О болезнях молодежи и изменениях в пациентах рассказала терапевт ОКБ № 2

О болезнях молодежи и изменениях в пациентах рассказала терапевт ОКБ № 2. В сутки за помощью в тюменскую больницу обращаются более 1 000 человек .

В прошлое воскресенье в России отмечался День медика. В этот праздник мы часто вспоминаем тех, кто круглосуточно дежурит на посту – у постели больных, в операционных, под звуки сирен скорой помощи. Кто эти люди? Что ими движет? Правда ли, что дети врачей не болеют? И как искусственный интеллект меняет медицину? Все ответы знает Евгения Квизикявичус – начальник терапевтической службы ОКБ № 2 и, что тоже важно, моя мама.

«Жизнь – это мгновение»

– Мам, с чего начинается твой рабочий день?

– С утреннего обхода пациентов, которые находятся в отделениях реанимации. Это самые тяжелые и сложные больные. За утро осматривают 75–80 человек ежедневно. И дежурные врачи рассказывают, докладывают их лабораторную диагностику, клиническое состояние. Этим занимается целая команда. До обследования решается необходимость проведения консилиума, перевода пациента в другое лечебное учреждение. Разные моменты есть.

– Тогда другой вопрос: во сколько начинается твой рабочий день?

– В 7:10.

– Ого. А ты, когда идет обход, чем занимаешься? В чем твоя задача?

– Пациенты редко болеют только хирургическими заболеваниями. К примеру, если поступает мужчина среднего возраста, то практически всегда у него присутствует сопутствующая патология. Есть пациенты, которые до этого перенесли инфаркт или инсульт, иногда диагноз требует уточнений. И после планерки у главного врача – там мы обсуждаем план на день, назначаем консилиумы – начинается осмотр самых сложных пациентов. Вот тогда я непосредственно собираю жалобы, смотрю, трогаю.

– И что самое сложное для тебя?

– Наверное, сложно сохранять концентрацию и внимание. Потому что информации очень много, есть сложные случаи, и хочется всесторонне погрузиться в пациента. Иногда просто не хватает времени на это.

– Я думала, ты по-другому ответишь – что самое сложное это смерть.

– Да, люди умирают, рано или поздно. Но всегда. Ты же понимаешь, да? Но в момент, когда они попадают в больницу, хочется максимально им помочь. И тут важно что-то не упустить. А контролировать всю ситуацию сложно. Но мы стараемся сделать всё, что от нас зависит. Значит ли это, что я легко отношусь к смерти? Конечно нет. Тяжело, когда пациенты умирают. Это же человеческая жизнь.

– Есть ли какие-то смерти, которые особо сильно трогают тебя? То есть ты приходишь с работы и всё думаешь и думаешь об этом.

– Да. И не только смерти. Бывают сложные пациенты, у которых один диагноз пересекается с другим, одно состояние переходит в другое… Совсем недавно ко мне попал молодой человек, у которого в 33 года было стентирование на коронарных артериях. И буквально через неделю у него случился тяжелый обширный инсульт. Это всё оставляет след. Потому что на работе ты максимально сдержан, то есть ты профессионал. А выходя с работы, становишься обычным человеком и думаешь, что жизнь это… Это мгновение. Его нужно проживать и радоваться каждому дню. И мне кажется, что в свои 33 года он, выписываясь из больницы, не думал, что с ним может случиться такая беда.

– Ты удивляешься тому, что тяжело болеют молодые?

– Молодость, наверное, затрагивает больше. Это ведь люди, которые младше меня, ровесники моих детей. Кажется, что вся жизнь впереди, а так не получается. Такая вот судьба – несправедливая штука. Но помочь хочется каждому, и это не зависит от возраста.

Сейчас мужчины старше 40 лет – самая незащищенная группа. Это всё стресс, гипертония. Очень многие люди вообще не знают, что у них повышается давление или высокий холестерин. При этом в обычной жизни мало у кого из них дома есть тонометр, а если нет явной проблемы, необходимости, то и на прием к терапевту они не приходят. Для этого, кстати, придумали диспансеризацию, на которую врачи всячески зовут. Это скрининговое обследование – проводятся анализы, собираются жалобы и определяется направление, которое нужно будет глубже обследовать.

«Посторонние видят это как хаос»

– А почему ты пошла учиться на врача?

– Тебе честно сказать? У меня был знакомый мальчик Антон. Самое интересное, он никогда моим другом не был. В какой-то момент мне говорят: «Антоха собрался поступать на врача». А мне тогда было 14 лет, и я так подумала: «Хм, если Антоха собрался, а почему бы мне не попробовать?» Решила, что стать врачом – это ведь не так плохо, на самом деле. Это было после девятого класса. А потом пришлось приложить очень много усилий – у меня были репетиторы по химии, биологии. Даже экзамены я сдавала в другой школе, так как шла на медаль, мне это необходимо было… Шел 1999 год. Усилия приходится прикладывать до сих пор, учиться. Вот в 2023-м я прошла первичную переподготовку по кардиологии. Но, кстати, терапия для меня всё равно самая интересная специальность.

– Почему?

– Потому что она включает в себя все другие терапевтические специальности. Человек – как кроссворд, который хочется разгадать. Когда складываются какие-то пазлы, когда понятен диагноз – это вообще здорово.

– Ты помнишь своего первого пациента?

– Я помню свое первое ночное дежурство – это был страх и ужас. В интернатуре есть куратор, или врач, который закреплен за тобой, можно попросить у него помощи. А в тот момент, на дежурстве, я была единственным врачом-терапевтом. И понимаю: ага, никто в случае необходимости мне не поможет. Груз ответственности вообще сумасшедший. Как сейчас помню, ко мне поступила пациентка с инфарктом, с клинической смертью. Но всё закончилось хорошо. Мы оказали ей помощь, госпитализировали. И потом, уже много лет спустя, мы вновь встретились – она поступила с повторным инфарктом. Конечно, она меня не узнала после клинической смерти, но я-то ее помнила.

– Что-то с начала твоей карьеры поменялось? За столько лет.

– Сейчас нагрузка, конечно, выросла. Почему? Количество пациентов, которые обращаются за медицинской помощью, в разы увеличилось. Растет население города. При этом крупные медицинские центры не так быстро строятся. В ОКБ № 2 – это больница экстренной медицинской помощи, многопрофильная – обращаются за сутки от 1 000 до 1 200 человек.

Это всего лишь сутки! Работают детское приемное отделение, взрослое приемное отделение, хирургия, травматология, нейрохирургия… Люди и сами приезжают, и на скорой помощи – это огромная жизнь, которая постоянно бурлит, течет.

– Это похоже на то, что показывают в сериалах?

– Да. Работа в приемном отделении точно похожа. Там может быть одновременно несколько скорых, есть специальные бригады. То есть приходит не один врач, а сразу несколько: реаниматологи, травматологи, нейрохирурги. Они одновременно занимаются пациентом, назначают обследование, делают выводы по результатам. Это позволяет сократить время нахождения в приемном отделении, максимально быстро оказать помощь и, например, поднять больного в операционную.

– Я видела тебя за работой. Вокруг такой шум, гам и столько адреналина! Или для тебя это всё не так, ты спокойно воспринимаешь?

– Наверное, посторонние видят это как хаос. Когда ты смотришь со стороны, да. А когда работаешь в этой системе, четко понимаешь, где твои пациенты, которые к тебе обратились, на какой стадии обследования они находятся, будут ли они госпитализированы или отпущены, нужно ли привлечь кого-то из специалистов. Процессы идут параллельно, и ими всеми нужно руководить.

– Случается ли что-то экстраординарное, что нарушает порядок?

– Везде случаются такие моменты. В этом самое интересное – тут работа никогда не повторяется. Каждый день новый, у каждого пациента индивидуальный случай. И тут еще надо уточнить, а что экстраординарное в твоем понимании? Отключение света? И такое бывает, да. Тогда автоматически включаются генераторы и экстренное освещение. В отделениях реанимации на этих генераторах работают ИВЛ и много другой аппаратуры. Все схемы отработаны. Даже если, к примеру, обрушится стена. На этот случай есть алгоритм перераспределения пациентов по другим отделениям и пути эвакуации. Есть множество планов «Б».

«Реагировала как мама»

– А ты бы хотела, чтобы я стала врачом? Существуют ведь династии докторов.

– Нет, выбор профессии – это выбор моих детей. Поэтому я не настаиваю. Знаю точно: чтобы быть хорошим доктором, нужно прикладывать очень много усилий, долго учиться. В течение всей жизни ты всё равно – хочешь, не хочешь – будешь повышать свою квалификацию. И невозможно быть врачом наполовину. Потому что в любое время дня и ночи может кто-то позвонить, попросить о помощи. Работа – часть моей жизни. Поэтому, наверное, мне не очень хотелось бы, чтобы и мои девочки по 8 лет учились.

– Говорят, что дети врачей не болеют. Но мы с сестрой болели. Ты как на это реагировала?

– Да, дети врачей тоже болеют. Иногда болеют очень серьезными заболеваниями. Я реагировала как мама – конечно, переживала, старалась лечить. Но сохраняла некую трезвость – отстранялась и понимала, что температура снижается, становится лучше, всё хорошо.

– То есть тебе медицинское образование помогало не переживать? Или, наоборот, ты знала, чем это может кончиться, и всё было более волнительно?

– Наверное, был один раз. Ты тогда болела скарлатиной. Тебе пять лет, и вот ты три дня ходишь с температурой выше 40, которая ничем не сбивается. И да, тогда это было серьезно – я переживала, что появятся осложнения. Но в основном знания, наоборот, помогают взвешивать ситуацию. Более трезво оценивать опасность. Была ли вина в том, что я врач, а мои дети болеют? Я ведь такой же человек, я тоже болею. Как и все мои близкие.

– К слову о возрасте. Сколько мне было лет, когда я написала письмо Дедушке Морозу: «Хочу, чтобы маму уволили с работы»?

– Так, сейчас... Тебе было шесть лет. Даша (младшая дочь – прим. ред.) тоже меня не пускала. Когда я уходила на смену, она говорила: «все болеют, ну и пускай болеют, а ты на работу не ходи». Сейчас вспоминаю вот это всё и думаю… Тяжело осознавать, что твои дети выросли, что часть этой жизни ты прожила вне своей семьи, с другими людьми, с которыми встречала рассветы – с коллегами бок о бок в скорой помощи, на дежурствах в реанимации…

– Ты жалеешь, что много работала?

– Понятие «много» – это отдельный момент. Да, иногда мне хотелось быть со своей семьей, со своими детьми, друзьями. Но могу сказать, что опыт нарабатывается только практикой. И благодаря ночным дежурствам, большому количеству работы ты становишься профессионалом. На дежурствах вся ответственность только на тебе, начинаешь думать, импровизировать.

– Мам, ты сейчас говоришь обо всём этом, и я понимаю, как для тебя это важно. А вот на пенсии как? Ты представляешь свою жизнь без…

– Конечно. Я мечтаю, что у меня будет прекрасная дача, много-много цветов, и на эту дачу ко мне будут приезжать мои дети со своими друзьями, мои друзья. Мы будем пить чай с пирогами на веранде.

– А как же больные?

– Это будет время для других врачей. Более молодых. И знаешь, сейчас искусственный интеллект начинает помогать.

«На всех так смотрю»

– Вы используете его?

– Есть определенные программы в диагностике. Часть рутинной работы он с нас снимает. Заполнение документов, скажем так, первичная интерпретация данных обследования, таких как ЭКГ, к примеру. При этом всегда есть врач, который всё перепроверяет и контролирует. Но новые технологии активно вводятся – во-первых, не хватает физических лиц, врачей во многих регионах. А во-вторых, это унифицированный подход – чем больше данных, тем база шире. Это как энциклопедия, грубо говоря.

– Понимание всех процессов в организме помогает тебе быть здоровой?

– Это помогает не впадать в панику, когда что-то болит. Наверное, так. И при этом я четко знаю, что, например, курение и прием алкоголя – это пагубные привычки, которые влияют на здоровье: возникают заболевания легких, ухудшается цвет лица, головные боли и всё остальное.

– То есть для тебя это не абстрактное знание, а скорее практика?

– Я всё это вижу, соответственно, всё прекрасно понимаю.

– Но ведь есть некоторые врачи, которые курят и пьют?

– Да, некоторые. Но сейчас ведь у меня интервью берут, а я этого не делаю (смеется).

– Это правда видно, курит человек или нет?

– Вначале, когда мы молоды, не так видно, потому что кожа регенерируется, организм имеет больше ресурсов. А с возрастом регулярное токсическое повреждение влияет на центральную нервную систему, сердечно-сосудистую систему. Никотин же вызывает спазм сосудов – сосудов головного мозга, глаз, почек.

– Бывает так, когда ты смотришь на человека и понимаешь, что у него что-то не так?

– Это называется профдеформация. Я, к сожалению, на всех так смотрю. Вот я вижу человека, который, например, часто дышит. Или у него красный цвет лица, пунцовый. И думаю: наверное, у него сейчас повышенное давление. Да, я могу подойти на улице к человеку – если вижу, что ему плохо – и задать вопрос, нужна ли моя помощь. Но вот так обращаться и раздавать советы, мол, вам надо провериться… Нет. Считаю, если человек готов обратиться за медицинской помощью, он это сделает.

– Я часто своих героев на интервью спрашиваю о смысле жизни. У тебя есть такое, что благодаря работе, всем этим спасенным пациентам, не страшно подводить итоги жизни?

– Работа, конечно, играет важную роль, но всё-таки личная жизнь в большей степени говорит, зря всё было или нет. Для каждого это свое. Для меня – моя семья, дети, муж и, да, моя работа. Я рада этому. Благодарна Богу за то, что имею. Готова ли я завтра умереть? Наверное, нет. Но мне есть что вспомнить и о чем подумать. У меня много планов, которые идут далеко вперед. И знаю точно, что люблю свою работу – ничем другим бы я не смогла заниматься.

– Ты говоришь спасибо Богу. Ты искренне веришь?

– Верю. Может быть, я не так часто хожу в церковь. Это та вера, которая у меня в душе – обращаюсь к ней, когда правда нужна помощь в каких-то жизненных ситуациях, поддержка.

«Не просто пациент, а часть команды»

– За столько лет твоей работы поменялись ли пациенты? В конце концов, ты начала работать, когда интернета в большинстве квартир не было.

– Пациенты стали более сознательными и, возможно, более требовательными. Но плюс в том, что сейчас очень многие понимают, чем они болеют, почему так случилось и что может ухудшить состояние. Они прекрасно знают, как важно ежедневно принимать препараты. И это помогает работать с пациентом на равных, когда ты ему объясняешь все «за» и «против», и когда ты в нем видишь не просто пациента, а… часть команды. Единственное, я четко понимаю, что люди не имеют медицинского образования, гуглят, и информация искажается интернетом. Но если у человека есть интерес что-то поискать, узнать про себя – это прекрасно.

– А что насчет болезней? Я слышала, что инфаркт и инсульт сильно «помолодели».

– Да, гораздо больше сейчас пациентов с такими диагнозами – и это фатальные случаи, которые приводят к смерти. Такая ситуация связана не только с высоким давлением, с высоким холестерином – очень влияет хронический стресс, который преследует нашу молодежь.

– Мам, но ведь и вашему поколению есть о чем переживать, и поколению до вас тоже.

– Я просто смотрю на молодых коллег – не знаю, может быть, ты живешь другой какой-то жизнью. Они приходят на работу и до обеда выпивают 2-3 чашки кофе. Очень большой объем информации, очень высокая скорость, и они себя так «разгоняют». А вечером многие не могут уснуть, отдохнуть, не всыпаются. И по новой. Да и просто есть люди, которые очень много нервничают. Дел стало больше – работа теперь не только на работе, но и в телефоне. За эти годы очень сильно поменялся ритм жизни.

– Есть ли какой-то простой способ быть здоровым?

– Я бы сказала, что это гармоничное сочетание отдыха и работы – нужно много гулять, дышать свежим воздухом. Много спать, от шести до восьми часов в сутки.

– Мам, ты столько спишь?

– Нет, конечно, дорогая. Что еще там? Вкусно питаться и размеренно жить – наверное, вот тот самый способ.