Марфа – значит хорошая
Представляем рассказ Ирины Айдановой "Марфа – значит хорошая".
На заснеженном крыльце аптеки стояла маленькая старушка и, держась за перила, беспомощно осматривалась, словно цеплялась взглядом за спешащих прохожих. Я не торопилась и протянула ей руку.
– Держитесь, бабулечка!
– Ой спасибо, деточка. Так скользко. Очень боюсь упасть. Ухаживать ведь за мной некому. Я вот тут рядом живу. Тебя как зовут?
– Ирина.
– А я Людмила. Людмила Александровна. Можно тетя Люда.
Мы неспешно пошли в сторону ее дома, и она вдруг начала рассказывать о себе так, словно мы близкие люди.
***
Люся осталась одна в 1941 году. Отец в первые дни демобилизации ушел на фронт, а что случилось с матерью, неизвестно. Однажды она просто не вернулась домой. Сколько времени двухлетняя девочка была одна? В памяти сохранился лишь образ военного, взявшего ее, голодную, истосковавшуюся по родительской заботе и ласке, на руки. Этот чужой человек вдруг показался Люсе самым близким и родным. Так хорошо было на его сильных руках, что чувство защищенности и радости до сих пор в памяти, хотя и прошла с тех пор целая жизнь.
Мужчина привез малышку в распределительный пункт, где собирали беспризорников, и ушел. С криком Люся побежала вслед своему спасителю, но он словно растворился. Так началась новая, детдомовская жизнь.
– Это был мой дом, моя семья, мне там было хорошо, – вспоминает восьмидесятилетняя Людмила Александровна.
Детский дом был в Кинешме Ивановской области на берегу Волги. Сироты бегали по всей округе, кормились ягодами, грибами, находили себе развлечения и приключения. Однажды на высоком берегу реки дети обнаружили землянку.
– Мы же любопытные, стали наблюдать. А там ведьма. Одета во все черное. Дождались, когда она ушла, чтобы исследовать жилище. Внутри все увешано пучками разных трав, а в углу портрет мужчины, который словно живой на нас смотрел. Сначала со стороны за этой женщиной присматривали, потом осмелели. Не помню, как завязалась наша дружба. Но часто вспоминаю ласковое прикосновение ее рук к моей голове. Не спрашивали, как ее зовут, но почему-то кажется, что Марфа. Всех хороших женщин, встречающихся в жизни, мне хочется называть этим старинным русским именем, – продолжает рассказ моя собеседница. Став взрослой, она поняла, что женщина в черном была не ведьма, а монахиня-отшельница, а портрет в углу кельи – образ Иисуса Христа. Позже она купит себе такую же икону, и Христос на протяжении всей жизни будет поддерживать Людмилу, даже в дни суровых испытаний, которых на ее век выпало немало.
– Я моюсь о ней. Так и говорю: «Помяни, Господи, во Царствии Твоем рабу Божию Марфу». Верю, Он поймет, о ком я прошу.
В 1951 году, когда Люсе было 12 лет, ее нашел отец, вернувшийся с войны живым, но с израненной душой. Мужчина часто выпивал, приводил в дом разных женщин и часто даже за самые незначительные провинности жестоко избивал дочь. Изредка наступали моменты раскаяния, и тогда он жалел девочку, приговаривая, что во всем виновата война-злодейка. Но потом повторялось все сначала…
Женского счастья Людмила тоже не испытала. Муж, хотя и был добрым человеком, но всю жизнь крепко выпивал.
Дважды Людмила хоронила детей. Сын погиб на производстве. Что и как произошло, матери так никто и не объяснил. Дочь-помощница, вслед за которой родители уже в зрелом возрасте переехали в Тюмень, сгорела от болезни.
– Остался сын в Иваново, но на него никакой надежды. Себя не помнит. Пьет как проклятый, – при воспоминании о детях по лицу Людмилы Александровны покатились слезы. – Молюсь о них Господу Иисусу и Матушке Богородице, моей заступнице. Внук, правда, звонит, беспокоится. Он здесь, в Тюмени, но ему часто приезжать некогда. У молодых много забот, а я вот о собаках забочусь. У меня одна своя да две государственные.
«Государственными» женщина называет бродячих животных. На мизерную пенсию покупает мясные обрезки, крупы. Бела и Рыжа живут около нее уже несколько лет, есть у них даже конура во дворе многоэтажки. Такое соседство нравится не всем.
– Меня удивляет человеческая жестокость. Ну не любишь ты собак, пройди мимо. Зачем пинать? – удивляется всей своей огромной и незачерствевшей душой тетя Люда. – Зачем их обижать? Ведь они чище, честнее людей...
***
Мы долго стояли у подъезда. Я держала старушку под руку, а она говорила-говорила-говорила... У ног терлись «государственные» дворняги…
– Собак любить надо. Ведь нас Господь над ними поставил царствовать, чтобы мы о них заботились… Холодно, дочка, пойду я домой. И ты заходи. Вот мои окна...