Навечно в памяти

Листаю пожелтевшие от времени документы отца Филлипа Снигирева, бережно хранящиеся в  семейном архиве: красноармейская книжка, военный билет. На фотографии такое родное, но одновременно незнакомое лицо, потому что таким молодым его не помню. С легкой грустью вглядываюсь в семейное фото – родители сфотографировались на память перед отправкой на фронт, и мысленно возвращаюсь в далекий 1941 год.

По рассказам мамы знаю, как донеслась страшная весть о войне в далекую сибирскую деревню, как провожали мужей и братьев в неизвестность оставшиеся в деревне женщины, дети и старики. Отца сразу отправили в Хабаровское военно-пехотное училище. Служил он добросовестно, за спины однополчан не прятался. Вскоре получил звание сержанта и должность помощника командира взвода (Калининский фронт). В одном из кровопролитных боев под городом Великие Луки был тяжело ранен в обе ноги и доставлен в госпиталь. Четыре долгих месяца лечился, а потом вновь на передовую. Фронтовой шофер Филлип Снигирев возил горючее танкистам, боеприпасы на передовую.

– Трудно было очень, но баранку не бросал. Не раз попадал под бомбежку, и так жалко было расставаться со сгоревшей машиной. Ведь она становилась как родная, – вспоминал отец.

В короткие часы передышки дядя Фили (так ласково называли его  однополчане) доставал любимую гармошку, с которой не расставался всю войну, и неслась задушевная, его любимая песня «Бьется в тесной печурке огонь...» Так  и осталась эта песня «папиной», посвященная маме, которая всю войну ждала его.

Однажды их взвод попал в окружение, завязались ожесточенные кровопролитные бои. С приближением ночи немцы притихли. Вышла луна и осветила все вокруг. В ее отражении что-то блеснуло. Может, ручеек какой или лужица, подумал отец и пополз. Пить хотелось нестерпимо. Зачерпнул рукой …и почувствовал запах крови. Отполз к своим. На  вопрос, что там, ответил: лужи крови.

Победу он  встретил в небольшом немецком селении близ Берлина.

Очень долго после войны отец ничего никому не рассказывал, только ночами мы иног­да просыпались от его криков во сне: «В атаку! Вперед!» Да слышали его стоны от боли. После войны папа не расставался с машинами, так  и проработал до пенсии шофером. А военная полуторка осталась его любимой машиной.