Особый характер
Немецкие солдаты спустя годы не говорят плохого о русских
Трижды в разное время я посещал Германию и несколько раз, причем совершенно случайно, встречался с бывшими солдатами вермахта и люфтваффе. Все мои собеседники побывали в русском плену кто четыре, кто пять лет, но никто из них (я разговаривал с незнакомыми между собой людьми в разных населенных пунктах) не отозвался отрицательно о нашем народе!
В небольшом курортном городке Бад-Херсфельд в книжном магазине разговорился с местным жителем Лотаром Фишером. Он прекрасно говорил по-русски. Воевал в Молдавии, был четырежды ранен, но Россию и русских вспоминал тепло, невзирая на длительное пребывание в концлагерях – Белебейском, что в Башкирии, и под городом Борском, что на Волге. Все русские, с которыми ему приходилось общаться, относились к пленным хорошо. Когда в лагере один из начальствующих офицеров пытался занизить нормы продуктов для заключенных, другой офицер, собрав «контингент», сказал, что такое больше не повторится.
Посмеиваясь теперь уже над прошлым, герр Фишер сказал: «То, что мы воевали против вас, понятно – был приказ! Попробуй, не выполни. Армия есть армия в любой стране».
Герру Фишеру было далеко за семьдесят, внешность у него самая что ни на есть арийская – высокий, светловолосый, светлоглазый. Несмотря на возраст, память отличная – герр Лотар цитировал диктора Левитана, с которого, собственно, и началось его увлечение русским языком. В бараке, где жил немец, на тумбочке у кровати стоял трансляционный громкоговоритель – та самая знаменитая черная «тарелка». «От Советского информбюро... в результате упорных боев наши войска...», – слегка грассируя, произнес герр Фишер.
Последнее ранение он получил от нашего автоматчика. Выскочили они – немец и русский – из каких-то развалин и… остановились в нескольких метрах друг от друга. Вскинули автоматы, но «штурмгевер» Фишера, новая модель автомата, недавно поступившая в войска, дал осечку, а ППШ сработал как надо. Тогда русский взвалил на плечи раненого немца, и оказался тот с пулей в животе в русском госпитале.
Вылечили его и, разумеется, отправили в лагерь. Там бывший солдат стал разнорабочим и выучил русский язык.
Вернувшись домой и проштудировав русскую литературу, полюбил русских классиков. Стал учителем русского языка в школе. Как говорится – не было бы счастья, да несчастье помогло.
А вот какую короткую и любопытную историю поведал пожилой прохожий, у которого я, заплутав на многочисленных дорогах и дорожках близ Бад-Херсфельда, на немецком языке спросил дорогу в город. Уловив явный русский акцент, немец спросил, откуда я. Узнав, что из Сибири, он на ломаном, но вполне понятном русском языке рассказал, что воевал в пехотной дивизии под Москвой, попал в плен. Потом был лагерь и работа за Уралом, то на стройке, то в лесу. Но не это главное. Интересно, что местные мальчишки первое время даже камнями в пленных бросали, в то время как их матери тайком по вечерам подкармливали «несчастных фашистов» хлебушком...
– Как тебя звать? – спросил я его.
– А зачем мое имя? Допустим, Петер или Ганс. Не в имени дело. вы, русские, необычный народ, в одной руке винтовку держите, другой хлеб протягиваете… Das ist vunderbar! (Это необыкновенно!)
