Распутин и Париж
Статья к 150-летию со дня рождения Григория Распутина.
Весна уже наложила свою печать на великолепную столицу мира – Париж. Эта печать цвета изумрудной зелени. Нежно-зеленый под светло-голубым парижским небом цвета лазури… До безумия красиво!
Парижане пьют кофе в нескончаемых уличных бистро и несут маленькие букетики первых цветов. Это тоже печать весны.
В роскошных залах дворцов и музеев, где раньше звучала прекрасная живая музыка мазурок и кадрилей – в XXI веке – тишина. Гаджеты в руках и наушники в ушах. А это уже примета времени, а не весны. Как же хотелось, читая Виктора Гюго, увидеть знаменитый храм – Нотр-Дам де Пари…
Как и у большинства россиян, представление о Париже у меня – чисто книжное: Бальзак, Дюма и, конечно же, Виктор Гюго. Ну наконец-то все сбудется! Я все это увижу своими глазами. По приглашению правнучки Распутина – Лоранс мы приехали к ней в гости, в Париж! Какое-то странное оживление я краем глаза заметила еще по дороге из аэропорта. Много полицейских машин, тревожные звуки сирены. Но беспечны ведь не только парижане, как выразился о них наш поэт, плюя с Эйфелевой башни, русские-несмотря на свою трудную историю – беспечны не менее французов…
Не думая ни о чем плохом, я легкомысленно впитывала впечатления от улиц, прохожих, бесконечных кафешек и непередаваемого запаха парижской весны. Зайдя в крохотный номер гостиницы, по инерции включила телевизор, прежде чем отправиться в душ… Рука застыла на пульте: пожар! Горит Нотр-Дам де Пари!!! Мозг отказывался принимать эту информацию. Буквально отказывался. Храм стоял с XII века и вот в двадцать первом, когда я, предвкушая зрительное наслаждение от встречи с этой красотой, прилетела в Париж, - он беззащитно горит! «Этого не может быть, - говорила я себе, - он стоял восемь столетий, его не разрушило ни время, ни революции… О нем так красочно написал французский классик! Это трогательная история Эсмеральды и Квазимодо!» Ну хоть плачь от досады! И я бы, наверное, заплакала… А вот французы плакали без всякого сослагательного наклонения. В отчаянии, вставая на колени прямо на улицах, молились со слезами на глазах за национальную святыню. Эмоциональность - еще одна черта, которая нас с ними объединяет.
А пожары во время реставраций памятников архитектуры - увы, дело нередкое. Весной 2015 года вместе с лесами загорелась колокольня Новодевичьего монастыря в Москве. И молитвы и слезы верующих - это такая же реальность, как и здесь. Самый страшный миг был без десяти минут восемь вечера по местному времени. Объятый пламенем шпиль падает! Падает как-то медленно, как в кино на замедленных кадрах, словно в фильме-катастрофе. Казалось - все! Теперь огонь переметнется на башни с многочисленными колоколами и тогда Нотр-Дам не спасет уже ничто… С острова Сите стали эвакуировать людей. «Это конец, - подумала я, - у Парижа вырвано сердце, он никогда уже больше не будет прежним, я вижу агонию…»
Парижане брались за руки с незнакомыми людьми и со слезами на глазах пели религиозный гимн «Аве Мария» в отчаянной надежде хоть как-то помочь храму Божьему… И огонь отступит! Пламя начало затихать, собственно, потому что гореть стало нечему - камень. Крыша обвалилась. Но отдельные очаги на высоте 50-60 метров пылали еще много часов. Начинает смеркаться, вокруг огромное количество киносьемочных групп разных телекомпаний со всего мира.
Пешком отправляюсь в гостиницу, только сейчас осознав, что я стала свидетелем того, как горел исторический символ Франции, бесценное сокровище европейской и мировой культуры, одна из важнейших христианских святынь. Ведь Нотр-Дам - это артефакт, возможность заглянуть в прошлое. Слава богу, что смогли отстоять то, что смогли отстоять! «Ничего, - успокаивала я себя, современные строительные технологии позволят восстановить храм, лучше прежнего». Но в глубине души я понимала, что я в него уже не попаду. Работы не на одно десятилетие…
Всю ночь по телевизору шел знаменитый мюзикл «Нотр-Дам де Пари». Не зная ни слова по-французски, я понимала все: горбун раздвигал две колонны, которые на него наползали, и я видела, что это колонны того храма, который сегодня горел. И еще музыка. Божественная музыка Риккардо Коччанте. И эта Парижская ночь, время сладкого забвенья от пережитой 15 апреля трагедии. Ах, парижская ночь! Несколько часов сладостного ночного забвения, а потом - тишина. Совсем короткая предутренняя тишина, когда Париж замирает совсем ненадолго в предчувствии скорого рассвета…
С досадой вспомнила фразу из нашего знаменитого фильма: «Ну все, съездил на курорт!»
А утром я увидела Париж глазами правнучки нашего знаменитого земляка Григория Распутина – Лоранс. Мы встретились в самом центре - около Сен-Жермена и отправились по французским улочкам на Монмартр. Проклятый языковой барьер! Переводчик из смартфона помогал мало. Но когда хочешь понять другого человека - поймешь! В ход пошло все: и язык жестов, и музыкальные распевы, и смех, и слезы… Говорили на смеси англо-франко-русско-татарского наречий. В небольшом уютном ресторанчике мы явно вызвали интерес у молодых официантов и соседей по столику, когда я, усиленно жестикулируя, передавала Лоранс привет от Игоря Рязанцева, нашего тюменского художника, который в прошлом году экспонировал свои работы в Лувре, на выставке современного искусства, и подарил ей портрет Распутина, написанный в Тюмени. А слово «Лувр» - на всех языках Лувр. И если у нас оно вызывает заслуженное уважение, то у французов, естественно, еще и гордость.
Монмартр. С правнучкой Распутина - Лоранс (в центре) || Фото из архива Марины Смирновой.
Мы обменивались фотографиями, новостями, тем, что происходит у нас, в музее ее знаменитого прадеда. Я приготовила подарок для Лоранс: на деревянную планшетку наши тюменские умельцы прикрепили мне кованый гвоздь от дома Распутина и подкову, найденную на территории музея-усадьбы. Внизу планшетки все это было выгравировано на французском языке. Она всплакнула, когда взяла это в руки и прочла. А чтобы память о местах, откуда она родом, была окончательно и бесповоротно материальной – я подарила ей комплект из уральских самоцветов в серебре, которые сама безумно люблю и ношу. Эмоции были абсолютно женскими! Мы засиделись.. Лоранс познакомила меня со своим внуком: симпатичный, молодой, увлекается серфингом. Современный молодой человек. Вежливый, обаятельный. Но вот что значит кровь! Какие-то совершенно по-русски теплые отношения с бабушкой. Меня лично это тронуло. Но она эту сторону своей жизни как-то закрывает, и поэтому мне было очень лестно, что она так доверчиво себя повела со мной.
Прощались мы совсем поздно, она пригласила нас к себе домой, сказав, что не все фотографии с бабушкой, дочерью Распутина Матреной, принесла с собой. Дома у нее есть даже те, которые она сделала сама, когда бабушка была уже совсем пожилой. От такого предложения, отказаться было невозможно. И опять – кровь! Ресторан – это, конечно, по европейски, но она – Распутина. В общем, «француженка, но русского она происхождения». Не устаю цитировать Высоцкого. А в гости – это уже совсем другое дело… Это по нашему.
А потом был Париж убийц Распутина. На кладбище Сент-Женевьев-де-Буа я долго стояла на могиле Феликса Юсупова, известного не только тем, что он был самым богатым отпрыском рода князей Юсуповых, графов Сумароковых Эльстон, но еще и тем, а, пожалуй, прежде всего тем, что убил Григория Распутина. Восьмиконечный православный крест из серого мрамора, распустившиеся петунии лилового цвета, металлические таблички на кресте… Как причудливо, но прихотливо связались судьбы убийц Распутина в этом прекрасном городе Париже, где живут потомки и самого Григория Ефимовича. Феликс умер 27 сентября 1967 года в Париже. Я подумала, что он наверняка ходил на могилу своего кумира Оскара Уайльда на кладбище Пер-Лашез. Я побывала там накануне и увидела могилу Уайльда, которую администрация кладбища вынуждена была огородить, так как экзальтированные почитатели зацеловали ее насмерть и даже отломали некоторые фривольные части памятника…
Еще один из убийц Распутина – доктор Станислав Лазоверт, тоже проживал в Париже в восьмом округе неподалеку от Елисейских полей. Он много путешествовал и однажды, вернувшись из очередного вояжа, с удивлением обнаружил на первом этаже своего дома дансинг (танцевальный клуб), который владельцы назвали «Распутин». Каково? «Достал он меня и здесь, в Париже», - сказал Лазоверт своему приятелю, имея ввиду Распутина.
Не могу не сказать, что в Париже есть еще и ресторан «Распутин». Находится он по адресу Бассано, 58, тоже недалеко от Елисейских полей. Считается элитным. Цены, конечно, не для простых смертных. Салат оливье – 30 евро, голубцы – 50. Плюс плата за вход – 65 евро. «Одна-а-ако», - как говорил известный персонаж Ильфа и Петрова. В 90-е годы в этом ресторане пел Эдуард Хиль. С этим же рестораном связана известная история с Владимиром Высоцким и художником Михаилом Шемякиным, которого выдворили из Советского Союза в Париж. Они очень близко дружили и, как многие творческие люди, крепко дружили с Бахусом. Но в ресторанах обычно напивались по очереди, чтобы один контролировал ситуацию. Однако в один из вечеров в ресторане «Распутин» - не рассчитали, перебрали оба… Как вспоминают, Высоцкий стал разбрасывать бумажные франки, потом взял гитару и запел: «Где мой черный пистолет – на Большой Каретной».
Видимо, под нахлынувшими чувствами Михаил Шемякин буквально достал настоящий черный пистолет и начал палить в потолок. Посетители ресторана – кто куда, а хозяйка немедленно вызвала полицию. Поняв, что натворили, друзья ретировались из знаменитого ресторана и, увидев на улице еще только подъезжавшую машину полиции, сделали серьезные лица и, стараясь не шататься, благостно прошествовали мимо. Творческим результатом этого кутежа стала песня Высоцкого «Французские бесы», официально посвященная Михаилу Шемякину.
...Я где-то точно - наследил, -
Последствия предвижу:
Меня сегодня бес водил
По городу Парижу,
Канючил: «Выпей-ка бокал!
Послушай-ка гитары!» -
Таскал по русским кабакам,
Где - венгры да болгары...
Русских в Париже действительно много. В метро надписи: «Алла + Саша». А когда на моей ветке после благозвучного «Ля Шапель» я услышала название следующей станции - «Сталинград» - почуствовала себя как дома.
В Париже окончит свои дни еще один из убийц Распутина – капитан Сергей Михайлович Сукотин. Когда его в России разбил паралич, родственники Сукотина написали в Париж Феликсу Юсупову с просьбой помочь. Князь заберет подельника к себе в Париж, где он вскоре и умрет в одной из больниц.
Еще одна знаковая фигура из убийц Распутина – великий князь Дмитрий Павлович Романов – тоже долгое время проживал в Париже. Именно здесь, у него случился роман со знаменитой иконой стиля Коко Шанель, который продолжался целый год. Их роману посвящен аромат «Куир ду руссе». В 1927 году великий князь Дмитрий Павлович обоснуется в нормандском замке Бомениль. Но уже в конце 30-х годов уедет в Швейцарию, где и закончит свои дни.
Так вот тесно все убийцы Распутина связаны с этим потрясающим городом, где живут и потомки самого Григория Ефимовича. Те, которым удалось выжить после революционного лихолетья. Муж старшей дочери Распутина Матрены – Борис Николаевич Соловьев, прожив некоторое время в эмиграции, скончается в возрасте 33 лет именно здесь, в Париже, в больнице Коше 31 августа 1926 года от чахотки.
Вот такие вот переплетения судеб…
Разгуливая по Парижу вечером, я нашла нужный мне адрес: Монмартр, 146. Вот оно, кафе «Круассан» с мемориальной доской: «31 июля 1914 года в 21:40 здесь был убит Жан Жорес». Один из самых великих завсегдатаев этого заведения. Пуля Рауля Вийена пробила затылок создателю и главному редактору «Юманите» Жану Жоресу, когда он склонился над своими бумагами над одним из этих столов кафе. Весь Париж в те времена знал этого 54-го толстяка с седой бородой в лицо. Жорес возглавлял не только французскую, но, принимая во внимание его авторитет, и всю европейскую социал-демократию. Не согласившись стать министром, он и только он, мог предотвратить войну, в которую еще не вылились начавшиеся 28 июля военные действия между Австро-Венгрией и Сербией. Ведь он к тому моменту добился невозможного: немецкие и французские социалисты договорились о всеобщей забастовке в случае мобилизации: «лучше восстание, чем война!» Но стачка могла состояться лишь при живом Жоресе… Поэтому и был здесь убит.
Сразу вспомнилось село Покровское: 29 июня 1914 года мещанка Хиония Гусева покушается на жизнь Распутина. Уголовное дело о покушении в местных архивах сохранилось. Думаете, некорректное сравнение – неграмотный мужик и редактор «Юманите»? Еще какое корректное! Балканский конфликт назревал давно. Оставалось только втянуть в него Россию. И неожиданно на пути встал неграмотный сибирский мужик. И это не преувеличение. Свидетельство тому – мемуары трех премьеров. Так, например, Сергей Юльевич Витте, тогдашний премьер-министр страны, пишет: «в 1912 году, когда Россия в первый раз готова была вмешаться в балканский конфликт, Распутин на коленях умолял государя не делать этого. Мужик указал все гибельные для России результаты европейского пожара, и стрелки истории повернулись по-другому. Война была предотвращена». Позднее в одном из интервью тот же самый премьер скажет: «Весь мир хулит Распутина, а знаете ли вы, что Распутин в 1912 году спас нас от войны? – Каким образом? Как может человек, с трудом умеющий написать свое имя и не имеющий представления об иностранной политике, что-либо подобное совершить? – И все-таки это факт, - возразил Витте. Ваши слова доказывают лишь одно: вы слишком мало знаете Распутина. Его сила и тайна заключается именно в том, что он не такой человек, как другие. Совершенно верно, он необразован. Можно думать о нем как угодно, можно быть его другом или врагом, одно необходимо признать: он обладает крепкой волей и природным умом, которому позавидовали бы многие образованные люди».
Вот вам и роль личности в истории.
Улетала я из Парижа со смешанным чувством радости и печали. Радовалась, что лечу домой, к себе в музей. Буду с новым наполнением читать экскурсии. А грустно было от того, что в Париже осталась что-то очень важное для меня самой, для моего любимого музея Распутина и для всех нас. Это удивительно, как иногда точка на карте меняет не только угол твоего зрения на прошлое, но становится как бы линзой, наведенной на твою сегодняшную жизнь.
Прощай, Париж! Ты меня покорил, несмотря ни на какие пожары.
P. S. Уже в первый же день после поездки в Париж ко мне в музее подошел мужчина и протянул фотографию. Он сказал, что у них умерла престарелая родственница Мария Ивановна Третьякова, которая проживала в селе Борки. Долгие годы за иконой она хранила фотографию. Я взглянула и обомлела. На старом снимке начала прошлого века – дети Распутина. Дмитрий в военной форме, Матрена в кокетливом платье и нарядная Варвара с белым воротничком на блузке. Это были, несомненно, они.
Слева направо: Матрена, Варвара, Дмитрий Распутины. Публикуется впервые || Из фондов музея Распутина
Я знаю все фотографии Распутина и его семьи, но такую видела впервые. И я только что в Париже видела эти глаза, у правнучки – Лоранс. В эпоху цифровых носителей молодежи будет трудно понять мое волнение… Это было удивительно! Если бы чуть-чуть раньше, я удивила бы Лоранс в Париже такой сенсационной находкой! Но, спохватившись, поняла - я же могу прямо сейчас из Покровки послать ей это фото! Реакция была мгновенной: «Боже мой! Это же она, моя бабушка Матрена! Совсем молодая! И ее младшая сестра Варвара, судьбу которой она всегда хотела узнать, живя в Америке. Как здорово, что в России, несмотря на революцию и войны, такое могло сохраниться! Спасибо вам, мои дорогие друзья».
Директор музея Распутина в селе Покровском Марина Смирнова
Читать также:
Весна уже наложила свою печать на великолепную столицу мира – Париж. Эта печать цвета изумрудной зелени. Нежно-зеленый под светло-голубым парижским небом цвета лазури… До безумия красиво!
Парижане пьют кофе в нескончаемых уличных бистро и несут маленькие букетики первых цветов. Это тоже печать весны.
В роскошных залах дворцов и музеев, где раньше звучала прекрасная живая музыка мазурок и кадрилей – в XXI веке – тишина. Гаджеты в руках и наушники в ушах. А это уже примета времени, а не весны. Как же хотелось, читая Виктора Гюго, увидеть знаменитый храм – Нотр-Дам де Пари…
Как и у большинства россиян, представление о Париже у меня – чисто книжное: Бальзак, Дюма и, конечно же, Виктор Гюго. Ну наконец-то все сбудется! Я все это увижу своими глазами. По приглашению правнучки Распутина – Лоранс мы приехали к ней в гости, в Париж! Какое-то странное оживление я краем глаза заметила еще по дороге из аэропорта. Много полицейских машин, тревожные звуки сирены. Но беспечны ведь не только парижане, как выразился о них наш поэт, плюя с Эйфелевой башни, русские-несмотря на свою трудную историю – беспечны не менее французов…
Не думая ни о чем плохом, я легкомысленно впитывала впечатления от улиц, прохожих, бесконечных кафешек и непередаваемого запаха парижской весны. Зайдя в крохотный номер гостиницы, по инерции включила телевизор, прежде чем отправиться в душ… Рука застыла на пульте: пожар! Горит Нотр-Дам де Пари!!! Мозг отказывался принимать эту информацию. Буквально отказывался. Храм стоял с XII века и вот в двадцать первом, когда я, предвкушая зрительное наслаждение от встречи с этой красотой, прилетела в Париж, - он беззащитно горит! «Этого не может быть, - говорила я себе, - он стоял восемь столетий, его не разрушило ни время, ни революции… О нем так красочно написал французский классик! Это трогательная история Эсмеральды и Квазимодо!» Ну хоть плачь от досады! И я бы, наверное, заплакала… А вот французы плакали без всякого сослагательного наклонения. В отчаянии, вставая на колени прямо на улицах, молились со слезами на глазах за национальную святыню. Эмоциональность - еще одна черта, которая нас с ними объединяет.
А пожары во время реставраций памятников архитектуры - увы, дело нередкое. Весной 2015 года вместе с лесами загорелась колокольня Новодевичьего монастыря в Москве. И молитвы и слезы верующих - это такая же реальность, как и здесь. Самый страшный миг был без десяти минут восемь вечера по местному времени. Объятый пламенем шпиль падает! Падает как-то медленно, как в кино на замедленных кадрах, словно в фильме-катастрофе. Казалось - все! Теперь огонь переметнется на башни с многочисленными колоколами и тогда Нотр-Дам не спасет уже ничто… С острова Сите стали эвакуировать людей. «Это конец, - подумала я, - у Парижа вырвано сердце, он никогда уже больше не будет прежним, я вижу агонию…»
Парижане брались за руки с незнакомыми людьми и со слезами на глазах пели религиозный гимн «Аве Мария» в отчаянной надежде хоть как-то помочь храму Божьему… И огонь отступит! Пламя начало затихать, собственно, потому что гореть стало нечему - камень. Крыша обвалилась. Но отдельные очаги на высоте 50-60 метров пылали еще много часов. Начинает смеркаться, вокруг огромное количество киносьемочных групп разных телекомпаний со всего мира.
Пешком отправляюсь в гостиницу, только сейчас осознав, что я стала свидетелем того, как горел исторический символ Франции, бесценное сокровище европейской и мировой культуры, одна из важнейших христианских святынь. Ведь Нотр-Дам - это артефакт, возможность заглянуть в прошлое. Слава богу, что смогли отстоять то, что смогли отстоять! «Ничего, - успокаивала я себя, современные строительные технологии позволят восстановить храм, лучше прежнего». Но в глубине души я понимала, что я в него уже не попаду. Работы не на одно десятилетие…
Всю ночь по телевизору шел знаменитый мюзикл «Нотр-Дам де Пари». Не зная ни слова по-французски, я понимала все: горбун раздвигал две колонны, которые на него наползали, и я видела, что это колонны того храма, который сегодня горел. И еще музыка. Божественная музыка Риккардо Коччанте. И эта Парижская ночь, время сладкого забвенья от пережитой 15 апреля трагедии. Ах, парижская ночь! Несколько часов сладостного ночного забвения, а потом - тишина. Совсем короткая предутренняя тишина, когда Париж замирает совсем ненадолго в предчувствии скорого рассвета…
С досадой вспомнила фразу из нашего знаменитого фильма: «Ну все, съездил на курорт!»
А утром я увидела Париж глазами правнучки нашего знаменитого земляка Григория Распутина – Лоранс. Мы встретились в самом центре - около Сен-Жермена и отправились по французским улочкам на Монмартр. Проклятый языковой барьер! Переводчик из смартфона помогал мало. Но когда хочешь понять другого человека - поймешь! В ход пошло все: и язык жестов, и музыкальные распевы, и смех, и слезы… Говорили на смеси англо-франко-русско-татарского наречий. В небольшом уютном ресторанчике мы явно вызвали интерес у молодых официантов и соседей по столику, когда я, усиленно жестикулируя, передавала Лоранс привет от Игоря Рязанцева, нашего тюменского художника, который в прошлом году экспонировал свои работы в Лувре, на выставке современного искусства, и подарил ей портрет Распутина, написанный в Тюмени. А слово «Лувр» - на всех языках Лувр. И если у нас оно вызывает заслуженное уважение, то у французов, естественно, еще и гордость.
Монмартр. С правнучкой Распутина - Лоранс (в центре) || Фото из архива Марины Смирновой.
Мы обменивались фотографиями, новостями, тем, что происходит у нас, в музее ее знаменитого прадеда. Я приготовила подарок для Лоранс: на деревянную планшетку наши тюменские умельцы прикрепили мне кованый гвоздь от дома Распутина и подкову, найденную на территории музея-усадьбы. Внизу планшетки все это было выгравировано на французском языке. Она всплакнула, когда взяла это в руки и прочла. А чтобы память о местах, откуда она родом, была окончательно и бесповоротно материальной – я подарила ей комплект из уральских самоцветов в серебре, которые сама безумно люблю и ношу. Эмоции были абсолютно женскими! Мы засиделись.. Лоранс познакомила меня со своим внуком: симпатичный, молодой, увлекается серфингом. Современный молодой человек. Вежливый, обаятельный. Но вот что значит кровь! Какие-то совершенно по-русски теплые отношения с бабушкой. Меня лично это тронуло. Но она эту сторону своей жизни как-то закрывает, и поэтому мне было очень лестно, что она так доверчиво себя повела со мной.
Прощались мы совсем поздно, она пригласила нас к себе домой, сказав, что не все фотографии с бабушкой, дочерью Распутина Матреной, принесла с собой. Дома у нее есть даже те, которые она сделала сама, когда бабушка была уже совсем пожилой. От такого предложения, отказаться было невозможно. И опять – кровь! Ресторан – это, конечно, по европейски, но она – Распутина. В общем, «француженка, но русского она происхождения». Не устаю цитировать Высоцкого. А в гости – это уже совсем другое дело… Это по нашему.
А потом был Париж убийц Распутина. На кладбище Сент-Женевьев-де-Буа я долго стояла на могиле Феликса Юсупова, известного не только тем, что он был самым богатым отпрыском рода князей Юсуповых, графов Сумароковых Эльстон, но еще и тем, а, пожалуй, прежде всего тем, что убил Григория Распутина. Восьмиконечный православный крест из серого мрамора, распустившиеся петунии лилового цвета, металлические таблички на кресте… Как причудливо, но прихотливо связались судьбы убийц Распутина в этом прекрасном городе Париже, где живут потомки и самого Григория Ефимовича. Феликс умер 27 сентября 1967 года в Париже. Я подумала, что он наверняка ходил на могилу своего кумира Оскара Уайльда на кладбище Пер-Лашез. Я побывала там накануне и увидела могилу Уайльда, которую администрация кладбища вынуждена была огородить, так как экзальтированные почитатели зацеловали ее насмерть и даже отломали некоторые фривольные части памятника…
Еще один из убийц Распутина – доктор Станислав Лазоверт, тоже проживал в Париже в восьмом округе неподалеку от Елисейских полей. Он много путешествовал и однажды, вернувшись из очередного вояжа, с удивлением обнаружил на первом этаже своего дома дансинг (танцевальный клуб), который владельцы назвали «Распутин». Каково? «Достал он меня и здесь, в Париже», - сказал Лазоверт своему приятелю, имея ввиду Распутина.
Не могу не сказать, что в Париже есть еще и ресторан «Распутин». Находится он по адресу Бассано, 58, тоже недалеко от Елисейских полей. Считается элитным. Цены, конечно, не для простых смертных. Салат оливье – 30 евро, голубцы – 50. Плюс плата за вход – 65 евро. «Одна-а-ако», - как говорил известный персонаж Ильфа и Петрова. В 90-е годы в этом ресторане пел Эдуард Хиль. С этим же рестораном связана известная история с Владимиром Высоцким и художником Михаилом Шемякиным, которого выдворили из Советского Союза в Париж. Они очень близко дружили и, как многие творческие люди, крепко дружили с Бахусом. Но в ресторанах обычно напивались по очереди, чтобы один контролировал ситуацию. Однако в один из вечеров в ресторане «Распутин» - не рассчитали, перебрали оба… Как вспоминают, Высоцкий стал разбрасывать бумажные франки, потом взял гитару и запел: «Где мой черный пистолет – на Большой Каретной».
Видимо, под нахлынувшими чувствами Михаил Шемякин буквально достал настоящий черный пистолет и начал палить в потолок. Посетители ресторана – кто куда, а хозяйка немедленно вызвала полицию. Поняв, что натворили, друзья ретировались из знаменитого ресторана и, увидев на улице еще только подъезжавшую машину полиции, сделали серьезные лица и, стараясь не шататься, благостно прошествовали мимо. Творческим результатом этого кутежа стала песня Высоцкого «Французские бесы», официально посвященная Михаилу Шемякину.
...Я где-то точно - наследил, -
Последствия предвижу:
Меня сегодня бес водил
По городу Парижу,
Канючил: «Выпей-ка бокал!
Послушай-ка гитары!» -
Таскал по русским кабакам,
Где - венгры да болгары...
Русских в Париже действительно много. В метро надписи: «Алла + Саша». А когда на моей ветке после благозвучного «Ля Шапель» я услышала название следующей станции - «Сталинград» - почуствовала себя как дома.
В Париже окончит свои дни еще один из убийц Распутина – капитан Сергей Михайлович Сукотин. Когда его в России разбил паралич, родственники Сукотина написали в Париж Феликсу Юсупову с просьбой помочь. Князь заберет подельника к себе в Париж, где он вскоре и умрет в одной из больниц.
Еще одна знаковая фигура из убийц Распутина – великий князь Дмитрий Павлович Романов – тоже долгое время проживал в Париже. Именно здесь, у него случился роман со знаменитой иконой стиля Коко Шанель, который продолжался целый год. Их роману посвящен аромат «Куир ду руссе». В 1927 году великий князь Дмитрий Павлович обоснуется в нормандском замке Бомениль. Но уже в конце 30-х годов уедет в Швейцарию, где и закончит свои дни.
Так вот тесно все убийцы Распутина связаны с этим потрясающим городом, где живут и потомки самого Григория Ефимовича. Те, которым удалось выжить после революционного лихолетья. Муж старшей дочери Распутина Матрены – Борис Николаевич Соловьев, прожив некоторое время в эмиграции, скончается в возрасте 33 лет именно здесь, в Париже, в больнице Коше 31 августа 1926 года от чахотки.
Вот такие вот переплетения судеб…
Разгуливая по Парижу вечером, я нашла нужный мне адрес: Монмартр, 146. Вот оно, кафе «Круассан» с мемориальной доской: «31 июля 1914 года в 21:40 здесь был убит Жан Жорес». Один из самых великих завсегдатаев этого заведения. Пуля Рауля Вийена пробила затылок создателю и главному редактору «Юманите» Жану Жоресу, когда он склонился над своими бумагами над одним из этих столов кафе. Весь Париж в те времена знал этого 54-го толстяка с седой бородой в лицо. Жорес возглавлял не только французскую, но, принимая во внимание его авторитет, и всю европейскую социал-демократию. Не согласившись стать министром, он и только он, мог предотвратить войну, в которую еще не вылились начавшиеся 28 июля военные действия между Австро-Венгрией и Сербией. Ведь он к тому моменту добился невозможного: немецкие и французские социалисты договорились о всеобщей забастовке в случае мобилизации: «лучше восстание, чем война!» Но стачка могла состояться лишь при живом Жоресе… Поэтому и был здесь убит.
Сразу вспомнилось село Покровское: 29 июня 1914 года мещанка Хиония Гусева покушается на жизнь Распутина. Уголовное дело о покушении в местных архивах сохранилось. Думаете, некорректное сравнение – неграмотный мужик и редактор «Юманите»? Еще какое корректное! Балканский конфликт назревал давно. Оставалось только втянуть в него Россию. И неожиданно на пути встал неграмотный сибирский мужик. И это не преувеличение. Свидетельство тому – мемуары трех премьеров. Так, например, Сергей Юльевич Витте, тогдашний премьер-министр страны, пишет: «в 1912 году, когда Россия в первый раз готова была вмешаться в балканский конфликт, Распутин на коленях умолял государя не делать этого. Мужик указал все гибельные для России результаты европейского пожара, и стрелки истории повернулись по-другому. Война была предотвращена». Позднее в одном из интервью тот же самый премьер скажет: «Весь мир хулит Распутина, а знаете ли вы, что Распутин в 1912 году спас нас от войны? – Каким образом? Как может человек, с трудом умеющий написать свое имя и не имеющий представления об иностранной политике, что-либо подобное совершить? – И все-таки это факт, - возразил Витте. Ваши слова доказывают лишь одно: вы слишком мало знаете Распутина. Его сила и тайна заключается именно в том, что он не такой человек, как другие. Совершенно верно, он необразован. Можно думать о нем как угодно, можно быть его другом или врагом, одно необходимо признать: он обладает крепкой волей и природным умом, которому позавидовали бы многие образованные люди».
Вот вам и роль личности в истории.
Улетала я из Парижа со смешанным чувством радости и печали. Радовалась, что лечу домой, к себе в музей. Буду с новым наполнением читать экскурсии. А грустно было от того, что в Париже осталась что-то очень важное для меня самой, для моего любимого музея Распутина и для всех нас. Это удивительно, как иногда точка на карте меняет не только угол твоего зрения на прошлое, но становится как бы линзой, наведенной на твою сегодняшную жизнь.
Прощай, Париж! Ты меня покорил, несмотря ни на какие пожары.
P. S. Уже в первый же день после поездки в Париж ко мне в музее подошел мужчина и протянул фотографию. Он сказал, что у них умерла престарелая родственница Мария Ивановна Третьякова, которая проживала в селе Борки. Долгие годы за иконой она хранила фотографию. Я взглянула и обомлела. На старом снимке начала прошлого века – дети Распутина. Дмитрий в военной форме, Матрена в кокетливом платье и нарядная Варвара с белым воротничком на блузке. Это были, несомненно, они.
Слева направо: Матрена, Варвара, Дмитрий Распутины. Публикуется впервые || Из фондов музея Распутина
Я знаю все фотографии Распутина и его семьи, но такую видела впервые. И я только что в Париже видела эти глаза, у правнучки – Лоранс. В эпоху цифровых носителей молодежи будет трудно понять мое волнение… Это было удивительно! Если бы чуть-чуть раньше, я удивила бы Лоранс в Париже такой сенсационной находкой! Но, спохватившись, поняла - я же могу прямо сейчас из Покровки послать ей это фото! Реакция была мгновенной: «Боже мой! Это же она, моя бабушка Матрена! Совсем молодая! И ее младшая сестра Варвара, судьбу которой она всегда хотела узнать, живя в Америке. Как здорово, что в России, несмотря на революцию и войны, такое могло сохраниться! Спасибо вам, мои дорогие друзья».
Директор музея Распутина в селе Покровском Марина Смирнова
Читать также: