От отчаяния к действию: как создавался Комитет солдатских матерей Тюменской области
Женщины отправились за своими сыновьями, несмотря ни на что
Отправка гуманитарной помощи, июль 2002 г. | Фото из личного архива Раисы Пелымской
Далее в сюжете: Жители Тюмени дискутируют о запрете мотоциклов по ночам
Ровно 30 лет исполнилось Комитету солдатских матерей Тюменской области – стихийно созданной общественной организации, направленной на защиту прав военнослужащих и поддержки их семей в середине 90-х, нулевых и последующие годы.
Управляли Комитетом две женщины: бессменный председатель Раиса Филипповна Пелымская и ее заместитель Таисия Иннокентьевна Галкина. У обеих во время Первой чеченской войны сыновья находились на срочной службе. Тюменки решили во что бы то ни стало добраться, повидать, передать гостинцы им – и множеству других таких же солдат, чьих-то сыновей.
По случаю юбилея организации «Тюменская область сегодня» пообщалась с Раисой Пелымской и Таисией Галкиной и расспросила о поездках в горячие точки, личных историях и о том, почему известная на весь регион общественная организация прекратила свою работу два года назад.
Вспышка на Северном Кавказе
– Когда состоялась первая встреча солдатских матерей? Какую задачу вы себе ставили?
Раиса Пелымская: Впервые собрались 8 февраля 1995 года. Пошли слухи, что на Северном Кавказе произошла какая-то вспышка. От парней перестали приходить письма. Оборвалась связь с нашими сыновьями – Пелымским Игорем Дмитриевичем и Галкиным Андреем Алексеевичем. Начали писать запросы в военкомат. И к нам обратились другие матери с предложением создать комитет.
Таисия Галкина: Первую партию гуманитарной помощи мы собрали в считаные дни. 11 февраля в зону боевых действий отправились 11 женщин. Среди них была я. Полетели в Моздок Северной Осетии, где нас расселили в общежитие при техникуме. У нас был список имен солдат, и каждое утро мы подавали заявки, пытались выяснить, в какой военной части они находятся. 12 дней там прожили. Своего только через неделю нашла, сказали, что находится в Грозном. Поехала туда на машине связи на северный аэродром.
Всех отпускали увидеться с матерями, моего не отпустили... Потом поздно вечером в палатке сплю и слышу голос – как сейчас помню его фамилию – полковника Дашкова: «Мамаша Галкина!» Ко мне приводят двух бойцов-танкистов, они грязные, черные, я даже не знаю, кто из них мой сын, к кому броситься. Дали отпуск на неделю. Когда меня провожали, полковник Дашков сказал: «Мамаша, не переживайте, он останется живым». Так и оказалось – сын у меня вернулся с войны.
Раиса Пелымская и Таисия Галкина с Книгой памяти о погибших солдатах | Фото Артемия Романова
– А что говорили солдаты, когда вы их встретили?
Таисия: Шла война, стреляли 19-летние, исполняли воинский долг. Сын рассказывал, что их полк поредел в два раза, все были разбиты. Конечно, большое горе.
Раиса: Многие матери понимали, что их сыновей уже нет в живых. Большое количество солдат погибло в новогоднюю ночь, с 31 декабря на 1 января. Вот они в феврале и поехали.
Позже, 8 апреля, мы приняли устав Комитета. Меня избрали председателем, Таисию – заместителем. В постоянном активе нас было семь человек. Тогдашний мэр города Степан Киричук забрал к себе, разместил в администрации на улице Первомайской.
В апреле 1995-го мы начали готовить вторую поездку. Поехала уже сама. С Моздока отправились в Чечню, в село Знаменское, сын Игорь там был. Служил водителем, у него была штабная машина, перевозил двух радистов. Позже с этими парнями их много лет связывала дружба. Один сюда, в Тюмень, переехал из Снежинска, а другой родом из Шадринска.
– Цель поездки была в том, чтобы увидеть сыновей или забрать домой?
Раиса: Нет, забирать никто не собирался. Потому что они бы в любом случае не поехали.
Таисия: Я взяла с собой дорожную одежду, но сын отказался. Конечно, некоторые думали забрать, но наши мальчишки сказали «нет», ни в какую. Поэтому целью наших поездок было повидаться, увезти гуманитарную помощь и разыскать других. Заявок много было, по 80, наверное, человек. Выясняли, кто жив, кто погиб, кто остается без вести пропавшим. Потом эти данные пересылали матерям в Тюмень, созванивались.
– Сколько поездок организовали?
Раиса: С матерями три поездки было в 1995 году, потом мы дважды съездили в 1996-м, потом еще раз в 2002-м, во Вторую чеченскую.
С мешками с гуманитарным грузом мы, конечно, натаскались. Но хотелось нашим тюменским-то парням подарки привезти. Однажды вечером всё в горах начало грохотать. Вся гостиница трясется, нам то ли спать ложиться, то ли… Вообще страшно было. Но как-то всё равно не боялись так, а?
Таисия: Ездили, не боялись. Молодыми были. Это сейчас нам по 70 лет.
– А сколько всего матерей обратилось к вам за помощью? Вели счет?
Раиса: Много, точную цифру и не скажешь. У нас тетради были... Сотни человек, возможно, больше тысячи.
Матери после войны
– В чем Комитет нашел себя, когда события в Чечне закончились?
Таисия: Работали с семьями погибших военнослужащих. Разбирали случаи неуставных отношений. Их было много в армии тогда. Мы наши войсковые части постоянно проверяли, областной сборный пункт. Как кормят, как одеты. Не ущемляют ли права военнослужащих, боролись с дедовщиной. И даже сидели на призывных комиссиях.
Раиса: Каждый призыв, весной и осенью, мы посещали военкомат и военные части с проверками, смотрели бытовые условия и морально-психологическую обстановку. Начали с матерями больше работать. В военкомат ходили со срочниками.
На учениях, в/ч № 20624. Тарское, апрель, 2010 г. | Фото из личного архива Раисы Пелымской
Таисия: Переехав из издания администрации, мы разместились на улице Ленина, 9 – рядом с областным военкоматом. И пока там находились, наша деятельность шла и шла, поступало много обращений от родителей по вопросам медицинского обследования призывников. А в 2015 году переместились на улицу Текстильную, 1. Обращений стало меньше, там занимались уже больше событийными мероприятиями.
Раиса: Мы плотно работали с администрацией, военкоматом, со штабами округов. Не спорили, ни с кем не ругались. Нам шли навстречу, давали номера телефонов воинских частей и их командиров, мы созванивались при необходимости. Сотрудничали, конечно, с коллегами по комитетам из других регионов, по всей стране.
В 2016 году организовали последнюю поездку. Сначала во Владикавказ, потом в Цхинвал. В Северной и Южной Осетии встречались с местными ребятами, которые проходили срочную службу, устраивали им чаепития, каждый смог передать привет по диктофону своим родным. Со всеми родителями потом созвонились, рассказали, что с парнями хорошо.
Но дома, дороги, транспорт там, конечно, страшно выглядели после войны…
Все тюменцы, в/ч № 20624. Владикавказ, апрель 2010 г. | Фото из личного архива Раисы Пелымской
Ветераны в Бундестаге
– Что запомнилось в работе за эти годы?
Раиса: Мы были в числе организаторов фестиваля военно-патриотической песни «Димитриевская суббота». Это мероприятие – поминовение всех погибших на поле брани во все времена. Приглашали семьи погибших, возлагали цветы, устраивали для родителей поминальный обед и концерт. Делали всё, чтобы хоть немного скрасить боль утраты.
В 2000 году по нашей инициативе на площади Памяти в Тюмени, рядом с Дворцом бракосочетания, была заложена Солдатская аллея. Засадили елочками. Каждый год, когда проходил фестиваль, мы эти елочки подсаживали. К сожалению, плохо приживались.
Таисия: Раньше в начале ноября всегда снег шел. Помню, как мы с Раей эти елочки сажали, чтобы на «Димитриевскую субботу» родители пришли, и у всех елочки были зеленые. А в день начала чеченской войны мы каждый год их наряжали в память о погибших.
Раиса: В апреле 2005 года вице-губернатор Сергей Сметанюк нас включили в поездку с ветеранами Великой Отечественной войны в Германию. И здесь поднялся такой шум-гам, что на нас даже хотели подать в суд.
– Из-за поездки в Германию?
Раиса: Нет. Потому что незадолго до поездки мы сходили на прием к губернатору Сергею Собянину. Он предложил нам заменить вот эти маленькие елочки на Солдатской аллее на хорошие ели. Объяснил, что нужна совсем другая технология, чтобы елочки прижились. Мы, конечно, были очень довольны, что сейчас там появятся голубые ели, а еще – пирамидальные тополя.
И когда мы находились в Германии, здесь старые ели начали вырывать бульдозером, а мы-то не видим. Несколько матерей приехали, а там... Они не знали, что будут новые ели. Переживали.
Потом, конечно, объяснили, что так будет лучше. Елочки стали большие и красивые, там обустроили дорожки, и все успокоились. А через 11 лет, в 2016-м, там еще обновленный памятный знак сделали при поддержке депутата Госдумы, председателя правления общественной организации «Защита Отечества» Николая Брыкина.
Таисия: Прежде там стоял железный знак. Стоял так долго, что уже стало стыдно. Ведь там большие мероприятия проходят. У нас, кстати, в рамках фестиваля «Димитриевская суббота» был блок «работа с семьями погибших», и мы полностью занимались им. Как раз в ходе «Димитриевской субботы» открывалась Солдатская аллея, а также была презентована Книга памяти в честь погибших солдат.
На приеме у губернатора Тюменской области Сергея Собянина, 2005 г. | Фото из личного архива Раисы Пелымской
– Поделитесь впечатлениями от поездки в Германию с ветеранами?
Таисия: Раньше практиковалось такое. Ветеранов, кто там воевал, возили и в Белоруссию, и на Украину, и в Германию. Представителей общественных организаций тоже включали в эти поездки.
Конечно, интересно было. С экскурсоводом на специальном автобусе, показывали концентрационные лагеря, Зееловские высоты, мы были на захоронениях советских солдат, посетили Бранденбургские ворота и сам Бундестаг. Там, где заседают немецкие депутаты, смогли посидеть наши ветераны Великой Отечественной войны.
Советские ветераны в Бундестаге, 2005 г. | Фото из личного архива Раисы Пелымской
Решающий фактор – здоровье
– Комитет солдатских матерей – это же федеральная структура?
Раиса: Сначала мы зарегистрировались как областная организация. А потом подключились к Москве. У них были финансы, а мы трудились скорее как волонтеры. Нам помогал только депутат-коммунист из Тюменской областной Думы Александр Черепанов. Позже поддержала Ольга Кузнечевских – директор областного департамента соцразвития, куда оформила нас на полставки.
Вместе с представителями военкомата посещали все прощальные церемонии в Тюмени, в селах и поселках – в Кулаково, в Богандинке, Винзилях, Тараскуле... Нас все семьи погибших в лицо знают, со многими еще дружим. Встречались с ними и активистами Комитета в феврале, отметили 30-летие. Хотя некоторых уже, конечно, нет в живых.
Богородское кладбище, 2000 г. | Фото из личного архива Раисы Пелымской
– Подойдем к теме ликвидации. Вы закрылись сами? Но почему?
Раиса: Мы честно проработали 28 лет. И ушли сами, тихонечко. А потому что уже всё, здоровье не позволяло, пора отдыхать. Вышли на пенсию. Передать структуру было некому. Несмотря на доплату от департамента соцразвития, это все-таки была работа на добровольных началах. А кто пойдет бесплатно работать?
А у нас сил уже не осталось. Потом вскоре у меня муж скончался, и у Таисии через четыре месяца. Вот такое совпадение.
Таисия: Конечно, такая организация должна существовать, может быть, люди бы обращались. Но по состоянию здоровья уже не смогли.
– Как опишете свою работу?
Раиса: Полжизни прошло в Комитете, работали с удовольствием. Душа радовалась, когда мы кому-то помогали. Такое счастье, что хоть одна мать еще одно доброе слово услышала. Мы вообще всех хорошо встречали. Всех чаем поили. Особенно весело было, когда с районов к нам приезжали большими группами.
Таисия: Да, встречи и веселыми были, и грустными.
***
Кому помог Комитет солдатских матерей
Вера Павловна Некрасова:
«Когда началась Чеченская кампания, насторожились все, у кого дети находились в армии. Мой сын Дмитрий Николаевич Тюрин служил старшим механиком-водителем в 506-м гвардейском мотострелковом полку в селе Тоцком Оренбургской области. После боя с 31 декабря на 1 января перестали приходить письма. Прошел январь. Потом в феврале образовался Комитет, и я сразу же обратилась за помощью.
Тогда как раз первая группа женщин отправлялась в Чечню, я дала данные своего сына. Он оказался там, жив. С тех пор поддерживала связь с Комитетом. Я живу в поселке, в Тараскуле, тогда телефонов не было, поэтому приезжала к девочкам после работы. Они позвонят по горячей линии – ага, мой жив, слава богу, еду домой спокойно.
Сын погиб в октябре 1995 года. Их группа попала в засаду у деревни Харачой, 18 человек не вышли живыми. Тело сына так сильно обгорело, что он был ошибочно захоронен в Кирове. А сам кировский мальчик, Вадим Митькиных, лежал в Ростове.
Раиса Филипповна и Таисия Иннокентьевна проделали большую работу, чтобы узнать, где мой сын, звонили по городам. Я сама тогда ездила в Ростов, где эксперты установили личность по сгоревшему жетону у захороненного и поняли ошибку. Тогда нам дали разрешение на эксгумацию тела нашего сына в Кирове, и при поддержке Комитета мы смогли вернуть его домой».
Фото из личного архива Веры Некрасовой
Мария Васильевна Сухинина:
«Я была членом Комитета солдатских матерей все годы его работы. Когда всё началось, сын Виктор Викторович Сухинин служил в Лефортово, где базировался 1-й мотострелковый полк Отдельной дивизии оперативного назначения им. Ф.Э. Дзержинского. Прошел учебку в Реутове, и 11 января 1995 года они уже были в Чечне.
В феврале организовался Комитет, мы полетели до Минеральных Вод. Каждая мама думала, что увидит сына и заберет его. От Минвод доехали до Моздока, где находился информационный центр. Посмотрели списки, у меня и еще двух женщин сыновья находились в одной части, № 3179, мой был в роте разведки, а те в спецназе. Отправились туда. Тряслись и боялись, в автобусе на нас косо смотрели и говорили нам плохие слова, что наши сыновья убийцы и всё прочее. Ну, сидели и помалкивали.
Добрались до Грозного, нам помог Нижневартовский ОМОН, довезли до ворот части. Это было какое-то училище, всё разбито, там находился штаб. А времени уже пять часов, темно, нас не пускают. Потом командир приехал, спросил, откуда мы, как добрались из Тюмени. Ответили: «Ну вот так, мы – мамы».
Завели внутрь, в какой-то разбитый класс, накормили кашей. Мы сказали, что ищем Сухинина, Токарева, Распопова. Утром наши сыновья приехали. Час-два повидались, и всё. Командир говорит: «Извините, как бы то ни было, но мы на службе». Я своему сыну сказала тихонечко, что взяла с собой паспорт, что он может поехать со мной.
Он говорит: «Мама, ну вот как ты это представляешь, чтобы я сейчас собрался и с тобой поехал? Или кто-то из парней? Как это будет? Пожалуйста, давайте добирайтесь до дома, потому что здесь, мама, война, а я отсюда ни шагу ногой». Не только он так сказал, но и Распопов, и Токарев. Попрощались с нами, мы уехали.
Это был конец февраля – начало марта. Тогда журналиста Владислава Листьева убили, и по всем каналам говорили про него, а про войну мало.
19 мая рота разведки попала в засаду и все парни, в том числе и командир, погибли. Моего сына успели эвакуировать, но он скончался в госпитале во Владикавказе 24 мая 1995 года. 1 июня мы его хоронили в Тюмени. Народу было полгорода, наверное.
Вот и весь рассказ. Мой сын, 19-летний парень, погиб. Жил, был, недолюбил, недосказал, всё – и нет.
С тех пор, с 1995 года по сегодняшний день, мы с Комитетом вместе, для нас это родной дом. Женщины, конечно, прошли, как по-русски, Крым и рым. С гуманитарной помощью где они только не были, по всем воинским частям ездили. У кого происходило горе, все бежали в этот Комитет солдатских матерей. Спасибо им».
Фото из личного архива Марии Сухининой

