«У России гигантский сырьевой потенциал, нужно суметь его правильно использовать»

«У России гигантский сырьевой потенциал, нужно суметь его правильно использовать». .

Гостем клуба «От первого лица» стал основатель и генеральный директор российского Фонда национальной энергетической безопасности Константин Симонов

На протяжении десятилетий российская экономика находится в зависимости от топливно-энергетических ресурсов. Нефть и газ приносят в государственный бюджет около половины доходов. Как долго будет сохраняться эта ситуация? Чем она чревата? Какие меры следует принять органам власти, бизнесу, гражданам России, чтоб избежать негативных последствий?

На эти  и другие вопросы журналистов «Тюменской области сегодня» ответил Константин Симонов, основатель и генеральный директор российского Фонда национальной энергетической безопасности.

Александр Скорбенко:
– На ваш взгляд, Константин Васильевич, в какой стадии находится российский нефтегазовый комплекс – на подъеме, посередине, на спаде? Чем характеризуется эта стадия?

– В текущем году произойдет важный факт – по объему добычи углеводородного сырья Россия превзойдет показатели Советского Союза 1991 года. Конец 80-х годов был пиковым в стране, потом добыча начала снижаться. 90-е годы отмечены невероятным спадом, речь действительно шла  о деградации отрасли. Ситуация начала выправляться в начале 2000-х годов. Все эти 10–12 лет фактически нефтедобыча находится на подъеме. В прошлом году она составила 511 миллионов тонн, в 2012-м будет даже больше. Мы вернулись к важному историческому рубежу, как  я уже сказал, вышли на уровень 1991 года.

Раиса Ковденко:
– То есть можно сказать, что ситуация обнадеживающая?

– Если формально подходить к цифрам, получается, что добыча реально растет. Но вопрос в том, что будет дальше? Здесь важно определить: мы находимся на взлете или на пике? На мой взгляд, исключительно за счет месторождений Западной Сибири и некоторых отдельных новых залежей на востоке России поднимать страну будет очень сложно. Если не принять мер по изменению ситуации, может оказаться, что добыча находится на пике и через три-четыре года пойдет на спад. Иллюзия того, что все растет двенадцать лет подряд, порождает ощущение, что так будет продолжаться и дальше. В реальности ситуация не так проста. Поэтому я бы ответил на первоначальный вопрос так: возможно, мы находимся на пике. Но, изменив ситуацию, окажемся на подъеме.

Тимур Хакимов:
– Меры, о которых вы говорите, носят организационный, законодательный или технический характер?

– Технические вещи сами по себе не происходят, для этого
требуется создать условия. В ходе Губернаторских чтений как раз много говорили о «ресурсном проклятии», и я, и многие участники отмечали, что главная проблема не  в том, что  в стране есть ресурсы и поэтому другие отрасли не развиваются. Главная проблема – в управлении, в том числе в управлении деньгами, которые «нефтянкой» зарабатываются.

Когда говорят про внедрение технологий, следует учитывать, что проекты создания новых нефтегазовых провинций, возьмем ту же Арктику, на старой технической базе неосуществимы. скажем, при реализации проекта строительства завода по производству сжиженного природного газа (СПГ) на Ямале, который активно обсуждается, встают ведь не только проблемы организации сжижения газа на месте. Как его оттуда вывозить? Нужны ледоколы, СПГ-танкеры определенного класса, которых сейчас не существует, потому что никто в мире не перевозил сжиженный газ  в условиях айсбергов. Аналогичные проблемы в Восточной Сибири – например, сепарации газа.

Понадобятся технические новинки. Но если не мотивировать компании вкладывать туда деньги, откуда возьмутся инновации? Поэтому прежде всего нужны законодательные государственные решения, изменение налогового режима, создание таких условий, чтобы вложения в новые проекты были действительно интересными и рентабельными.

Людмила Шорохова:
– Не этим ли вызван интерес российских нефтяников к зарубежным активам?

– Совершенно верно. Вместо того, чтобы инвестировать проекты в Тюменской области, на Востоке, в Арктике, они предпочитают вкладывать деньги в Венесуэлу, на Кубу, по всему миру. Происходит это не потому, что они не любят Тюменскую область, а любят Вьетнам. Налоговый режим у нас в настоящее время таков, что компаниям выгоднее выводить эти деньги за пределы РФ. Потому в первую очередь нужно менять налоговый режим, режим лицензирования. Законодательные решения, если они будут приняты, принесут деньги, появится спрос на технологии, начнут развиваться сервисные услуги. Возникнет целая результативная цепочка.

Надежда Бурлака, начальник отдела по связям с общественностью акционерного общества «Газпромнефть-Тюмень»:
– В процессах, происходящих в мировой топливной энергетике, обращает на себя внимание напряженность во взаимоотношениях России с другими энергетическими державами – США, Евросоюзом. Чем она вызвана, на ваш взгляд?

– Убежден, причина в том, что международный рынок
энергоносителей достаточно конкурентный. Это подтверждает история с Сирией. Может показаться, что конфликт чисто политический, никак не связанный с энергетикой. Но  в реальности Катар и Саудовская Аравия давно предлагают план строительства газопровода в Европейский союз через Турцию. В таком случае он должен пройти через территорию Сирии, которая блокирует реализацию проекта. Для России строительство такого газопровода тоже не выгодно, ибо приведет к появлению дополнительного газа на европейском рынке. Поэтому это вопрос и нашей отечественной геополитики. Или другой пример. В Европе обсуждается строительство транскаспийского газопровода из Туркмении. Конечно, это тоже проблема России.

Вопросы экономики и политики тесно переплетаются. В Европе большое количество политиков, негативно относящихся к Российской Федерации. Тема о том, что «Россия не права» с удовольствием ими развивается и поддерживается. Мы сами ингда даем повод для этого. Например, газовая война с Украиной 2009 года тяжело отразилась на наших европейских отношениях. На прошлой неделе я выступал в Европарламенте. Могу сделать вывод: там многие считают, что нужно любыми путями избавляться от российского газа.

Наталья Худорожкова:
– Россия уступает в «энергетической войне»?

– Убежден, что нет, не надо впадать в панику. Сейчас большое количество мировых энергетических агентств выходит с идеей, что 180 миллиардов американского сланцевого газа придет на мировой рынок и российская газовая промышленность разорится. Нас пытаются убедить
в том, что нужно сокращать добычу, потому что нет спроса на энергоресурсы, не надо идти в Арктику и Восточную Сибирь. Но это, мягко говоря, странный подход. Действительность свидетельствует об обратном. После введения Европой эмбарго на иранскую нефть, а это 25-30 миллионов тонн, Россия могла бы получить этот объем – ведь наша нефть по качеству очень похожа на иранскую. Но фактически мы не можем так срочно нарастить добычу. В результате рынок захватила Саудовская Аравия и деньги пошли не  к нам, а к ним  в карман. Вывод: нужно уметь отстаивать свои интересы на конкурентном рынке.

Тимур Хакимов:
– Константин Васильевич, вы специализируетесь на анализе взаимосвязей энергетических компаний и политической власти. Убедите нас, что ни одно политическое решение не принимается без учета ситуации в топливной энергетике?

– Не стоит в каждом решении видеть энерегетические интересы. На Западе политическим считается любое решение, которое принимается органами власти. Поэтому если мэрия запретит выгул собак, вряд ли  в этом следует «винить» энергетику. Но зачастую, даже когда кажется, что взаимосвязи нет, она присутствует. Не хочу доводить до абсурда и предлагать в любом решении властей искать неф-тегазовый фактор, но во многих он скрыт и его можно обнаружить, если присмотреться.

Наталья Худорожкова:
– Вас часто представляют как специалиста по непуб-личной политике. Как бы вы это прокомментировали?

– Есть публичная политика, скажем выборы, а есть непубличная – кулуарные согласования, системы принятия решений. Сам фонд не занимается непуб-личной политикой, мы ее изучаем. Но, к сожалению, в России пока есть серьезные проблемы с тем, чтобы придать каким-то формам непубличной политики законодательный статус. Например, в стране нет закона о лоббизме, который мог бы сделать более цивилизованной нашу работу с властными структурами. Я эксперт, а не участник этого процесса.

Аркадий Кузнецов:
– Существуют ли примеры успешного продвижения от нефтегазовой зависимости к диверсифицированной экономике?

– Самый яркий пример – Соединенные Штаты Америки, которые в конце XIX века были абсолютно ресурсной страной. Основу американской экономики составляла нефть, промышленная добыча которой началась, когда в 1858 году в Пенсильвании была пробурена первая коммерческая скважина. Сегодня видим там диверсифицированную экономику, сырьевой комплекс которой существенно больше, чем  в России. Это мощная сырьевая экономика, но при этом там есть Силиконовая долина.

Оксана Тришина, ведущий специалист управления по связям с общественностью акционерного общества «Тюменьэнерго»:
– В свете частых упоминаний о развитии альтернативных источников электроэнергии каким вам видится будущее традиционной электроэнергетики, и насколько безопасно осуществлять энергоснабжение крупных предприятий или территорий с альтернативных источников?

– Да, много говорится про возобновляемую и «зеленую» энергетику. Но  в реальности доля этих источников в мировом энергобалансе не превышает двух процентов. Поэтому бурный рост потребления делает такую электроэнергетику достаточно локальным ресурсом. Считаю, что мы должны быть открыты для новшеств, но нужно учитывать специфику Российской Федерации. Я принципиальный противник искусственного развития в России альтернативной энергетики – только потому, что она есть в Европе.

Например, кто-то говорит: в Дании – ветряные станции, в Испании – солнечные батареи, а где они  в России? И что, мы должны закрыть Бованенковское месторождение на Ямале и поставить солнечные батареи?! Лоббисты «зеленой» энергетики проталкивают программы государственных субсидий. Предлагается ее субсидировать, что  и происходит в Европе. При этом производимая солнечными и ветряными батареями электроэнергия все равно дороже, чем та, которую получают из угля или газа, но государство за нее платит. Я понимаю, почему: там нет своих углеводородов, они пытаются сократить зависимость от импорта. Для чего в России развивать «зеленую» энергетику? Какой в этом смысл?

Безусловно, в России есть потенциал у определенных видов топлива, которые сейчас недооцениваются. Например, древесные брикеты из опилок можно использовать как биотопливо. Страна обладает гигантскими запасами торфа, почему бы их не применять в качестве энергоносителей в тех регионах, где они залегают? Нужно искать региональные решения.

Раиса Ковденко:
– Вы приводите примеры успешного развития энергетики в США, что мешает России двигаться в этом направлении?

– Одна из точек зрения заключается в том, что  в стране достаточно нефтяных денег и поэтому ничего не делается. Их приток парализует волю. В этом и суть концепции
«ресурсного проклятия», когда говорят, что только когда закончатся в России нефть и газ, тогда начнут развиваться другие отрасли экономики. Я принципиальный противник такой точки зрения. Существует огромное количество стран, не имеющих ресурсов и почему-то ничего не ищущих, – и они находятся в тотальной нищете. Если мы разрушим нефтегазовую промышленность, ничего хорошего не будет. Во-вторых, нельзя говорить, что  в стране в плане развития промышленности ничего не делается. На Ямале Бованенково в октябре запустим, на Сахалине СПГ-завод построили. Согласен, данные отрасли могли бы развиваться интенсивнее.

Марина Белова:
– В советские годы сооружались гиганты нефтегазовой промышленности. Тот же Нижнекамский неф-техимический комбинат, по образцу которого началось строительство Тобольского. Почему сегодня мало подобных проектов?

– В советское время все крупные промышленные объекты вводились путем жесткой концентрации ресурсов. К сожалению, за последние 20 лет отечественный бизнес не доказал самого главного – что может реализовывать крупные промышленные проекты в условиях
рыночной экономики. Это серьезнейшая проблема. Возникает вопрос: способны ли мы реализовывать проекты, сопоставимые по масштабам с советским временем, с тем, что создавалось в Западной Сибири? Хотя сегодня перед оте-чественной экономикой стоят важнейшие и колоссальные по сложности задачи – освоение восточных территорий страны, Арктики, мы должны доказать, что способны развивать страну. Надеюсь, это удастся сделать.

Галина Сентемова, п. Голышманово :
– Как повлияет присоединение России к Всемирной торговой организации на работу отечественного нефтегазового комплекса?

– Вопрос очень важный. Влияние присоединения России к ВТО на нефтегазовую промышленность недооценивается по простой причине. При вступлении в данную организацию наше государство вывело сектор энергетики за рамки регулирования. Часто чиновники говорят, что беспокоиться не  о чем. Но  я разделяю вашу
озабоченность. Наступит завтра, и нам начнут объяснять, что это неправильно, что  к данному вопросу необходимо вернуться.

Внимательно читаю интервью, которые дают руководители ВТО западной прессе. Они прямо говорят, что проб-лема отношений с Россией заключается в отсутствии регулирования вопросов энергетики. Поскольку эта сфера является важнейшей частью глобальных товарных рынков, к вопросу ее регулирования представители ВТО обязательно вернутся в самое ближайшее время, а нефтяники не заинтересованы менять правила игры на рынках.

Участие в организации – палка о двух концах. Как змеиный яд, который можно
применять и в качестве лекарства. То же самое с ВТО: важно уметь применять правила организации. У России достаточное количество толковых юристов, которые могли бы трактовать правила ВТО  в пользу отечественных компаний.

– В завершение беседы просим вас, Константин Васильевич, поделиться рецептами: какие шаги на ближайшие 20–30 лет вы бы рекомендовали предпринять органам власти, бизнесу?

– Рекомендации могут быть достаточно банальными. Деньги лежат под ногами, и об этом много говорится. Взять хотя тему переработки нефти – у нас колоссальные проблемы в этой сфере. Все понимают, что  в нефти и газе сосредоточены гигантские возможности для переработки. Тот же газ, например, воспринимается только как энергоноситель, то есть сырье для производства электроэнергии. Ведь он обладает огромной добавленной стоимостью, поскольку содержит этан, гелий и другие столь же дорогие компоненты.

На востоке России есть так называемый «жирный» газ. Его наличие воспринимается как катастрофа, потому что мы не знаем, как выделить фракции. В Соединенных Штатах, например, газовые компании выделяют этан и продают его за колоссальные деньги. Нужно относиться рачительно к тому, что есть. Или возьмем попутный нефтяной газ – в факелах сжигается, по некоторым оценкам, 30–40 миллиардов кубических метров, это полторы нитки «Северного потока»! Россия первая в мире по сжиганию попутного газа. Почему так происходит? Вопрос очень сложный, и мы еще не раз к нему вернемся.

Тимур Хакимов:
– Что делать рядовым потребителям энергоресурсов?

– Возьмем коммунальное хозяйство. Фонд начинает крупный исследовательский проект по теплоснабжению, и уже обнаружили интересную вещь. Централизованное теплоснабжение в России считается черной дырой, постоянно требующей дотаций. Европейцы же потрясены: слушайте, централизованная система теплоснабжения – это фантастический ресурс! В Центральной Европе такого практически нигде нет. Они бы  с удовольствием имели систему центрального теплоснабжения, потому что она дает экономию в 20–30 процентов по сравнению с индивидуальным отоплением жилых домов. Это золотое дно! При правильном подходе оно может генерировать прибыль, инновации и все что хочешь. Надо немного поменять мозги, и вы прямо под ногами обнаружите деньги.

– Спасибо за беседу!