Николай Шамсутдинов избран академиком Российской академии поэзии
Хорошо известный и в России, и за рубежом, наш земляк, исконный северянин Николай Шамсутдинов удостоился на родной земле такого определения, как «выдающийся (по словам тюменки С.В. Павловой) поэт современности…».
Впрочем, это далеко не единственное из лестных определений в адрес героя этого материала: еще на самом запеве тех далеких 80-х годов прошлого века небезызвестный Евгений Евтушенко, к примеру, назвал его, своего «земляка- сибиряка» на Всесоюзных днях Владимира Маяковского в Грузии, перед огромным залом театра им. Шота Руставели, не иначе как «автором гениальных образов». Ему, можно сказать, вторил уже в 90-е известный французский популяризатор российского искусства за рубежом, владелец большой коллекции картин российских художников начала XX века, профессор, проректор университета в Ницце, славист Ренэ Герра, поднявший на одном из фуршетов тост за Николая Меркамаловича как за «великого русского поэта». Безусловно, список поклонников нашего земляка можно длить и длить, ведь благодаря и многочисленным публикациям его произведений в периодике и книгах, а также и соцсети «Фейсбук», творчество его стало известно сотням читателей по всему свету.
Надеюсь, Николай Меркамалович не будет в претензии за то, что я позволила обнародовать о нем те сведения, которыми он, в силу сдержанности, предпочитает, как правило, не делиться.
В разгар новогодних праздников писателю пришло сообщение о том, что на заседании президиума Российской Академии поэзии он избран академиком. Из печатных источников известно, что организацией Российской академии поэзии занимался в XIX веке Александр Пушкин. Наконец, двадцать лет назад подобная Академия была создана в России. Возглавил ее работу, уже в качестве президента, известный советский поэт, заместитель главного редактора журнала «Наш современник» Валентин Устинов. В наши дни возглавил Академию поэзии его преемник, замечательный поэт Валерий Иванов… За годы существования Академии ее членами, а впоследствии и академиками, стали известные в нашей стране поэты, в частности, Бэла Ахмадулина, Расул Гамзатов, Юрий Кузнецов, Анатолий Жигулин, легендарная Джуна (Евгения Юваашевна Давиташвиили) и другие, общим числом двадцать человек. Так что порядковым номером академического удостоверения Николая Меркамаловича вполне заслуженно является цифра 21. С большой долей ответственности и взыскательности подходили к избранию академиков их маститые коллеги. Да и само число 21 складывается от умножения 3 и 7, чисел, далеко не последних в ряду счастливых для человечества.
С уходом многих академиков из жизни, в составе Российской академии поэзии до недавнего времени находилось более трехсот семидесяти членкоров и всего несколько академиков, в том числе Евгений Рейн, близкий в юности друг нобелевского лауреата Иосифа Бродского (г. Москва), Станислав Куняев, главный редактор журнала «Наш современник» (г. Москва), Владимир Костров, лауреат Госпремии России (г. Москва), Иван Переверзин, директор Литературного фонда России (г. Москва), Глеб Горбовский (г. Санкт-Петербург)… Следует отметить, что и в данном случае налицо, как зачастую происходит у нас, лишь представители обеих российских столиц. И едва ли я ошибусь, сказав, что Николай Меркамалович, до сей поры хранящий сыновнюю верность родной Тюменщине, стал, по существу, одним из первых литературных академиков, выходцев из провинциальной России.
Непременно хочется отметить то редкое счастливое качество, что присуще герою материала: ему довольно часто выпадала возможность становиться первой в своем роде личностью. Именно он, поэт и очеркист, о той поре молодой сургутянин, Николай Шамсутдинов стал весной 1982 года первым членом Союза писателей СССР на всем огромном нефтяном материке Среднего Приобья. И как бы злопыхатели его ни изощрялись в замалчивании и оспаривании этого исторического факта, документальные данные подтверждают его несомненное лидерство и в этом творческом аспекте.
Учитывая хронический дефицит времени, с сожалением оставляю за рамками своего повествования другие знаки фортуны, которыми отмечена его творческая судьба. Добавлю лишь следующее: сегодня пришло сообщение, что издательством «Вектор Бук» издана сорок первая книга Николая Меркамаловича «Патрицианка».
Ирина МАТВЕЕВА
Поэзия
***
В освистанных буднях, ушиблен поп-артом,
Себя предъявляя окну, интроверта,
Длишь сумерки марта над чахлым Монмартром
В гнезде у бретонки, Мольера мольберта.
Пока, с запустеньем в сознании, хрипло
Поют за стеной – вызревает интрига:
Шабли, безотчетное в чувствах, отшибло
Прохожему память – с кем пил, забулдыга?!
Захватанный бытом, быв, грешный, обузой
Морали засовов, то рюмкою жив, то
Гоним за экзотикой генами, – музой,
Ровесницей Свифта, не знавшего лифта,
При явной подагре, насельник юдоли
Клошара… Чем тверже и бесповоротней,
С подачи его ж, психология воли
Есть враг пустоты – не продукт подворотни,
Напротив родного пространства, в закале
Морозами и перегаром. ОВИРа
Там нет, потому ясновиденьем дали
Душа открывается зодчему мира.
Залог долголетья двуногих, от века
В реформах мутируя, – интерпретатор –
Язык, что осваивает человека,
Двусмысленней в казусах, чем препаратор
В умозаключеньях… Приблудные лица
Свежей в прикладном лицемерии. В холод,
В разгар остракизма тебе не столица –
Провинция ставила голос. Лют голод
На горстку тепла… По-захолустному ндравный,
Не переболев ни бретонкой, ни мартом,
Врасплох застаешь свое утро на равной
Ноге, отчужденец, с Мольером, с Монмартром…
2014 год
***
Близ Канн, и под лязг голышей – не стаканов,
Душой ты в заснеженном детстве – оно
Трофейными феями киноэкранов
До сей поры в зимах одушевлено,
Тем более здесь вот, в виду баркентины,
Где от откровенных бикини пестро,
Лукавую маску ночной Коломбины
Губами жуира снимает Пьеро.
Средь полураздетых, но с той из-под масок
Призывностью, что будоражит умы,
Уже и не до обескровленных красок
Сибирской зимы, век обутой в пимы:
С закушенной розой скорее – latinos,
Кому ж выпрядает мажорный мотив
Фемина, чьи попка и перси – навынос,
Лучистым движеньем тебя залучив?
Здесь нет места мифам… Согласно эпохе,
Веселый цинизм пикировок, вино,
Рука на коленке – не взгляды и вздохи –
Курьеры твоей куртуазности, но
Потом на песчаном мысу, по резонной
ли (?) паузе, сводишь объятья, глуша
Растерянность феи – интонационной
Ночной интенсивностью фавна, греша
Подчас и гротеском. Выходит, с лихвою
Проказничая, но – грядущий утиль,
Интрижками взял ты – взбодренный борьбою
С ее предрассудками… Сумерки… Штиль…
Она уже, как и предрек ты, готова…
И только (голимый до сладости лед)
Сосулька из детства, родная, с резного
Карниза нет-нет да и в сердце кольнет…
2015 год
***
Окна, заплывшие снежными розами,
В оттепель канут, как в небытие…
Не разминуться нам, розным, с морозами,
Дикорастущее бу-ду-ще-е,
Загроможденное – людом? – подобьями…
Небу, отвесному днесь, – до утра
Хлопотно жить новогодними хлопьями:
елки, петарды, шары, мишура –
Для приручающих вечность в одической
Силлабо-тонике, ибо в долгу
У испещренной дактилоскопической
Строфикой дактиля там, на снегу, –
Ночи с тенистыми тайнами…В наледи
Явочной вечности, к слову, в глазах
Чисто у музы альпийское алиби,
Вот и вьюжит в ее черновиках.
«Мальчик, шампанского!». Эякуляция
Мощной струи в задубевший зенит!
Кто ж там язвит, что в поре девальвация
Вальса?! – он не иссякает, царит
Здесь, на лужайке. В пронзительной свежести,
Периферийными феями пьян,
Снег, если вслушаться, – это снег нежности,
В шепоте, в шелесте сущего дан.
Если же, не разрешаясь прострацией
И с прилежанием в лени досель,
И уязвима душа, то миграцией
Граций за до-олгие ночи отсель…
2014 год
***
В кессонных снах, но – при утилизации
Их персонажей, монстров в аккурат,
Сомнительнее мир – в цивилизации
Сухой цифири. Сущий суррогат,
И дрязгами не брезгует, их множеством,
Пока ж, с иронией из-под очков,
Язвя, опознает себя ничтожеством
Сознанье, подсознательного зов.
Каких же измерений ты? По сору и
По сюру плебса, жизнь отнесена
К безделице – покорностью поп-корну и
Убожеству божеств гламурных.
На приоритетах бренного – в подобии,
Доподлинному сущему, ты сам
Замкнулся, ископаем, в фотофобии –
Явь, противопоказанная нам,
Интуитивна, множа аллегории…
Не даст, поди, ревнивая судьба –
Деля с Дали его фантасмагории,
Вдруг поступиться долею раба
Работы: деспотизм бумажной дести, чем
Она сильней – родней… По простоте,
Продвинутым сподоблен провидением –
По существу, соправен правоте
Посыльного у вечности. Темнотами
В твоих стихах, что источают – свет,
Жизнь начиняет чаянья. С пустотами,
Каких у прочих в обиходе нет,
Не уступай в оккультных снах усталости,
Молись, пока сором, да и почет,
Чтоб дал Господь – могучей черствой старости,
Которую и ржа не разжует…
2014 год
Николай Шамсутдинов,
г. Тюмень
Опубликовано: газета №24(4559)
Читайте больше: