Приближение к Вечности
Заметки о магистральной мифологеме «смерть-воскресение» на материале стихотворения «Полевой госпиталь» лиро-эпического цикла «Сибирские полки» Николая Шамсутдинова
Фото Сергея Куликова
Третьим поэтическим произведением цикла «Сибирские полки» в одноименной книге Николая Шамсутдинова, вышедшей в свет в декабре 2022 года, является стихотворение «Полевой госпиталь», посвященное отцу автора – офицеру Советской армии Нигматуллину Мир-Камалу Имановичу:
Отец, между нами не тысяча лет…
Уже за размытою гранью сознанья,
Ты – на госпитальном студеном столе,
Под чахлой лампешкою,
сгусток страданья,
Один,
в наготе и бессилье, среди –
Отец, не гляди! – помешавшихся далей,
Среди канонады и ада, один
В глухой молотьбе стервенеющей стали…
Над выбитым полем – как бьющийся нерв,
Огонь пулемета. Долбящие доты…
Вбит в мемориальный, обугленный снег
Натруженный след проходящей пехоты…
Но есть еще сон, усмиряющий рев,
Развернутый рев атакующих глоток, –
Спасительный сон, пеленающий кровь,
Свинцовые трассы, грызню пулеметов,
Тела – без движения и без тепла,
В пылающем омуте страха и боли.
…И – белое, зыбкое поле стола
Среди разъяренного, страшного поля…
За стеклышком хрупким скорбел огонек…
Но, словно предвестник сознания, что ли,
Забрезжил, пробился наверх родничок
Пульсирующей, нарастающей боли:
Со дна забытья и удушья влеком,
В тяжелом тумане всплывал ты…
Не воздух –
Спирая глухое дыханье, комком
Стояли в гортани балтийские звезды.
Хоть тяжесть бессилья лежала в руках,
Холодное небо смотрело сурово, –
Чуть слышно
вздохнуло на горьких губах,
Еще прищемленное слабостью, слово.
И дрогнули веки – ты выпростал взгляд,
Уже, как знамению, радуясь боли
И пил – не напиться! – студеный закат
Над полем…
Николай Шамсутдинов
Для людей с символическим мышлением, к которым, прежде всего, относятся мистики, художники, поэты, категория «время-пространство» приобретает не только философский, но и более глубокий смысл – живого сакрального мифа, к которому они приближаются в своем творимом символическом мире. И уже от величины таланта художественного восприятия и толкования реальности творца зависит уровень его духовного погружения в эту архетипическую канву, а также способность донести, как отмечал писатель и культуролог А. Ровнер, «живучесть и текучесть» мира, которые немыслимы для обыкновенного человека, но хорошо известны живописателям трех измерений: символического, аллегорического и знакового»¹.
Так вот, Николай Шамсутдинов по праву относится к таким мастерам метафорических метаморфоз символического мира, постоянно трансформирующегося на глазах современных читателей. Тесная связь художественного и мифологического сознания весьма характерна для поэта и гармонично воплощается в богатейшей галерее образов и ассоциативных символов поэтического цикла «Сибирские полки». Что ни образ, то невероятное по степени реалистичности уподобление, сакральное, тайное припоминание, мифологема, искусно раскрывающаяся под талантливым пером автора.
Рассмотрим некоторые ключевые моменты художественного отображения мифологемы «смерть-воскресение» в стихотворении «Полевой госпиталь».
Непоколебимая вера в непобедимый по стойкости дух народа как единой идейной общности, а, значит, и спасение от неизбежной боли потерь в мыслях о том, что погибшие герои отчей земли навсегда останутся в народной памяти и, прежде всего, родных, друзей или в детях – этот круг установок, несомненно, был центральным в творчестве Николая Шамсутдинова.
Поэтому интерес к теме бессмертия, духовного воскресения у творца, рожденного в семье фронтовика в первую послевоенную пятилетку, вполне закономерен.
Наряду с общепринятыми идеологическими установками советского времени у Николая Шамсутдинова сквозь них просачиваются древние архетипические образы-символы. Еще Дж. Фрейзер, крупнейший антрополог и фольклорист конца XIX – первой половины XX века усматривал глубокую связь идеи воскресения с циклическим временем, т.е. с символическим циклом жизни: «Представление о смерти и воскресении в равной мере применимо к другому природному явлению «…». Я имею в виду ежегодный рост и увядание растительности»². Эта «однокоренная» связь глубоко осознается и метафорически воплощается у автора произведения.
В этой статье мы используем термин «мифологема», впервые введенный венгерским филологом К. Кереньи, который отстаивал концепцию сотворчества как основы бытования мифологии в обществе, чтобы «миф начал вновь действовать, стал нашим живым бытием, он должен прямо здесь и сейчас привлечь к себе повышенное внимание»³.
Итак, перейдем к рассмотрению высоко художественной реализации мифологемы «смерть-воскресение» в «Полевом госпитале» Николая Шамсутдинова.
В самой первой, визуально несколько отстоящей строке «Отец, между нами не тысяча лет…» выражается не только лишь обращенное к отцу приглашение сына к разговору «по душам» или просьба выслушать его монолог и понять. Кстати, на ум также приходит мысль о возможном использовании автором семантически контрастной аллюзии, отдаленно перекликающейся с названием романа Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества».
Здесь на имплицитном уровне выявляется стремление, если угодно – душевный порыв сына к сближению с родным отцом на уровне духовном, острое желание разделить с ним всю боль пребывания на краю смерти, и, соответственно, на пороге у Вечности…
Ведь смертельно раненый отец – там, в далеком фронтовом госпитале, на студеном зыбком поле стола – бесконечно одинок и недосягаем для родных, в своей боли и страданиях, а еще не рожденный сын – здесь, и хочет облегчить эти невыносимые отцовские мучения, смягчить их:
Отец, не гляди! – помешавшихся далей,
Среди канонады и ада, один
В глухой молотьбе стервенеющей стали…
Здесь проявляется один из вариантов мимесиса – уподобление, но не простое подражание действительности, а «платоновское подобие», то, «что соединяет видимое и невидимое»4, минувшее и настоящее, когда герой вживается в критический, судьбоносный момент биографии отца, словно сближается с ним, преодолев пространственно-временной барьер. На эту идею сближения работает также и многоточие, синтаксически выраженная недосказанность как в первой строке, так и в последующих, которое говорит о многом, о чем хотел бы поведать сын своему родному отцу.
Кроме того, здесь работает мифологема «отец-сын», которая заслуживает более детального рассмотрения, правда, не в рамках данной статьи.
Очевидно, что без учета философского и мифологического подтекста здесь не обойтись. И данный прием «подводных течений» искусно использует Николай Шамсутдинов в «Полевом госпитале».
Глубинный идейный замысел произведения раскрывается перед вдумчивым читателем не напрямую, а через последовательное развертывание сюжета лиро-эпического повествования, четко выверенный набор лексико-семантических и синтаксических художественных средств.
Автор ведет читателя к «промежуточному миру соответствий», по выражению символистов, к символическому постижению реальности, позволяя ему заглянуть в этот полный метафорических превращений «внутренний лес – место, где искатель может встретиться с тайной и откровением».
Лексические повторы «один в наготе и бессилье», «один в глухой молотьбе стервенеющей стали», «среди помешавшихся далей», «среди канонады и ада» мощно усиливают экзистенциальный кризис отца лирического героя, который находится на критической отметке – на границе между жизнью и смертью, по сути, на пороге у Вечности. Отсюда стремление сына вывести, вырвать отца из кризиса, разделить вместе с ним невыносимую физическую боль и бесконечное, вековое по человеческим меркам, «столетнее» одиночество – весь экзистенциальный ужас, когда человек превращается в:
Уже за размытой гранью сознанья,
Под чахлой лампешкою, сгусток страданья…
В пылающем омуте страха и боли.
Когда висящая на волоске жизнь воспринимается остатками сознания человека лишь зыбкой иллюзией, практически лишенной смысла и цели, и остается только:
…белое, зыбкое поле стола
Среди разъяренного, страшного поля…
Почувствуйте, насколько метафоричен авторский язык – «в пылающем омуте»! Омут – водоворот с нисходящим движением или же глубокая яма на дне реки. Не напоминает ли этот образ-символ ту самую дорогу… через пылающую реку в подземный мир?! Символизм насквозь пронизывает поэтическую ткань произведения.
Но есть еще сон и «усмиряющий рев» – «спасительный сон, пеленающий кровь». Сон – промежуточное состояние, переходная, статичная стадия, когда человек активно не действует, но остро нуждается в нем, чтобы продолжать активно жить. Сон – своеобразная, мистическая граница между мирами, как отмечал крупнейший исследователь традиционных воззрений славян на природу А. Афанасьев: «Сон неразделен с временем ночи, а заснувший напоминает умершего. Подобно мертвецу, он смежает свои очи и делается недоступным впечатлению света; остальные чувства его также чужды внешним впечатлениям. Смерть и сон представляются потому в мифологиях различных народов явлениями между собою близкими, родственными». Достаточно вспомнить, как интерпретируется эта особая стадия в мировой мифологии, особенно в славянском, глубоко символическом фольклоре, отражаясь в поговорках: «Сонный что мертвый», «Сон – смерти брат» и многих других. В мифических представлениях древних людей сон приоткрывал дверцу в потусторонний мир, позволял увидеть прошлое и будущее. Но также давал сон и исцеление, восстановление физических и духовных сил, возвращал из мира мертвых в мир живых людей.
И лирический герой, от лица которого идет повествование, словно стоит у изголовья отца, переживая вместе с ним от начала и до конца тяжелый, медленный переход от смерти к воскресению, к возвращению в жизнь. По сути, он проходит с ним по тонкой грани Бытия – пространства и времени, в котором разворачивается жизнь во всех ее проявлениях, приближаясь к самому порогу Вечности…
И еще один важный момент. Необходимо поставить акцент на динамике пространственной локализации в этом произведении. Если в самом начале повествования автор показывает отца, «сгусток страданья», – на госпитальном студеном, белом, зыбком поле среди разъяренного страшного поля, «со дна забытья и удушья» которого мало кто возвращался в мир живых, то уже в конце переживаемого вместе с отцом опыта он изображает «воскресшего» отца, вернувшегося из-за грани, разделяющей Жизнь и Смерть – над полем. Сквозная тотальная антитеза очевидна.
Память об отце увековечена сыном. Тернистый путь от смерти к воскресению пройден. И пройден достойно, ибо сын героя Нигматуллина Мир-Камала Имановича блестящий Мастер родного русского слова, «признанный классик современности», как аттестует его «Литературная газета», «протянул мост», который «связует собой поколенья»:
И – не пересыхает связь живая…
И мы, читатели, вместе с поэтом Николаем Шамсутдиновым прошли этот «пограничный» путь, и все увидели, приблизившись к Вечности, к магистральной мифологеме поэтического цикла «Сибирские полки».
Ведь мы живые люди, наследники отчей земли, которым через кровь и дух праотцов передана способность сопереживать, оставаться людьми, сохранять память о легендарных подвигах своих славных предков, которые не жалели живота своего ради мира на земле.
И «между нами не тысяча лет…»
________________
Друзья, путешествуйте с замечательным художником Слова Николаем Шамсутдиновым в символических мирах, приближаясь к Вечности!
¹ Энциклопедия символов, знаков и эмблем. М.: «Локид-Миф», 1997.
² Фрейзер Дж. Золотая ветвь. М., 1980.
³ Кереньи К. Юнг К.Г. Введение в сущность мифологии// Юнг К.Г. Душа и миф: шесть архетипов. Киев, 1996.
4 Магомедова Ю.С. Мимесис Платона в контексте различных интерпретационных стратегий // Манускрипт. 2018. №7 (93). С.93. Кобылко Н.А. Мифологема как ключевое понятие мифокритики: современные подходы // Современная филология. Уфа, 2014.
