«...И бьется о камни душа»

«...И бьется о камни душа». .

Шах и мат

Шпионит чей-то дипломат
С экрана взглядом по квартире.
Оставьте!
Правят нефтью в мире
Персидский шах  и русский мат.
Как темы мучают меня!
Но мне  б хотелось, мне б хотелось,
Чтоб все написанное пелось,
А не творить на злобу дня.
И чтобы пат  и депутат
Не рифмовались, как ни бейся!
И чтоб в Кремле хранились в кейсе
На всякий случай шах и мат.

Ветер

Забрался ветер в парк пустой,
Проехал в карусели,
И пошуршал сухой листвой,
И покачал качели.
Прошел аллейкой без забот,
Развеял листьев горку
И сторожу в щербатый рот
С ладони сдул махорку.
Швырнул пучком листвы в меня –
Не обделил вниманием.
И лишь у Вечного огня
Он затаил дыхание.

* * *

Пусть я не мессия
Из новых мужей,
Но рву за Россию
Остатки гужей.
Беснуются кланы
Больных палачей.
Жаль южные страны.
Россию жальчей.
Хотя мы  в порядке…
Есть сало и мед,
И овощ на грядках
Системно растет.
И пьем не отраву,
И есть закусон.
И «Тополь» с «Булавой»
Поют в унисон.
Сподобимся бренно,
И совесть чиста,
Умыться смиренно
Слезою Христа.
Для мира, для братьев,
В защиту любви
Раскроем объятья
Медвежьи свои.

* * *

В Отечестве лирик отнюдь не король.
Намного скромней у писателя роль.
Всего лишь покрасить мир солнечной кистью,
Глубины сознаний очистить до истин.
Но если я Лир, то оружием слов
Держать мне незыблемость русских основ
И в колокол бить, своей рифмой звеня.
Поймешь ли ты в этом порыве меня?
Я в городе гулком, в бетонном лесу
Зачем-то к тебе свою душу несу.
А в городе – стены, дома и домищи.
И окна – глаза, а точнее – глазищи.
Карнизы, резная лепнина, амуры,
Колонны и шторы, за ними – профуры.
И все это вместе – твой внутренний мир.
Зачем тебе нужен какой-то там Лир?!
Я в каменных джунглях, как  в тихом лесу,
Светло и возвышенно душу несу.
Но голодно веку – провисла до днища
И окаменела духовная пища.
Дорога, увы, не всегда хороша,
И бьется, и бьется о камни душа.

* * *

Я вернусь в любимый город,
Одинокий и свободный.
И к тебе скачусь за ворот
Дождевой водой холодной.

Я вернусь дождем шумящим.
Буду прыгать по каменьям.
Нет, сначала моросящим,
Одиноким сожаленьем,
А потом уже потоком
По асфальтовым дорожкам…
Прикоснусь небесным соком
К твоим пальцам в босоножках.

Я вернусь, и это точно –
Вылить в город перегретый
Душу нежности построчно
Нашей песней недопетой.

* * *

А ты подкрасишь седину
И полетишь по белу свету
Преступно отомстить поэту
За непонятную вину.

Потом настанет день суда.
А может, и не день, а вечность.
Уметрономит быстротечность
Из крана каплями вода.

И тишиной своей звеня,
Где вечность будет каплей виснуть,
Захочешь так в объятьях стиснуть
Невиноватого меня.

Ведь вся вина из чепухи.
И ты прошепчешь: «Мой мальчишка».
Но нет меня, а только книжка,
В которой грустные стихи.

* * *

Не плачь, любимая, не хнычь.
Ведь я, хотя и старый хрыч,
Но для тебя еще могу…
Но мы об этом – ни гу-гу…

В кругу подруг роняешь взор,
И мимолетный разговор…
– Ну как вообще…? – Да, так, ниче…
– Тебе бы мужнино плечо...
Ведь наша долюшка – Бог весть…
– Ну муж, не муж, а вроде есть…
– Мы слышали – не молод он,
И говорят, не Аполлон.

…И ты подумала им вслед:
«Моложе вас на много лет!».
Не плачь, любимая, не хнычь.
Я твой надежный старый хрыч.

Любовный треугольник

Она его всю жизнь хотела.
Она его всю жизнь ждала.
Чуть-чуть души, немного тела…
И все  б на свете отдала.
Она стояла на погосте
У православного креста,
– Привет, хороший мой. Я в гости, –
Шепнули скорбные уста.
– Я знаю, ты любил супругу,
Но это, знаешь, не претит…
Мне приходить к тебе как к другу
Сюда никто не запретит.
Прошло полгода. Недалече
Она устроилась навек.
И как-то подошел под вечер
Истертый жизнью человек.
Он убирал листву от липы.
Тряслась седая голова.
И еле-еле, через всхлипы,
Он выговаривал слова,
– Я знаю, ты его любила.
Он был на речи-то мастак.
А я – тебя… Всю жизнь сгубила…
Теперь – моя! Хотя бы так…

Сергей КАМЫШНИКОВ, г. Тюмень