету, отдав информации всю первую полосу. Формула: шестнадцать плюс десять. Чтобы на одной странице уместились 16 информаций и десять снимков. Кстати, «Курьер» начался с того, что две творческие бригады сотрудников предлагали две модели первой полосы. Та, которую выбрали, делается до сих пор. А в городе не было городской газеты. И я сказал Киричуку – давай?
– А почему «Курьер»?
– Потому что он – курьер. Не правда, не известия – курьер. Пришел, отдал информацию – и свободен. Какие могут быть претензии к курьеру? Он – функция.
– Многие «курьерские» тексты строятся на фактах или вокруг фактов. Как ты прививаешь вкус к факту?
– Не знаю. Я сам – человек любопытный… Может быть, лучшее время журналистики и лучшее время «Курьера» тоже уже в прошлом? Tempora mutantur et nos mutamur in illis… Журналистика – как любовь. Тут ничего не может быть… через силу. Из-под палки ничего не напишешь…
– И последний вопрос: ты по жизни оптимист, пессимист, человек импульсивный или законченный трудоголик?
– Я по жизни счастливчик. Я воспринимаю свою жизнь как чудесный дар.
Ранее в сюжете
