Беспредметное искусство
Если вспомнить заветное «с точки зрения банальной эрудиции...», то рассказ о работах Василия Кандинского можно выстроить так: «Когда искусство начинает заниматься производством новой нормативности, в его фокусе оказалась аура невыразимого, не подлежащего однозначной визуальной репрезентации...» Но можно иначе, что я и попробую.
Именно этим бунтарям, «желторотикам в коротких штанах», не суждено было с позором кануть в Лету, а стать классиками новой формации, эпохи искусства «новейшего времени». Однако какими только ругательствами публика не осыпала ниспровергателей начала ХХ века: «вандалы», «печальные рыцари ослиного хвоста», «идиоты», «Бурлюки и Дюрлюки». Вместо привычных названий, отражающих сюжетную линию картины, – «Импровизации»
или «Композиции» под порядковыми номерами. Слово «авангард» родом из военной терминологии, поэтому вещи выстраиваются, словно по команде «на первый-второй рассчитайсь», в серии или циклы.
Но все эпатажные выходки авангардистов были способом увидеть старый мир новыми глазами, придать ему новые формы, совершить революционный переворот в искусстве. Первоначально бунтарский, новый характер творчества породила бурлящая от революционного недовольства и несогласия общественная мысль. И живописи стало тесно на холсте, она захотела присвоить себе пространство улиц, говоря на языке лозунгов, манифестов, как толпы митингующих и демонстрантов.
Эта демонстративность коснулась и старых правил, по которым литературное начало подчиняло себе краски и холст. «Как-то раз войдя в мастерскую, я увидел прекрасную картину, стоявшую у стены. Но чудо, это оказалась моя картина! Просто перевернутая наоборот, что заставило меня понять – фигуративность мешает искусству, оно должно непременно стать беспредметным». Так писал Кандинский о великом значении краски и цвета, но и они не были самоцелью.
Книга «О духовном в искусстве» 1911 года выдержала множество переизданий на всех языках мира, вплоть до японского, хотя написана была на немецком. Зигмунд Фрейд несколькими годами ранее писал о том, что сжатые образы и видения, которые приходят во сне, будучи непродолжительными и краткими, на самом деле являются итогами длительной работы интеллекта. После «видений» и «грез» с выставок символистов сторонники теории Фрейда пытались докопаться до глубин сознания – детских впечатлений и мечтаний о полетах и дальнем плавании. Присмотритесь внимательнее к картине «Серый овал. 1917» (второе название «Композиция № 217») Василия Кандинского – вы увидите корабль, мачты, бурю и летящего монстра...
Художник прожил долгую жизнь, застал две мировые вой-ны и революцию, не дожив до победы в 1945-м один год. Его немецкоговорящая семья, ставший второй родиной Мюнхен, все, что позволило зарубежным исследователям считать его немецким художником, не затмили любви к России и Москве, которую он называл «родиной души». Окончательно уехав в 1921 году за рубеж, чтобы налаживать культурные связи, Кандинский стал кумиром «мистического авангардизма» на Западе, но не в своем Отечестве. Теории о том, что цвет имеет запах и звук, а красота может вначале показаться безобразием, что искусство не должно заниматься пропагандой, оказались чужды принципам соцреализма.
Лишь в конце ХХ века, когда российские музеи стали открыто гордиться наличием полотен в коллекциях, появились крупные издания и глобальные выставочные проекты. Тот, что проходит в залах Тюменского музея изобразительных искусств под названием «Абстракция», собрал художников разных эпох, но полотно кисти Кандинского из фондов Екатеринбургского музея торжественно открывает выставку.
Картина из Тюмени «Композиция. 1916» находится «в зарубежном турне», радует итальянцев, благодаря чему и стало возможным привезти к нам работы классиков авангарда. Но главное, это отчасти претворяет в реальную жизнь предсказание Василия Кандинского о том, что «когда-нибудь для искусства не будет границ, а слово «человечество» станет не пустым звуком».
