Александр НОВОПАШИН: «Кто край суровый полюбил, тому Сибири нет милее»
Директор департамента информационной политики Александр Новопашин издал третий поэтический сборник. Среди героев компактной книги "Вещь" - очки, ботинки, автобус. Повседневные простые предметы, которые, однако, вызывают глубокие воспоминания и чувства. Необычный концепт привлек внимание самых искушенных читателей.
Сергей КОМАРОВ,
доктор филологических наук, профессор Тюменского государственного университета
«Всегда над нами – власть вещей…»? – задумывались известные русские поэты в самом начале XX века, в частности Иннокентий Анненский, которому и принадлежит данная строка.
Слово «вещь», имея в отечественной культуре несколько значений, заставит любого читателя вспомнить и про отдельные предметы, изделия, и про произведения искусства. Будучи вынесено в заглавие художественной книги, это слово, конечно, пробудит мысль и об уверенности автора в собственных силах. Провокативна для читателя уже сама возможность быстро перепроверить объявленное качество этой небольшой книги, тем более что чаще всего в последние годы стихотворцы отличаются завышенными претензиями.
Однако автор продолжает нас удивлять. Оказывается, он предлагает нам не просто стихи, а «поэтические инсталляции» – таков жанровый подзаголовок его «Вещи». Читатель понимает: с ним играют всерьез и по-крупному, сознательно заявляют правила, требуют внимания и сотворчества, а не только оценки. Ему автор предлагает готовый чужой художественный визуальный ряд и оригинальную стихотворную (уже свою) реакцию на этот ряд (преимущественно в восемь-двенадцать строк). Тем самым читатель приобщается к процессу сотворчества, открыто втягивается в него, соотносит собственные и авторские возможности, эмоции, сопоставляет свой и чужой опыт. Совпадая, он получает удовольствие, а не совпадая, ищет точки соприкосновения – активизируясь, переживая, соревнуясь.
Можно сказать, что Александру Новопашину (а именно он выступает здесь в качестве автора) не хватает собственных лирических ситуаций, скрытых стимулов для словесного творчества, и поэтому он ищет их вовне – в художественном фото. А можно сказать иначе:
Он конструирует нового современного героя, мир которого чрезвычайно визуализировался, переполнился самыми различными вещами, и герой хочет упорядочить этот мир,
установить с каждой вещью прямой субъективный контакт, прорваться через этот «потребительский мир» к самому себе, предъявить сконцентрированную до стиха одухо-творенную эмоцию, сказать открыто и всем: это мы, это наше психоаналитическое зеркало. В нем, в зеркале, все естественно и вещественно, все связано и проверяемо: детство, любовь, малая родина, родители, труд, память, благодарность, судьба, война и мир, земля и небо. Я – здешний, я – русский. Поэтому так органично достраивается словом Александра Новопашина заполнившее все черно-белое пространство изображение десятка «луковых кос», развешенных на стене:
Заплетая луковые косы
На закате солнечного дня,
Улыбалась милому сквозь слезы,
Голову бедовую склоня.
Наливались
новой жизнью грозди,
Сладостным
предчувствием маня…
И однажды сын
у мамы спросит:
Ты одна придумала меня?
Эта условная взаимосвязь троих людей (мужчины – женщины – сына), положенная на полуфольклорный, казалось бы, канонический язык, просвечивает драму и идиллию народной жизни, ее повторяемость и нерушимость, ее мечтательность и предусмотрительность, ее общность и конкретность. И главное – сопричастность к ней автора и читателя.
Переворачиваем страницу книги (а в ней стихи расположены по алфавиту – от А до Я) и читаем текст «Морожена», сопровождающий фотографию престарелого в штопаной телогрейке сухонького, но еще физически крепкого мужчины, бредущего мимо чужого палисадника с неначатым стаканчиком пломбира:
У деда Евсея
Веселая жизнь –
Ни пашет, ни сеет,
Живет – зашибись!
В худой телогрейке,
С ушанкой на лбу.
Богатства Евсейке
Уже ни к чему…
Цигарку закурит,
Морожену съест.
Не надо другую,
Коль Родина здесь.
Сопричастность к судьбе неизвестного никому россиянина, чувство мудрой самодостаточности жизни с ее субъективной логикой и правотой не дадут частушечному стиху морализаторски указать на возможные альтернативы существования, удержат автора в рамках классического гуманизма. Зато текст, достраивающий до целостного образа фото «Ножички», полон живой свободной иронии современного человека, немало знающего о построении глобального мира:
Песочный круг земли,
Расчерченный на страны,
Делили, как могли,
Бросая нож карманный.
Империи росли,
Колонии стирались…
Политики Земли
Без дела оставались.
Конечно, чтобы текст с малой стиховой массой естественно работал с читателем, нужны и техничная неточная рифма (например, распахнут – лопаты, нарекания – руками я), и неожиданные острые концовки, и оригинальные эпитеты (зажмуренная тишь, растрогавшийся ветер), нужны и психологически опознаваемые наблюдения («Вот с гладиолусами школьник/Никак не может дрожь унять»; «Маминой кофточки всполохи нежные/С черной, от папиных брюк полосой»; «буханка/прижалась щербатой щекой к целлофану» и т.п.).
Но Александр Новопашин умеет и взорвать этот узнаваемый предметный мир укрупненным и колористичным образом, не теряющим своей эмоциональной сложности:
И смотрит вслед
растерянная елка
Глазищами накрашенных гирлянд.
Классическое филологическое образование (автор окончил Тюменский госуниверситет) позволяет Александру Новопашину обеспечивать стратегический замысел «Вещи» необходимой культурой слова. Не случайно он выходит к своему читателю уже с третьей книгой стихов. Что ж, будем ждать четвертую книгу поэта из Тюмени, города, ассоциирующего в сознании страны с «нефтяными качалками», о которых автор столь же естественно и понимающе не мог промолчать:
Лбом с размаху стуча
что есть силы,
На коленях поклоны творя,
Нефтяные качалки молились
На бескрайних снегах января.
И Земля отдавала из сердца
Черной нефти дремучую кровь.
А качалки, не в силах согреться,
В ноги кланялись
ей вновь и вновь.
На презентации «Вещи» в родном городе автор немного смущенно сказал: «Мы все Новопашины – из деревни, от земли, от корней». И этому веришь.
ХОДИКИ | САПОГ И ВАЛЕНОК |
Не родословное поместье, Не шкаф с фамильным серебром Достались от отца в наследство – Лишь ходики да холм с крестом. И никому не догадаться В чем главный у часов секрет, Они отмеривают счастье Минутной стрелкой много лет. |
Задрав потертые подошвы, Упершись в частокол щекой, Сапог и валенок о прошлом Заспорили между собой. Один хвалил снегов просторы, Другой – туманы у реки... А жизнь кипела за забором, И щеголяли каблуки. |
Другие стихотворения поэта: ссылка
Читайте больше:
Выпускники станцуют вальс на тюменской набережной