Сын Ишимской земли

Сын Ишимской земли. .

О войне и мире, о любви и радости землякам рассказывает поэт Михаил Зуйков

Ишимский поэт Михаил Зуйков – ветеран Великой Отечественной войны. Имеет орден Отечественной войны ІІ степени, медали «За взятие Кенигсберга» и «За боевые заслуги».  В 2008-м и 2011-м увидели свет два сборника его лирических произведений.
У Михаила Дмитриевича есть строки:
Мне выше не было б похвал,
когда бы за родного сына
меня Ишим навек принял.

Поэта заслуженно можно назвать родным сыном Ишимской земли. И это несмотря на то, что его родной край – деревня Колбышево на берегу Иртыша Большереченского района Омской области. Та земля взрастила поэта, напитала жизненными соками, научила любить землю Русскую, благословив на защиту Родины в тяжелую годину Великой Отечественной вой­ны, ромашковыми да васильковыми салютами встретила молодого бойца с ранней сединой на висках, потерявшего в той страшной войне немало товарищей боевых.

Послевоенная жизнь и трудовая биография Михаила Зуйкова связаны с Ишимом. Здесь он создал и трепетно оберегал свою семью. Его музой и спутницей по жизни тридцать восемь счастливых лет была Прасковья Игнатьевна. Воспитали сыновей Вячеслава и Михаила, дочь Татьяну. Теперь у поэта подрастают и правнуки.

Много лет, следуя зову души, радует Михаил Дмитриевич горожан литературным творчеством, с гордостью рассказывая:
– Создал свыше тысячи лирических произведений. Мои стихи разлетелись по шестнадцати городам четырех государств. Писать их начал в тридцать пять лет. С тех пор как «полились» стихи, посетило вдохновение. Начинал с прозы и зарисовок. Сотрудничал с газетами. Встречался  и писал о хороших людях. Через мою душу прошли тысячи и тысячи людей, когда я работал в кондукторском резерве, потом в горкоме партии, в комитете народного контроля. Не умел я щадить себя, работал на износ. На заслуженный отдых ушел в 1987 году.

Стихи Михаила Зуйкова озарены особым светом человечности, любви к ближнему, потому что частичку души и сердца поэт оставил в каждом из лирических творений. Основные мотивы творчества: любовь к Родине, родителям и окружающим, уважение  и воспевание человека труда, преклонение перед красотой и величием природы.

В воспоминаниях детства у Михаила Дмитриевича и родная деревенька «прямая, как струна», вытянутая в одну улицу; и все тяготы работы в колхозе, начавшиеся с восьмилетнего возраста;  и домашние хлопоты матери, которая ловко у русской печки управлялась, ткала прочное льняное полотно, из которого шила белье, скатерти, рубашки, сарафаны для большой семьи.

– Мама ловила рыбу по озерам и Иртышу, – рассказывает Михаил Зуйков. – Невод в деревне только у нас был. Часто слышал от нее: «Миша! Пойдем по Иртышу щурогаек половим!» Семья у нас была «сложная».

У родителей в браке было трое совместных детей: сестра Мария, я и брат Владимир. Всего же детей оказалось восемь: нас трое, да трое детей от первого брака отца и двое от первого брака матери...

Как Зуйковы умудрялись прокормить немалую семью? Трудом праведным. Родители работали в колхозе, держали приусадебное хозяйство: кур, телят, свиней. Огородные и лесные дары (огурцы, капусту, грибы) солили целыми кадушками.  Нельзя обойти вниманием особый песенный дар поэта, унаследованный от родителей. Он играл на гармони, брат Владимир подыгрывал ему на балалайке.

– Везде я ходил с гармошкой, – рассказывает Михаил Дмитриевич. – Деревня была песенная. Пели все от мала до
велика: когда ехали на работу в поле, когда возвращались домой. Почти в каждом доме звучали старинные русские песни, и в нашем доме пели все сестры, братья, я. Частушек знали много. Сами сочиняли, сами пели...

На фронтовых фотографиях запечатлено, как Михаил Зуйков неразлучен с музыкальным инструментом. Песенная основа пронизывает и его лирический багаж, а восемь произведений, положенных на музыку,  стали прекрасными песнями. Стихи Михаила Зуйкова на редкость биографичны.

В цикле военной лирики он сумел передать не только собственное состояние души. В его стихах «Солдатские вдовы», «Она не помнила отца», «Разговор с отцом» набатом звучит вселенское горе.

Именно поэтому стихи-плачи стали настоящим откровением для вдов и сирот, чьи судьбы опалила война. О себе поэт рассказал, «как был крещен войной навек», оказавшись в 1943 г. (после полугодичного обучения в Калачинской снайперской школе, что находилась в десяти километрах от родной деревеньки) «...на полосе прифронтовой» в составе 326-й стрелковой дивизии.

– Когда в армию взяли, – делится ветеран Великой Отечественной, – ростом я был сто пятьдесят два сантиметра, а весил всего сорок шесть килограммов. Нас называли «ротой карандашей», все были примерно одного возраста. Я был заряжающим. В перерывах между боями спали на ходу. Помню, иду, за телегу держусь, если отпущу, упаду и усну. Врезался в память один случай на фронте. Стояла весна и пахота была уже мягкая, а нужно перебежать 200 мет­ров по полю. У меня – две мины в кармане по семь килограммов каждая. С таким грузом я бежать не мог и шел шагом. Ноги вязли, утопая в земле. А пули свистели и трещали, так как разрывными стреляли. Но ни одна не попала – спас меня Господь Бог.

В беседе ветеран вкратце рассказал о годичной учебе в артиллерийской разведке, о фронтовых тяготах, что мужественно переносил с боевыми товарищами. С одним из них, Игорем Михайловичем Григорь­евым, что жил в Курске, его связывала многолетняя переписка. С детьми друга, Александ­ром и Людмилой, ветеран общается по сей день, даже стихи им посвящает.

О победном дне сорок пятого Михаил Дмитриевич вспоминает:

– Шел я из госпиталя. Нагнал меня командир дивизии, посадил в машину, подвез и зачислил в комендантскую роту. Так я остался у генерала и охранял его после войны. Семь лет служил в армии и дома не был.

Все пережитое волнует и будоражит память ветерана, у которого «сердце тоже плачет каждый день навзрыд». Михаил Дмитриевич скорбит о потерях: «Уезжают друзья не на час, не на сутки» и по-доброму, словно общаясь с близким человеком, дает наставление молодым:

Майским утром в День Победы
Приходите к обелискам.
И отцам своим, и дедам
Поклонитесь низко-низко...

----------------------------------------------------

Разговор с отцом

Как боль вспоминается
год сорок пятый,
Соседский мальчишка
у старых ворот.
Все мимо и мимо шагают солдаты,
А он не уходит, он трепетно ждет.
– Ну что же ты, папка...
И снова упрямо
Глядит на дорогу, за дол, за ручей...
– Неужто не знаешь,
как ждет тебя мама,
Как ночью она не смыкает очей?
Неужто не знаешь,
как мамка устала?
Здоровья-то нету, а всюду одна...
Пора бы вернуться –
ни много ни мало
Полгода уж скоро,
как стихла война.
У Кольки Лескова отец,
между прочим,
Давно уже дома,
в медалях вся грудь.
А ты, как поедешь,
прошу тебя очень:
Пилотку и звездочку
мне не забудь...
И так каждый день
у родимого крова
С отцом говорит он,
слеза по щеке.
Да только отец
не услышит ни слова:
Давно похоронка
лежит в сундуке.

Уходил я на фронт в сорок третьем...

По-мальчишески звонок и светел,
До конца не поверив в беду,
Уходил я на фронт в сорок третьем,
В сорок третьем нелегком году.
Только мать день и ночь голосила,
Обняла напоследок, потом
Троекратно меня осенила
Под старинной иконой крестом.
Мать-то знала, и с ней не поспоришь,
Знала сердцем в иссохшей груди,
Сколько будет страданий и горя,
Сколько пыток еще впереди...
Только там, в цепких лапах тревоги,
Где в опасности был каждый миг,
Только там, на солдатских дорогах,
Смысл я слез материнских постиг.
Марш-броски и бои на рассвете,
Лед в окопах, недели без сна,
Но не этим, не этим, не этим
Больно врезалась в память война.
С этим можно бы как-то смириться,
Научились лишенья терпеть.
Ну а как голове не склониться,
Если вот она, рядышком, смерть?
Если вот она, в пулях и минах,
Каждый день, каждый час, без конца:
То отнимет у матери сына,
То оставит детей без отца.
То расчет вдруг снарядом накрыло,
То комбата не спас от огня.
Столько было смертей,
столько было!
Столько было и ран у меня.
И сейчас еще нет мне покоя:
То заплачу,
то вскрикну во сне...
До сих пор я не вышел из боя.
Сердцем я до сих пор на войне.

Она не помнила отца

Она не помнила отца
в свои три года от начала
и, как другие, у крыльца,
его с Победой не встречала.
Не довелось, хотя ждала –
когда война была в разгуле,
отца жестоко отняла
под сердце вражеская пуля...
А время шло, спеша от зла,
от той крутой военной стужи.
Взрослела девочка. Жила
своих подруг ничуть не хуже.
У ней все было, пусть не вдруг:
игрушки, куклы и наряды.
А ей б тепло отцовских рук,
и больше ничего не надо!
Чтоб руки эти повели
ее, на зависть всем счастливым,
в поля, где плещут ковыли,
где птиц весенние мотивы.
А ей, чтоб скрасить бытие,
а ей бы – через три ступени
в минуты горькие ее
к отцу хоть раз бы на колени!
К щеке прижаться, замереть
и позабыть про все на свете!
В глазах слезинки – не стереть.
И чем, ну чем на них ответить?
Прошли, просыпались года,
замел следы за ними ветер.
Она теперь не молода,
и у самой большие дети.
Уже морщинки по лицу,
уже бессонница ночами,
Но и сегодня по отцу
не остудить ее печали.
Хоть нет ни капельки вины,
бежит за ней всю жизнь клубочком.
Вот и вчера средь тишины
опять послышалось ей: «Дочка!»
Михаил ЗУЙКОВ, г. Ишим