Размер шрифта+
Цветовая схемаAAA

Память о  Николае Кузнецове нужна живым

Колонист, Кулик, Ученый, Пух, Рудольф Вильгельмович Шмидт, Пауль Вильгельм Зиберт, Николай Васильевич Грачев. Все это – Николай Иванович Кузнецов, легендарный партизанский разведчик, наша национальная гордость.

Общество, 00:26, 02 августа 2013,
Слушать новость
Память о  Николае Кузнецове нужна живым. Колонист, Кулик, Ученый, Пух, Рудольф Вильгельмович Шмидт, Пауль Вильгельм Зиберт, Николай Васильевич Грачев. Все это – Николай Иванович Кузнецов, легендарный партизанский разведчик, наша национальная гордость..

Каждый раз, когда приближается очередная годовщина со дня рождения Николая Кузнецова, исследователям его мирного пути и боевой деятельности хочется не просто добрым словом вспомнить его, но  и открыть для читателя что-то новое, пусть даже совсем крохотную деталь, не дожидаясь 2025 года, когда, как утверждается, будут рассекречены документы из его личного дела. Бывает так  у исследователей, что потянешь за ниточку и вдруг вытягиваешь из клубка такое (!), что хочется запрыгать на месте от радости, как ребенок.

Вот, скажем, сколько раз фотографировали Пауля Зиберта?

Такой авторитетный историк службы внешней разведки, как Теодор Гладков (к сожалению, уже ушедший от нас в 2012 году), написавший несколько серьезных книг о Николае Кузнецове, утверждает, что таких случаев было два.


Однажды это было в отряде. Борис Черный (партизан и по совместительству отрядный фотограф) по приказу комиссара, Сергея Трофимовича Стехова, запечатлел Кузнецова в немецком мундире, Стехова и Николая Струтинского.

Командир отряда, Дмитрий Николаевич Медведев, потом сделал строгое внушение комиссару, потому что понятно даже малосведущему человеку, что для разведчика самое главное – конспирация. В войну это было совершенно правильно, а теперь, спустя 68 лет после Победы, мы благодарны Стехову за то, что он сохранил образ разведчика для истории.

Второй раз конспирация была нарушена 12 апреля 1943 г.

На снимке, который был сделан возле дома разведчика Ивана Тарасовича Приходько, видим Пауля Зиберта рядом с его «другом» – настоящим эсэсовцем Петером Диппеном. Здесь же на снимке Николай Гнидюк, Иван Приходько, Ян Каминский – наши разведчики.

К счастью, негатив у немецкого фотокорреспондента удалось изъять, и неприятных последствий для разведчиков не было, если не считать очередного внушения командира.

Итак, два снимка – это факт. А были ли другие?

Вот, например, известный киноактер Лев Дуров, знавший фронтового фотокорреспон- дента «Правды» Леонида Коробова, пишет, что были! Леонид Коробов в самом деле в 1943 г. бывал в командировке в отряде «Победители». Именно ему принадлежит знаменитый снимок Медведева, полулежащего в повозке в белом овчинном полушубке и меховой шапке.

Но актер пишет также, что корреспондент рассказывал ему, как он однажды, воору - жившись неотъемлемым оружием – «лейкой» – поднялся тайком на ближайший пригорок в районе партизанского лагеря, чтобы пофотографировать, и увидел, как  в лагере появляется Николай Кузнецов, да еще и в немецком мундире.

Сделанные снимки Коробов показал Медведеву только после войны. По словам Льва Дурова, бывший партизанский командир сказал тогда корреспонденту: «Ленька, если бы  я узнал об этом тогда, отдал бы приказ тебя расстрелять!»

Все мы знаем, что творческий вымысел – это непременный атрибут работника сцены.

Но как хотелось бы, что на этот раз он стал былью. Тогда кто-нибудь из исследователей, имеющих доступ к архивам Медведева и Коробова, обнародует эти снимки.

Альберт Цессарский в знаменитых «Записках партизанского врача» пишет: «Медведев внимательно осмотрел Кузнецова, поправил железный крест на его груди и кивнул Черному: «Щелкайте! На память о первом выходе в разведку Николая Ивановича».

Было ли так? Или  в этот раз память подвела эскулапа?

В 1971 г. в серии ЖЗЛ вышла книга «Николай Кузнецов» авторов Александра Лукина и Теодора Гладкова, в которой помещен очень популярный снимок Пауля Зиберта с подписью: «Таким впервые появился в Ровно лейтенант Пауль Вильгельм Зиберт». Есть этот же снимок и в «Специальном агенте» известного уральского краеведа Григория Каеты: «Лейтенант Пауль Зиберт. Ровно. 1942 год». На этом снимке Николай Кузнецов в немецком мундире и пилотке!

Известно, что  в первый ознакомительный выход в Ровно, состоявшийся 19 октября 1942 г., Кузнецов отправился как раз в пилотке. Известно также, что больше пилотку он не носил, потому что  в тот день патрульный офицер в Ровно сделал ему замечание за нарушение ношения формы одежды: «Почему носите пилотку, а не фуражку?»

Вполне возможно, что  память Цессарского не подвела, и снимок, выходит, сделан в период пребывания Кузнецова в отряде. Но…

Но ведь он мог быть сделан еще  и в Москве до отправки разведчика в ровенские леса.

Ведь готовили же ему в Москве и удостоверение личности, и водительские права…

Еще один снимок Пауля Зиберта некоторые авторы приписывают пребыванию Кузнецова в отряде. На нем только лицо разведчика – простое, открытое. Настоящее уральское! Вероятно, Николай Иванович одет в плотный свитер темного цвета.

У  Григория Каеты в его книге под этой фотографией следующая подпись: «Таким Кузнецов появился в отряде Медведева. Осень 1942 г.»

К сожалению, это ошибка. Достаточно только взглянуть на страницу паспорта Рудольфа Вильгельмовича Шмидта – Николая Кузнецова, где помещена как раз эта фотография. Паспорт выдан Николаю Кузнецову 10 января 1940 г., то есть еще до войны.

Рисовали ли Пауля Зиберта? После войны да! Честь и хвала таким художникам, как Пономаренко, Лазарева, Журов и другим, менее известным, благодаря которым даже в скромных школьных музеях мы можем видеть образ партизанской легенды.

Но хотелось бы знать, рисовали ли разведчика в годы войны, так сказать, живьем? Да, рисовали!

Автор располагает копией письма Григория Пономаренко, которое он прислал в музей партизанской славы воронежской школы № 83. В этом письме Пономаренко, партизан отряда «Победители», перед войной окончивший два курса Оренбургского художественного училища, пишет: «Мне посчастливилось рисовать легендарного советского разведчика. Произошло это  в партизанском чуме у села Кульковичи, куда отряд перебазировался после тяжелого боя  с карателями, а Кузнецов прибыл сюда после дерзкого похищения живого (из городской квартиры) немецкого генерала. О том, как мы рисовали Грачева (Кузнецова), хорошо рассказал в очерке «Эскиз к портрету Кузнецова» Володя Ступин – партизан-разведчик, а ныне главный редактор издательства «Искусство».

И все же несколько слов.

Утром, как условились накануне, я пришел в чум к Володе. Ожидая знаменитого Грачева, очень волновался и беспокоился как художник: «Получится ли портрет?»

Наконец вошел Грачев, в шутку по-военному доложил, что как-то успокоило и расположило меня. Сбросив шинель, освободившись затем от комбинезона, он предстал перед нами в форме гауптмана немецкой армии с железным крестом и ленточкой за участие в зимней кампании под Москвой.

Он сел для позирования. Его голова, освещенная верхним светом, хорошо лепилась по формам на темном фоне чума: крупный череп, худощавое энергичное лицо с паутинками морщин у глаз, синие глаза в глубоких сухих глазницах с белесыми ресницами и бровями. Выражение на лице неуловимо меняется, то простое с лукавинкой в глазах, то строгое и сердитое… Но когда он расчехлил офицерскую фуражку и надел ее, вдруг помрачнел – преобразился. Я не мог без страха взглянуть ему  в лицо, на котором застыло выражение самодовольства, брезгливости и надменности, а выпяченная тяжелая нижняя челюсть придавала лицу твердость, даже жестокость… К тому же потемневшие глазницы под козырьком офицерской фуражки неприятно светились бликами зрачков. Матерый фашист, каких не раз довелось видеть мне  в концлагере. Я невольно оробел. Володя, вероятно, тоже почувствовал себя неуютно и попросил Грачева держать себя проще – без позерства. Николай Иванович рассмеялся, вероятно, подумал: «Ага, струхнули!» – и стал объяснять Володе, что надменность, высокомерие и чванливое превосходство – это характерные черты офицера рейха. «Вот артист, – подумал я. – Какое умение перевоплотиться», и успокоившись, принялся рисовать.

Закомпоновал рисунок с расчетом большего внимания лицу, поэтому верх фуражки с ненавистным орлом срезал.

Рисунок, кажется, удался…»

Возможно, какой-нибудь читатель, ознакомившийся с этой статьей, поморщится: «Какими пустяками вы занимаетесь! Какая разница, сколько раз фотографировали или рисовали Кузнецова?»

Отвечу ему на это так: «Дорогой товарищ! Это вовсе не пустяки. То, чем мы занимаемся, называется борьбой за сохранение исторической памяти. Народ, утративший память, превращается в стадо, а стадом легко управлять разным нечистоплотным людям. Именно поэтому их  развелось так много сейчас – и за рубежом, и в самой России. Они очень хотят отнять ее  у нас, ставя все  с ног на голову. Мы не имеем права проиграть это сражение. Ведь именно за  эту память отдал жизнь легендарный разведчик. Память о Николае Кузнецове нужна живым, то есть нам  с вами».

Далее в сюжете: Экспедиция закончилась... Проект продолжается!

Каждый раз, когда приближается очередная годовщина со дня рождения Николая Кузнецова, исследователям его мирного пути и боевой деятельности хочется не просто добрым словом вспомнить его, но  и открыть для читателя что-то новое, пусть даже совсем крохотную деталь, не дожидаясь 2025 года, когда, как утверждается, будут рассекречены документы из его личного дела. Бывает так  у исследователей, что потянешь за ниточку и вдруг вытягиваешь из клубка такое (!), что хочется запрыгать на месте от радости, как ребенок.

Вот, скажем, сколько раз фотографировали Пауля Зиберта?

Такой авторитетный историк службы внешней разведки, как Теодор Гладков (к сожалению, уже ушедший от нас в 2012 году), написавший несколько серьезных книг о Николае Кузнецове, утверждает, что таких случаев было два.


Однажды это было в отряде. Борис Черный (партизан и по совместительству отрядный фотограф) по приказу комиссара, Сергея Трофимовича Стехова, запечатлел Кузнецова в немецком мундире, Стехова и Николая Струтинского.

Командир отряда, Дмитрий Николаевич Медведев, потом сделал строгое внушение комиссару, потому что понятно даже малосведущему человеку, что для разведчика самое главное – конспирация. В войну это было совершенно правильно, а теперь, спустя 68 лет после Победы, мы благодарны Стехову за то, что он сохранил образ разведчика для истории.

Второй раз конспирация была нарушена 12 апреля 1943 г.

На снимке, который был сделан возле дома разведчика Ивана Тарасовича Приходько, видим Пауля Зиберта рядом с его «другом» – настоящим эсэсовцем Петером Диппеном. Здесь же на снимке Николай Гнидюк, Иван Приходько, Ян Каминский – наши разведчики.

К счастью, негатив у немецкого фотокорреспондента удалось изъять, и неприятных последствий для разведчиков не было, если не считать очередного внушения командира.

Итак, два снимка – это факт. А были ли другие?

Вот, например, известный киноактер Лев Дуров, знавший фронтового фотокорреспон- дента «Правды» Леонида Коробова, пишет, что были! Леонид Коробов в самом деле в 1943 г. бывал в командировке в отряде «Победители». Именно ему принадлежит знаменитый снимок Медведева, полулежащего в повозке в белом овчинном полушубке и меховой шапке.

Но актер пишет также, что корреспондент рассказывал ему, как он однажды, воору - жившись неотъемлемым оружием – «лейкой» – поднялся тайком на ближайший пригорок в районе партизанского лагеря, чтобы пофотографировать, и увидел, как  в лагере появляется Николай Кузнецов, да еще и в немецком мундире.

Сделанные снимки Коробов показал Медведеву только после войны. По словам Льва Дурова, бывший партизанский командир сказал тогда корреспонденту: «Ленька, если бы  я узнал об этом тогда, отдал бы приказ тебя расстрелять!»

Все мы знаем, что творческий вымысел – это непременный атрибут работника сцены.

Но как хотелось бы, что на этот раз он стал былью. Тогда кто-нибудь из исследователей, имеющих доступ к архивам Медведева и Коробова, обнародует эти снимки.

Альберт Цессарский в знаменитых «Записках партизанского врача» пишет: «Медведев внимательно осмотрел Кузнецова, поправил железный крест на его груди и кивнул Черному: «Щелкайте! На память о первом выходе в разведку Николая Ивановича».

Было ли так? Или  в этот раз память подвела эскулапа?

В 1971 г. в серии ЖЗЛ вышла книга «Николай Кузнецов» авторов Александра Лукина и Теодора Гладкова, в которой помещен очень популярный снимок Пауля Зиберта с подписью: «Таким впервые появился в Ровно лейтенант Пауль Вильгельм Зиберт». Есть этот же снимок и в «Специальном агенте» известного уральского краеведа Григория Каеты: «Лейтенант Пауль Зиберт. Ровно. 1942 год». На этом снимке Николай Кузнецов в немецком мундире и пилотке!

Известно, что  в первый ознакомительный выход в Ровно, состоявшийся 19 октября 1942 г., Кузнецов отправился как раз в пилотке. Известно также, что больше пилотку он не носил, потому что  в тот день патрульный офицер в Ровно сделал ему замечание за нарушение ношения формы одежды: «Почему носите пилотку, а не фуражку?»

Вполне возможно, что  память Цессарского не подвела, и снимок, выходит, сделан в период пребывания Кузнецова в отряде. Но…

Но ведь он мог быть сделан еще  и в Москве до отправки разведчика в ровенские леса.

Ведь готовили же ему в Москве и удостоверение личности, и водительские права…

Еще один снимок Пауля Зиберта некоторые авторы приписывают пребыванию Кузнецова в отряде. На нем только лицо разведчика – простое, открытое. Настоящее уральское! Вероятно, Николай Иванович одет в плотный свитер темного цвета.

У  Григория Каеты в его книге под этой фотографией следующая подпись: «Таким Кузнецов появился в отряде Медведева. Осень 1942 г.»

К сожалению, это ошибка. Достаточно только взглянуть на страницу паспорта Рудольфа Вильгельмовича Шмидта – Николая Кузнецова, где помещена как раз эта фотография. Паспорт выдан Николаю Кузнецову 10 января 1940 г., то есть еще до войны.

Рисовали ли Пауля Зиберта? После войны да! Честь и хвала таким художникам, как Пономаренко, Лазарева, Журов и другим, менее известным, благодаря которым даже в скромных школьных музеях мы можем видеть образ партизанской легенды.

Но хотелось бы знать, рисовали ли разведчика в годы войны, так сказать, живьем? Да, рисовали!

Автор располагает копией письма Григория Пономаренко, которое он прислал в музей партизанской славы воронежской школы № 83. В этом письме Пономаренко, партизан отряда «Победители», перед войной окончивший два курса Оренбургского художественного училища, пишет: «Мне посчастливилось рисовать легендарного советского разведчика. Произошло это  в партизанском чуме у села Кульковичи, куда отряд перебазировался после тяжелого боя  с карателями, а Кузнецов прибыл сюда после дерзкого похищения живого (из городской квартиры) немецкого генерала. О том, как мы рисовали Грачева (Кузнецова), хорошо рассказал в очерке «Эскиз к портрету Кузнецова» Володя Ступин – партизан-разведчик, а ныне главный редактор издательства «Искусство».

И все же несколько слов.

Утром, как условились накануне, я пришел в чум к Володе. Ожидая знаменитого Грачева, очень волновался и беспокоился как художник: «Получится ли портрет?»

Наконец вошел Грачев, в шутку по-военному доложил, что как-то успокоило и расположило меня. Сбросив шинель, освободившись затем от комбинезона, он предстал перед нами в форме гауптмана немецкой армии с железным крестом и ленточкой за участие в зимней кампании под Москвой.

Он сел для позирования. Его голова, освещенная верхним светом, хорошо лепилась по формам на темном фоне чума: крупный череп, худощавое энергичное лицо с паутинками морщин у глаз, синие глаза в глубоких сухих глазницах с белесыми ресницами и бровями. Выражение на лице неуловимо меняется, то простое с лукавинкой в глазах, то строгое и сердитое… Но когда он расчехлил офицерскую фуражку и надел ее, вдруг помрачнел – преобразился. Я не мог без страха взглянуть ему  в лицо, на котором застыло выражение самодовольства, брезгливости и надменности, а выпяченная тяжелая нижняя челюсть придавала лицу твердость, даже жестокость… К тому же потемневшие глазницы под козырьком офицерской фуражки неприятно светились бликами зрачков. Матерый фашист, каких не раз довелось видеть мне  в концлагере. Я невольно оробел. Володя, вероятно, тоже почувствовал себя неуютно и попросил Грачева держать себя проще – без позерства. Николай Иванович рассмеялся, вероятно, подумал: «Ага, струхнули!» – и стал объяснять Володе, что надменность, высокомерие и чванливое превосходство – это характерные черты офицера рейха. «Вот артист, – подумал я. – Какое умение перевоплотиться», и успокоившись, принялся рисовать.

Закомпоновал рисунок с расчетом большего внимания лицу, поэтому верх фуражки с ненавистным орлом срезал.

Рисунок, кажется, удался…»

Возможно, какой-нибудь читатель, ознакомившийся с этой статьей, поморщится: «Какими пустяками вы занимаетесь! Какая разница, сколько раз фотографировали или рисовали Кузнецова?»

Отвечу ему на это так: «Дорогой товарищ! Это вовсе не пустяки. То, чем мы занимаемся, называется борьбой за сохранение исторической памяти. Народ, утративший память, превращается в стадо, а стадом легко управлять разным нечистоплотным людям. Именно поэтому их  развелось так много сейчас – и за рубежом, и в самой России. Они очень хотят отнять ее  у нас, ставя все  с ног на голову. Мы не имеем права проиграть это сражение. Ведь именно за  эту память отдал жизнь легендарный разведчик. Память о Николае Кузнецове нужна живым, то есть нам  с вами».



Ранее в сюжете

Героям воздается честь и слава

02

Учимся на подвигах

02