Дикий край

Дикий край. В сентябре исполнилось 240 лет началу Пугачевского бунта. А 10 декабря 240 лет исполнится сражению Тобольского отряда за Ильинскую крепость. Эти события легли в основу сюжета «Капитанской дочки» Александра Пушкина..

Отрывки из повести оренбуржского писателя Виктора Неверова

В сентябре исполнилось 240 лет началу Пугачевского бунта. А 10 декабря 240 лет исполнится сражению Тобольского отряда за Ильинскую крепость. Эти события легли в основу сюжета «Капитанской дочки» Александра Пушкина.

Окончание. Начало в №220

Очередное наступление

Пугачев в красном платье выделялся из огромной толпы.

Взял несколько возов сена и всадников, приблизился к стенам крепости на ружейный выстрел. Разъезжал на коне от воза к возу и еще раз призывал крепость к сдаче:

- Выходите ко мне, я вас прощаю!

В ответ меткий выстрел из пушки - разорвавшееся ядро убило лошадь под предводителем бунтовщиков. Пугачев и его окружение отступили. Пока «Петр Федорович» обращался к солдатам Ильинской, в его войске быстро менялись позиции. Конные и пешие обходили крепость слева и уперлись с южной стороны к Водяному бастиону. Башкирцы, опережая пеших, примеривались к стенам и стали прицельно бить из двух пушек по воротам. Майор Заев приказал перенести туда две свои пушки. Солдаты волоком, попадая под ноги друг другу, тащили пушки, ядра, порох.

В спешке люди, кони, верблюды мешали защите. Подняли стадо верблюдов, перегнали на другой край крепости. В это время наступающие пробили ворота со стороны реки. Не до конца установленные пушки были теперь уже не нужны.

Башкирцы с визгом первыми хлынули в ворота, сметая все на своем пути. Конная защита крепости не успевала сдерживать нападающих. Сорокачетырехлетний подпоручик Степан Никитин со стрелой в боку продолжал рубить наседающих на него пугачевцев. Тобольский подпоручик не раз участвовал в сражениях в Европе и не раз ходил в атаку в Померании. Прошел Семилетнюю войну без ранений, а последний свой бой принял здесь, в Ильинской крепости. С обеих сторон у ворот было столько нарублено людей, что лошади не могли устоять под всадниками - приседали, оступались.

Казаки сдерживали башкирцев - опрокидывали их с седел, постоянно меняли позиции, успевали в самую гущу боя. Пугачевцы в первую очередь старались выбить офицеров, но солдаты яростно отражали нападения на своих командиров.

Ефрем Заев опекал в бою своего сына Ивана. Сержант Заев бился рядом с отцом, а на отца наседало все больше и больше пугачевцев.

Вот лежит порубленный сорокалетний капитан Семен Преволоцкий, комендант Орской крепости, рядом с ним истекает кровью поручик Иван Аврамов из Тобольской крепости. От полусотни казаков из Орской крепости осталась жалкая горстка утомленных боем людей. Ефрем Заев не увидел, как пронзили стрелами его сына, погиб минутами раньше. Вслед за ними не стало отчаянно защищавших крепость поручиков Рожитского и Наймушина, прапорщика Топоркова. Лекарь Тобольского полка Иоган Егерсон бросил заниматься ранеными - с саблей в руке он встал рядом со своими солдатами, но был затоптан конницей. Солдаты специально занимали высокие места, чтобы ружейными выстрелами сверху поражать пугачевцев. Но вскоре в схватке и ружья стали не нужны. Лошади оттесняли пеших, лучники снимали стрелами с крыш солдат. Другие крыши были охвачены дымом, мешавшим вести прицельный огонь по наступающим. Почти все офицеры перебиты. В живых остались два капитана и один прапорщик. Все трое - участники Семилетней войны в Европе. Сражались под Цорндорфом, Франкфуртом, Кунерсдорфом. Бывали в различных переделках, брали победы не числом, а умением. Но сегодня сражение не складывалось - бунт не похож на военные действия регулярных армий.

Оттесненные конниками, солдаты стали робеть. Некоторые побросали оружие. Казаки спешились, показывая, что больше не участвуют в сражении. Побежденные защитники стояли у церкви, стесненные конницей. Емельян Пугачев с Хлопушей подъехал к казакам: «Для чего вы к нам не вышли?» Казаки отвечали:

- Нас, если б с крепости мы стали выходить, солдаты бы побили.

- Теперь-то признаете во мне царя? - спрашивал снисходительно у казаков Пугачев.

- Как же можно! Конечно признаем.

Оттесняя конницей людей, через те же ворота, за которые ранее бились, вывели всех в близлежащую татарскую деревню. Команда Пугачева успела оглядеть перебитых насмерть. Насчитали с одной и другой стороны по 400 человек. Емельян Пугачев с удовлетворением произнес:

- Примерно поровну набили люду. Но ихних поболее будет.

Пока сгоняли в кучу крестьян и защитников крепости, Пугачев успел встретиться с Салаватом Азналиным:

- Второй раз вижу тебя в деле, хороший ты воин. Присваиваю тебе чин полковника. Езжай в свой стан, подлечись, и жду тебя в Бердской слободе.

Так 19-летний башкирец стал полковником. В дальнейшем, за год и 15 дней Пугачевского бунта, Салават, сын Юлая, провел с правительственными войсками 28 сражений и ни разу не потерял своего отряда даже при больших поражениях.

На площади в татарской деревне установили высокий табурет, взятый в комендантском доме. Застелили его коврами. Емельян Пугачев, окруженный сподвижниками, уселся на высокий табурет, словно на трон. Палачи, знавшие свое дело, были готовы исполнить любой приговор. Суд начался. В это время по указу развели огонь в крепости, подожгли деревянные постройки, чтобы никто более не шел супротив «царя-батюшки» и не запирался в стенах.

Набирали солдат партиями и ставили перед заряженной пушкой на колени, спрашивая, признают ли они Пугачева царем Петром Федоровичем? После признания полковой портной срезал им длинные косы, и они, принимая присягу, становились на ту сторону, что вершила суд. После «пострига» последней партии солдат Пугачев объявил:

- Прощает вас Бог и я, ваш государь Петр Третий, амператор. Вставайте!

Велел оборотить пушку в сторону степи и выстрелить. Повинные солдаты пополнили сторону Пугачева.

- Теперь будем вешать, как обещал вам, народ, - подняв руку, обрадовал собравшихся Пугачев.

К тому времени уже изготовили столбы с перекладинами, вкопали их в землю тут же, у крыльца, где творилась царская справедливость. Из трех оставшихся в живых офицеров и одного казачьего сотника первым подвели капитана Тобольского гарнизона Дмитрия Камешкова.

- Признаешь ли ты меня, капитан, Петром Третьим? Твой ли я царь?

- Никакой ты не царь, ты Емелька Пугачев. Вор и разбойник. Ты даже писать и читать не способен. Для нас одна царица - Екатерина, и ей мы присягали, - проговорил, глядя в глаза тирану, тридцатидевятилетний капитан.

Пугачев, сидя на своем троне-табурете, взмахнул белым платком. Камешкова подвели к столбу и вздернули веревку.

- Давай второго!

Подвели прапорщика Тобольского гарнизона Василия Воронова. Военная судьба не раз забрасывала его в дальние страны, откуда он всегда возвращался или домой, или в свой гарнизон для дальнейшей службы.

Здесь, в чужой ему крепости под названием Ильинская, Воронову предстояло сделать выбор между жизнью и смертью. Тридцатипятилетний офицер нашел в себе силы и смелость заявить, что он не знает других царей и присягал только одной императрице Екатерине.

Он сделал свой выбор перед солдатами, жителями крепости и деревни, которую больше никогда не увидит. Взмах белым платочком решил и его судьбу.

- Подавай третьего, - чинил суд предводитель.

Схватили и подвели третьего. Казачий сотник, фамилию которого история не сохранила, тоже отказался служить разбойнику. Взмах белым платочком, и сотник повис в петле.

- Веди четвертого!

Пугачеву уже надоело вершить суд. Не спрашивая офицера ни о чем, решил он его повесить просто за то, что офицер. Тридцативосьмилетний капитан Иван Башарин предстал перед победителями, молча ожидая своей участи. Тобольские солдаты стали просить за Башарина:

- Он с нами претерпевал все солдатские нужды. Справедлив был до нас. Мы с ним под Франкфуртом воевали. Капитан заслуживает прощения, - слышались просьбы солдат.

- Ну коли так, что добр был до вас, я его от смерти прощаю. Пусть нам теперь послужит, - сам не ожидая от себя такой доброты, заключил Пугачев.

Тут же капитана остригли и отвели в сторону, где стояли казаки.