Писатель Сергей Чекмаев объяснил тренд на антиутопии и позитивный постапокалипсис

Писатель Сергей Чекмаев объяснил тренд на антиутопии и позитивный постапокалипсис. О Стругацких, Булычеве и произведениях, которые дают надежду.

Сегодня в тренде антиутопии. Новые научные и технические достижения почему-то все чаще вдохновляют писателей-фантастов рисовать самые мрачные и тревожные сценарии будущего. На смену классическим романам-предупреждениям Оруэлла, Замятина и Хаксли приходят новые пугающие произведения современных алармистов, и их становится все больше.

В 2025 году российская научная фантастика отметит свой вековой юбилей. Ее история отсчитывается с первого номера журнала «Всемирный следопыт», в котором печатались произведения советских фантастов.

Разочарование братьев Стругацких

Как же получилось, что безудержный светлый оптимизм Ивана Ефремова, братьев Стругацких и Кира Булычева сменился не менее безудержной футурофобией? Такой вопрос «Тюменская область сегодня» задала одному из спикеров Марафона науки и фантастики, прошедшего в конце прошлого года в Тюменском технопарке, писателю Сергею Чекмаеву.

– На самом деле, эти направления в научно-фантастической литературе развивались параллельно. Еще Стругацкие в своей повести «Понедельник начинается в субботу», вышедшей в 1965 году, говорили о двух форматах фантастики – «мире светлого завтра» и «мире страха перед будущим». Но в действительности такого тотального разделения не было.

Да и сами Стругацкие в какой-то момент разочаровались в коммунистическом мифе, что заметно по их произведениям. Начиная с повести «Попытка к бегству» они все больше и больше не верили в воспеваемое ими ранее коммунарское будущее. Не потому, что оно плохое, а потому, что, осматриваясь вокруг, все сильнее убеждались, что оно невозможно.

Стругацкие неоднократно задавались вопросом – что же надо сделать, чтобы позднесоветская мещанская культура превратилась в общество коммунаров. Этому, в частности, посвящена их повесть «Гадкие лебеди», где прямым текстом написано и проговорено, что нужно изъять всех детей от родителей, чтобы те не передавали им свои ценности, и воспитывать их с помощью «мокрецов», а поскольку таковых в реальности не существует – в специальных пансионатах-интернатах. И другого пути не существует.

– А в своем собственном окружении, советской интеллигенции, так любовно описанной в том же «Понедельнике», они тоже разочаровались?

– Если мы посмотрим на постперестроечные произведения, которые Борис писал уже в одиночку – «Бессильные мира сего» и «Двадцать седьмая теорема этики», то увидим, что в них практически прямым текстом выводится такая мысль: интеллектуалы, которых они раньше ставили во главу угла будущего коммунарского общества, на самом деле не могут ничего. Герои этих романов оказались несостоятельными, потому что сожгли все свое время в бесконечных спорах, не смогли ни на что повлиять, ничего решить. В конечном итоге невольно стали придатками к силовым или даже криминальным структурам. Как случилось и в реальной жизни. Отсюда разочарование в ранних коммунарских идеях.

Бум зомби-апокалипсиса

– К жанру антиутопии можно отнести множество самых разнообразных и разноплановых произведений. А можно как-то их проклассифицировать?

– Я бы выделил три основных направления. Первое – классические антиутопии, описывающие общество, которое пошло по неправильному пути. Есть у нас нездоровая тенденция – например, авторитарное, деспотичное правительство, которое преследует цели, далекие от общественного блага – докручиваем ручки до максимума, представляем, что может получиться при таких тенденциях через несколько десятков лет, и спрашиваем – хотите такой мир или нет. Яркий пример – «1984» Оруэлла.

Второе большое направление – это постапокалипсис, описание мира после катастрофы: ядерной, климатической, вирусной... Это предупреждение, реакция на тревожный сигнал. Как, например, вал книг и фильмов в семидесятых годах о выживании после атомной войны. Выкладки ученых о ядерной зиме никого особенно не трогали, потому что ученые много чего могут придумать, а вот когда писатели и кинематографисты преобразовали это в визуальные и текстовые образы, люди схватились за головы и отправились на антивоенные демонстрации. Это сработало по обе стороны океана.

Ну и третья составная часть – это, конечно, миры, придуманные для развлечения, когда вбрасывается некая вводная: на земле внезапно похолодало или неожиданно повысился уровень океана, и мы получаем фильмы типа «Послезавтра» или «Водный мир». Это, конечно, тоже постапокалипсис, описывающий определенное антиутопическое строение мира, но в нем нет или почти нет никаких социальных выводов, а от зрителя-читателя не требуется размышлений.

Самым типичным примером и, наверное, апофеозом этого направления стал рост книг и фильмов про зомби-апокалипсис. Мы все прекрасно понимаем, что никакого зомби-апокалипсиса быть не может, никакие зомби не появятся согласно законам природы. Джордж Ромеро, который стоял у истоков жанра, по сути, пародировал современное общество потребления. Но всем так понравился образ бесконечных толп бредущих мертвецов, которые хотят съесть у живых мозги, что он стал активно тиражироваться.

– А почему сейчас такой повышенный спрос на антиутопии?

– Любопытно, сейчас востребован позитивный постапокалипсис. Поскольку мы живем в эпоху серьезнейших пертурбаций, народ слегка переживает, как бы все не стало ломаться так, что потом мы костей не соберем. Так что стали нужны произведения, которые дают какую-то надежду. Они говорят, что да, в ближайшем будущем все будет плохо, но в итоге мы все же выживем.

Например, в самый разгар эпидемии ковида, когда все сидели по домам и боялись, что на них кто-нибудь чихнет, в России вышел очень интересный межавторский проект «Постэпидемия». Это рассказ о том, как пандемия благополучно завершится, а ее последствия будут преодолены. В последнее время востребован подобного рода, я бы сказал, апокалипсис надежды – о том, что да, сейчас все будет не очень весело, но, в конце концов, все закончится благополучно.

«Нынешний спрос на антиутопии не сравним с тем, что был в спокойные семидесятые годы, когда сытым и благополучным людям надо было чем-то пощекотать себе нервишки. Поэтому количество книг на эту тему, которые выходили тогда, отличается от того, что есть сейчас».

Классификация антиутопий по Сергею Чекмаеву:

1. Классические антиутопии. Рассказ про общество, которое пошло по неправильному пути;
2. Постапокалипсис. Описание мира после катастрофы: ядерной, климатической, вирусной;
3. Описание определенного антиутопического строения мира. В нем почти нет никаких социальных выводов, а от зрителя-читателя не требуется размышлений.

Справка

Сергей Чекмаев родился в 1973 году в Москве. По образованию IT-специалист, психотерапевт. Литературной деятельностью занимается с 2002 года. В его творческом активе восемь романов, сборники романтической и фантастической прозы (всего 13 книг с переизданиями), около 300 рассказов и статей в журнальной периодике, тематических сборниках и антологиях фантастики. Автор-составитель фантастических сборников во многих издательствах. Девятикратный лауреат жанровых премий.