«Таких ребят, как мы, было много»
12 000 детей, эвакуированных из фронтовых и прифронтовых территорий, спасены на Тюменской земле
Читать воспоминания воспитанников детских домов, слушать их рассказы о детстве, о том, как люди делились с ними последним кусочком хлеба, картофелиной, читать архивные документы, статьи журналистов без волнения и слез сложно. Как нельзя без гордости относиться к подвигу тюменцев, спасших от смерти более 12 000 детей, эвакуированных в 1941–1942 годах из прифронтовой полосы СССР.
Эвакуационные пункты
– Сотрудники эвакопункта – педагоги, врачи-педиатры, воспитатели детских домов и садов, сменяя друг друга, круглые сутки выходили встречать эшелоны, совершали обход привокзальной площади, отыскивая потерявшихся детей, также они принимали ребят из эвакуированных детдомов, – по воспоминаниям воспитанников детских домов, в которых размещались дети из фронтовых и прифронтовых территорий, отмечает Иван Кнапик. – Прямо от вагонов детей вели в столовую. На их кормление в железнодорожной столовой отводилось полчаса, потом ребят выстраивали парами, вели в баню и спецпропуск. Заботливые женские руки помогали малышам раздеться, завязать в узелок одежду, вложить записку с фамилией. Ребят стригли, мыли и одевали. В эвакопункте каждого регистрировали в специальном журнале учета, что подчас было очень сложно, малыши порой ничего не могли о себе сообщить – ни возраста, ни фамилии, ни места, откуда приехали. Записав на бумажке пункт назначения, ребятам постарше давали ее в руки, малышам складывали в карман или пришпиливали на одежду. После этого дети ложились спать. Утром, позавтракав, каждый из них должен был отправиться в свой пункт назначения.
■ Из воспоминаний Изабеллы Петровны Вороновой, воспитанницы Казанского детского дома: «Когда подошли к деревне, был уже день. Усталых, голодных и сильно замерзших, нас завели в помещение. Сначала решили накормить: на столы поставили большие алюминиевые тазики, на дне которых виднелся тоненький слой вареной пшеницы. Ложек не оказалось, есть было предложено руками. Дикими голодными глазами мы смотрели на теплые зернышки, слова «Приятного аппетита!» прозвучали как команда, – и худые, дрожащие детские ручонки тут же заскользили по дну тазиков. Кто-то успел схватить больше, кто-то меньше, одни старательно разжевывали, другие глотали. Если бы нас в это время видели родные матери и отцы, наверное, получили бы разрыв сердца».
■ Татьяна Смольникова, руководитель школьного музея в Ханты-Мансийске, рассказала, как ее мама работала с питерскими детьми, для которых морозный Салехард стал самым теплым и родным городом. «Деток, потерявших в страшных взрывах отцов своих и матерей и опухших с голоду, выгружали на носилках. Обдорцы все, что могли, в детдом несли – оленину, рыбу, клюкву, как витамин – собачье сало, на котором пекли оладьи». Разве можно читать эти воспоминания без слез?
Энергичной, доброй, отзывчивой запомнилась Людмиле Петровне Замятиной ее мама – воспитатель Омутинского детского дома Мария Федоровна Непомнящих, опекавшая сирот как родных детей. А дома у сибирских мам оставались свои детки.
■ Из воспоминаний Валентины Дмитриевны Вахрушевой, которая, как сегодня сказали бы, при живых родителях попала в детский дом:
«Мама с утра до ночи на работе, а дети – в поисках съестного, их уже ветром от голода качало, и тогда было принято решение: чтобы дети не погибли, отдать их в детский дом, который находился тут же, в селе Пятково. Представляете, что это такое – попасть из семьи в детский дом, ждать у ворот маму, тайком выносить для нее из столовой кусочек черного хлеба, прятать его за пазухой и знать, что она не заберет тебя домой ни сегодня, ни в следующий раз, ни через год? Поэтому я частенько забивалась в угол за печку и тихонько плакала там, зовя мамочку на помощь».
В силу возраста детдомовские дети не могли понять, почему порой их кормят так невкусно.
■ Из воспоминаний Изабеллы Петровны Вороновой, воспитанницы Казанского детского дома:
«Очень тяжелыми были первые годы эвакуации. Своих продуктов у детского дома не было, нас кормили похлебкой из мороженой капусты и картошки. Иногда не было соли, но чтобы не умереть с голоду, ели и так. Вместо чая давали забеленную молоком, чуть подсоленную воду. В 1942 году мы начали разрабатывать землю и высаживать рассаду. Воду черпали из реки, носили на коромысле два ведра. Норма на одного человека – сорок коромысел».
Путевка в жизнь
За днями шли годы. Дети взрослели, и каждый из них старался помочь фронту.
■ Из воспоминаний воспитанницы Викуловского детского дома Нины Михайловны Синичкиной (Сариной), родившейся в 1930 году в г. Днепропетровске:
«Во второй половине 1941 года вместе с подругами хорошо изучила швейную машинку. Портному мастерству учил поляк Иван Григорьевич Вильчевский. Сначала шили для фронтовиков нижнее белье, а к Новому году отправили им еще и кисеты, носовые платочки, чем очень гордились.
Осенью всей школой ходили в лес собирать ягоды, грибы. Эта лекарственная и витаминная продукция сразу же отправлялась на фронт и в нашу столовую. Весной помогали колхозникам: вручную сеяли гречиху, лен, овес и другие зерновые культуры, садили картофель. Мальчиков отправляли еще и на боронование полей. Они ремнями впрягались в бороны – и за дело. Урожай собирали вручную: картофель, свеклу, репу, топинамбур. Запомнилось и то, как в 1944 году в деревнях собирали семена для посадки в республиках, освобожденных от фашистов. У сибиряков самих-то их было с гулькин нос. Несмотря на это, делились: кто ложечку, кто жменьку, кто полстакана».
Воспитанники, которые достигали 14-летнего возраста, направлялись в профтехучилища Тюмени, Тобольска, Омска, Свердловска и там овладевали различными специальностями. Впоследствии многие продолжили учебу в техникумах, вузах и стали педагогами, воспитателями детских домов, бухгалтерами, высококлассными профессионалами-рабочими.
Видимо, поэтому в архивах не сохранилось данных о том, сколько детей было реэвакуировано, то есть вернулось в родные города. Статистику «портили» и специальные предписания: «передать детей из рук в руки». Кроме того, в Ленинград могли вернуться только те дети, у которых там жили близкие родственники. Таких детей увозили группами, сопровождали их руководители или воспитатели детских домов.
■
Владимир Романович Кноль, воспитанник Заводоуковского детского дома, вспоминает: «В 13 лет я запрягал быка и ездил в лес. Сам голодный, а бык еще голоднее меня. Так я ему протаптывал дорогу и рубил лес. Несмотря на все житейские тяготы и лишения, воспитанники детских домов благодарны сибирякам, которые поддержали их в тяжелые времена и дали силы выжить».
Выпускники детских домов
Люди в Сибири, по словам эвакуированных детей, были очень внимательными и гостеприимными, даже и в послевоенные годы не бросали своих воспитанников: обеспечивали жильем, помогали обустроиться и так далее. Сегодня Тюменский край гордится своими воспитанниками.
Вадим Пархоменко из Бердюжского детского дома стал членом Союза журналистов СССР, написал и издал две книги – «Вдалеке от родного дома» и «Четыре тревожных года». Книгу написал и другой воспитанник Бердюжского детского дома – Александр Шевелев и назвал ее «Сердце матери».
Александр Павлович Броун из Нижнетавдинского детдома стал кандидатом юридических наук, почетным работником высшего профессионального образования. Вячеслав Михайлович Якунин из Шаблыкинского детдома (Ишимский район) – генерал-майор в отставке, руководитель НИИ связи, лауреат Государственной премии СССР. Габриэлла Трофимовна Комлева из Нижнетавдинского детдома – прима-балерина Мариинского (Кировского) театра, заслуженная артистка Дагестанской АССР и РСФСР, народная артистка СССР и РСФСР. Владимир Михайлович Комаров из Заводоуковского детдома – выпускник первой спецшколы ВВС, летчик-космонавт СССР, дважды Герой Советского Союза, инженер-полковник. Лев Степанович Демин тоже воспитанник Заводоуковского детдома и выпускник первой спецшколы ВВС, летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза, полковник-инженер.
