Ноль

Ноль. .

Окончание.
Начало в № 163 (3244) за 11 сентября 2012 г.

Ахмадишин с детства мечтал совершить для общества что-то большое, такое открыть, чтобы страна ахнула. В институт пришел Заки – шкет форменный, метр пятьдесят пять ростом, щуплый, в красной рубашонке. И тренировать себя стал, чтобы готовым к подвигу быть, гимнастикой занялся, борьбой. На гвоздях спал, как Рахметов. Мечтал, конечно, быть асом бурения. Жизнь показала, что характер он имел корчагинский. На первую наклонку к Заки ездил мой друг-поэт, с которым мы работали вместе в газете «Тюменский комсомолец», Борис Авсарагов. Стих горячий посвятил он тогда Ахмадишину:

Гремит буровая.
И молча кричит верховой.
И приступом нефти
Томится гортань буровой.

Раскосый философ
В балке промороженном спит.
И видит во сне он
Подземное действо,
И в нем буровик –
Дирижер.
Он молится молча.

Любая молитва – расчет.
Свеча за свечою –
Так дерево
В землю растет.

Балок – не молельня,
И сон ледяной
Неглубок.
А дизель грохочет,
Как громоподобный пророк.
Проснется татарин.

Он землю распнет сапогом,
Уставится в землю,
Как лазером,
Черным зрачком…

Никого не удивляла на Северах образность и оригинальность мышления Ахмадишина. Многих людей привлекали именно эти его черты. Те же нижневартовцы хорошо знали его любимую притчу: «Дают двум людям по куску золота с лошадиную голову. Один донесет его до мастерской, откует, отчеканит, и пойдет вещь по белому свету радовать людей. А другой, слабый, не осилит ношу, уронит кусок золота, да еще, гляди, ноги себе отдавит. Народная мудрость гласит: счастье к каждому приходит, но не каждый его удержать может».

У каждого свое счастье

И теперь мудрого, стареющего Заки Шакировича Ахмадишина все так же волнует вопрос о счастье. Мы вышагиваем по желтой глиняной дамбе, оберегающей дачи от паводка Туры. Вдали у старых ив светится красным на берегу створный знак. Створ – это, ясно же, путь. О пути и мы ведем разговор с Заки, но не о пути судов, а о пути жизни человека.

– Потеря – обретение ценности, – заявляет мой друг. – В инвалиды попал я и во всей глубине ощутил, какое же это счастье – заниматься любимой работой.

– Я обезножил и год почти мог только ковылять на десяток-два метров, – пришлось мне ввернуть свое. – Завидовать стал всем ходящим. Старушка одна безногая из Ишима с таким же чувством жила и воскликнула однажды, обращаясь к племянницам: «Девчонки, да  я бы с вашими ногами земной шар не по разу бы обошла! Вы чего-то бухтите по мелочам разным при вашем счастье».

– Да, Александр Петрович, миллионы ходят на красивых ногах и недовольны жизнью бывают. Имея, не ценим, потерявши, плачем. А теряем мы часто оттого, что шарахаемся из крайности в крайность, хотя есть в жизни золотая, нулевая середина.

– Ноль, – спутник мой выкинул вверх указательный палец, – это образ жизни, начало конца и конец начала, нейтральная полоса.
Я потрепал за плечо Ахмадишина:

– Это интересно, но не очень пока понятно.

– Проще простого, – выбурился на меня Заки. – Весь мир пульсирует, все качается  и  ритмично колеблется.  А  средина, вокруг которой свершаются эти движения,  и  есть нулевая линия. Чем больше амплитуда, тем больше издержки. Чем ближе к средине, тем более оптимально состояние индивида. Середина  и  есть ноль. Даже великое добро оборачивается злом, когда слишком далеко отстоишь от нуля. Дон Кихот сотворил добро – его камнями побили. Так заплатил он за рыцарскую душу. Есть бездонные пропасти человеческого падения и есть бесконечные взлеты духа, но они одинаково опасны, потому что рождают противостояния, конфликты и трагедии, оборачиваются миллионами человеческих жертв.

Умеренность – вот норма жизни

Истинно так, Заки Шакирович! Выступая на Пасху в сюжете «Вестей», Патриарх Кирилл говорил о бытовании в жизни такой философии: «Если ты раскрепостил свои потребности, ты свободен». Он сказал по сути несколько слов, которые сводились к тому, что раскрепощая потребности, человек попадает в капкан, в плен, в кабалу. Действительно, человек становится узником собственных потребностей. Они неисчерпаемы, как атом, но стремиться жить по «золотому сечению» необходимо.

Создания разных искусств и ремесел: одежда и утварь, дома и картины – сколь превосходит все это в многообразии своем простые потребности наши и в мирской жизни, и в церкви… От души взяли мастера мерила для создания красивых вещей, но не взяли мерила для пользования ими (блаж. Августин, «Исповедь»).

Я лично «пасусь» теперь около нуля и детям проповедую: «Умеренность – вот норма жизни». Приезжал в Советский Союз один индийский мудрец и развивал такую теорию, демонстрируя себя: на мне, мол, набедренная повязка, накидка – все богатство, я нищий, но самый счастливый человек на земле. Пословица шумеров гласит: «У кого много серебра, возможно, он счастлив,  у кого много зерна, возможно, он доволен, но крепкий сон у того, у кого нет ничего». Он, конечно же, ближе к нулю, чем мы.

– Ты слышал, Заки, об основателе ордена нищенствующих Франциске Ассизском?

– Даже читал его  в изложении.

– Так вот он, принимая решение отказаться от отцовского наследия и посвятить себя религии, заставил товарищей снять с него всю одежду, чтобы он мог встретить смерть голым на полу хижины. Спал он всегда на голой земле, памятуя о нищете Христовой.

Поэт нас  в створе держит:
И кто определит, где середина,
Тот избежит ненужного
экстрима.

Не удержаться автору от лирического всплеска по поводу одного из самых известных  и  почитаемых  в  России святых. Христианский религиозный подвижник, философ, поэт, Франциск Ассизский превратил свою жизнь  в  поэзию. «…Вместо того, чтобы петь хвалы бедности, он предпочел сам раздеться донага  и  быть бедным; вместо того, чтобы воспевать милосердие, предпочел ухаживать за прокаженными  и  замерзать от холода, отдав одежду нищему; вместо того, чтобы громко восхищаться цветами  и  птицами, горами  и  лесами, предпочел жить среди них  и  стать для них своим».

– Рахметов спал на гвоздях. Но я, Саша, не фанатик, – говорит Ахмадишин.

– Извини меня, Заки Шакирович, может, я в розовых очках воспринимаю мир, но ты в борьбе за идею по моему чувствованию – славный рыцарь Ланселот наших дней. Такая самоотдача, стремление к полному самоосуществлению на благо Отечества.

– Ты мне льстишь, Александр Петрович.

– А ты скромничаешь. Неистовый Аввакум призывал: «Смело дерзайте, но не на пользу себе!».

Параллелится призыв Аввакума с проповедью царевича Сиддхартхи Гаутамы, который в 29 лет решился на бегство из отцовского дворца и отказался от роскоши и неги. Блюдя крайний аскетизм, он съедал в день лишь одно зернышко проса, и через шесть лет во время медитации у подножия дерева бодхи на него снизошло просветление, и стали его  с той поры именовать Просветленным – Буддой. «Отказ от внешнего, – станут потом проповедовать последователи Сиддхартхи, – ведет к богатству внутреннему». Физика чистая: где что убудет, в другом месте прибудет.

– Не знал я этого его призыва, но фактически ему следую. Тут безоговорочно соглашусь с тобой. Но продолжу. Я не за такую нулизацию общества, но что потребности нужно умерить – факт. Когда я жил в Краснодаре, в пятницу уезжал в деревню, где приобрел дом… Покупаю два подовых хлеба, три литра молока у соседки, отстоится оно, есть у меня и сливки. И этой пищи за глаза на три дня мне хватало, до рабочего понедельника. Я не скопидомничал, нет: при средней зарплате в стране 100–200 рублей я получал 1,5–2 тысячи. Просто не нуждался в  излишествах. Мыслями богатеть – это другое дело.

– Понимаю тебя, Заки, лишние блага разлагают человека, – плеснулась во мне мысль. – Когда жиреет он душой и телом, вялой, а не упругой становится мускулатура действий, вся его энергетика, человек засыпает душой, если не сказать умирает. Как говорил Фрэнсис Бэкон: «Процветание раскрывает наши пороки, а бедствия – добродетели». Изумительно признание Гете: «В роскошном доме, вроде того, что мне отвели в Карлсбаде, я мигом становлюсь ленивым и бездеятельным». Я подобное пережил на своей шкуре.

– Лучше недоесть с благами разными, чем переесть их. Малым надо уметь довольствоваться. Идея нуля живет во мне всю жизнь. Сейчас, в мудром уже возрасте, на нее настроена каждая клеточка организма, каждый электрончик. Продуктивнее живу и работаю. Науке отдаюсь больше, чем когда-либо ранее. Я счастлив, Александр Петрович. Мудрый человек Александр Володин, наш  с вами современник, как-то сказал: «Если у вас отнимут все, живите тем, что осталось. Стыдно быть несчастливым». А  я добавлю:

Не мил мне удел человека,
размолотого на корню.
Во всех унижениях века
достоинство сохраню».
(Из письма Людмилы Дербиной, имя которой связано теперь навечно с гибелью Николая Рубцова, в газету «Труд»).

Многие могли бы быть счастливы с «нулем», и  не происходило бы тогда вопиющего расслоения в России, не ширилась бы пропасть между богатыми и бедными.

Блаженны, кто держится середины?

Завкафедрой политической психологии психфака МГУ Елена Шестопа говорит, что  в России не налажено общение между гражданским обществом и крупным бизнесом: «Во всем мире бизнес пытается заручиться поддержкой общества, а в России элиты, напротив, становятся все более непрозрачными: и в бизнес, и в политику приходят выходцы из чиновного, аппаратного мира, которым комфортнее работать в закрытом режиме». В силу отсутствия информации о жизни бизнеса граждане России строят свои предположения, согласно которым большинство богатых бизнесменов просто удачливые воры.

Чем известнее богач, тем больше сомнений у респондентов  в  его честности. «В России люди традиционно уверены, что
заработать большое состояние честным путем невозможно», – объясняет гендиректор ВЦИОМ Валерий Федоров.
Я ж про себя подумал: «Блаженны, кто держится середины». Medium tenuere beati. А вслух сказал:

– Мне нравится, Заки, одна триада мысли из Талмуда. Спрашивается: кто мудр? У всех чему-нибудь научающийся. Кто силен? Себя обуздывающий. Кто богат? Довольствующийся своей участью.

– Считай, я талмудист, – за-улыбался Ахмадишин.

Почему хорошо быть ежиком

Ежики – тип людей, как их представляет мой друг, которые не пожирают других и сами остаются непожираемыми. Они не волки и не овцы. Чужого не возьмут, но  и себя не дадут в обиду. Пожирающие – рэкетиры, хапуги разного рода. Пожираемые – овечки. По пути ежика идет ничтожнейшее число людей. Таким был отец Ахмадишина – беззаветный колхозный трудяга. Свое он, конечно, отдавал, получая взамен палочки-трудодни. Заки Шакирович рассказал, что побывал недавно на могиле отца. Думал у холмика о нем, о пути его, и вдруг прошелестел по листве ежик, посеменил от куста к кусту. Ахмадишин аж вздрогнул: это душа отца была.

Вспомнил я друга-буровика через три десятка лет, когда читал биографическую книгу об Альберте Эйнштейне. Женившись на Эльзе, тот, согласно Филиппу Франку, «жил среди красивой мебели, ковров и картин; его пища готовилась и съедалась регулярно, в одно и то же время». Но он не стал частью буржуазного мира, оставаясь в богатом доме «иностранцем».

«Согласно пожеланию Эйнштейна, его спальня походила на монашескую келью – никакого ковра на полу, никаких картин на стенах. Он жил в соответствии со своим убеждением, что всякое имущество, всякая собственность – бремя». Он приписывал свое счастье минимальным потребностям, заявляя: «Ни от кого я не хочу ничего. Меня не заботят деньги, награды или титулы. Я не жажду похвал. Помимо работы я получаю удовольствие от скрипки, парусной шлюпки и от признательности товарищей по занятиям».

Жил Эйнштейн в целом по философии нуля, какую прокламировал Заки в беседе у дач на Туре. Чудесен на этот счет сон помощницы Эйнштейна Элен Дюкас, который как нельзя лучше отражает его характер. Представилось ей в одну из ночей, что Эйнштейн ел в ресторане, когда внезапно туда ворвался грабитель и выстроил всех, включая Эйнштейна, у стены. Потом грабитель стал продвигаться с одного конца вдоль цепочки людей, забирая у них деньги, часы и прочие ценности.

Когда мазурик дошел до Эйнштейна, то сказал: «О нет, у вас, профессор Эйнштейн, я не могу забрать ничегошеньки!» На что тот ответил: «Это ужасно. Я хочу, чтобы со мной обращались так же, как со всяким человеком, то бишь по-человечески». И тут Эйнштейн стал во сне выворачивать карманы, достав оттуда один-единственный пятак. Это  в те годы, да еще во сне про гения.

В августе 2009 года как приговор прозвучала официальная весть из-за океана: «Американцы живут не по средствам».

Они практически на целое десятилетие, как выглядит это из сводки, объели себя. Это  о самой богатой стране. Но много еще таких потребленцев в мире, не исключая  и  россиян. Так что цена философии Заки Ахмадишина растет. Ну не явлен ли Руси огнем фаросским Сергий Радонежский, человек-солнечник по духу. Митрополит Алексий перед смертью призвал Сергия к себе, как повествует об этом Николай Иванович Костомаров, и хотел передать ему после себя митрополию. Сергий решительно отказался и даже долго не хотел принять золотого креста от Алексия: «Я от юности не носил золота, а в старости тем более подобает мне пребывать в нищете». В нищете, но какой? Что сияет нам века уже  и будет сиять вечно.

Млели под жарким солнцем камыши в пойменных озерках, заросли стройного, как бамбук, молодого ивняка. Мерно катила воды река. Смотрело встречь течению красное пятно створного знака. «Хорошо, когда ясно человеку, как жить, – подумал я, – когда выходит он через потери на путь истины». А на него выходит ищущий. Не ищет человек – нет ему пути, беспутному. Не бойся если ты один, бойся, если ты ноль. Содержанием своим. Мы же вели речь о нуле как образе жизни».

(Публикуется в сокращении)
Александр Мищенко, член Союза писателей России