Размер шрифта+
Цветовая схемаAAA

Созидательная активность людей – важный ресурс модернизации

Слушать новость
Созидательная активность людей – важный ресурс модернизации. .

С античных времен известна формулировка: «Глас народа – глас божий». Изучением общественного мнения жителей любого из развитых современных государств занимаются социологи. Какую роль мнение людей играет в определении внутренней политики государства? Насколько переменчивы настроения граждан и как ориентироваться в многоголосии современного общества? Об этом в ходе очередного заседания клуба «От первого лица» журналисты газеты беседовали с генеральным директором Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), профессором Высшей школы экономики Валерием Федоровым. Валерий Валерьевич посетил Тюмень в качестве основного докладчика состоявшихся пятых Губернаторских чтений. Предлагаем вниманию читателей текст беседы, данный в сокращении.
Александр Скорбенко:
– Более двух тысячелетий назад Пифагор утверждал, что миром правят числа. Скажите, все ли  в наши дни можно исчислить, выразить в цифрах так, чтобы существующая действительность была полностью понятна и рационализирована?
Валерий Федоров:

– Должен сказать, что социологов часто путают со статистиками – именно последние отвечают за цифровые подсчеты. Предполагается, что все данные, определенные статистиками, обладают абсолютной точностью. Точнее не считает никто. Только статистическим ведомствам посильна, например, государственная перепись населения. Кстати, можно по-разному относиться к результатам последней общероссийской переписи, однако парадокс в том, что точнее данных нет ни  у кого. Ни один институт не имеет ресурсов и, следовательно, возможностей провести альтернативный подсчет.

Социологические исследования, в свою очередь, имеют дело с некими погрешностями. В отличие от статистиков не претендуем на то, что наши цифры – самые точные. Они точны, но  с некоторым «интервалом». Например, погрешность данных всероссийских социологических опросов составляет 3,4 процента. Иными словами, если говорим о том, что «за данного политика может проголосовать 15 процентов избирателей», это означает, что  в реальности ему может отдать голоса от 12,6 до 18,4 процента избирателей.

Исследования социологов не претендуют на содержание в них абсолютной истины. Вместе с тем с определенной точностью можем сказать о том, что думают люди и как планируют поступить в будущем.

Александр Скорбенко:
– Однако социологи с помощью результатов исследований имеют возможность влиять на общественное мнение...
Валерий Федоров:

– Есть даже такая шутка: «Общественное мнение изучают для того, чтобы сообщить народу, что он на самом деле думает». В действительности о результатах опросов сообщают не социологи, а журналисты – у нас нет собственных средств массовой информации. Работает официальный сайт ВЦИОМ: www.wciom.ru, на котором максимально полно, подробно и со всеми примечаниями и оговорками представлены результаты исследований. Сайт активно посещают аналитики и обозреватели сферы масс-медиа. Вместе с тем у каждой газеты, радио- и телеканала свой жанр подачи новостей и анализа событий.

Поэтому они доносят до аудитории те цифры и данные, которые считают нужными и важными. Социологи за это не ответственны.

Журналисты любят оперировать цифрами из результатов социологических опросов, ведь цифры дают иллюзию понятности. У человека, скажем, есть какое-то не оформленное в четкую мысль мнение, его нельзя ничем подтвердить. Численные данные дают подтверждение такому мнению, являясь «железобетонным аргументом». Поэтому в социологических данных порой видят то, что отвечает внутренним убеждениям тех или иных интерпретаторов. На самом деле цифры бывают разными, в том числе и «лукавыми». Но лучше так, чем вообще без четких данных. Именно поэтому у общества и государства существует запрос на деятельность социологических служб. Просто «за деревьями необходимо видеть лес», а за цифрами – суть процессов, происходящих в обществе.

Денис Фатеев:
– Проблема еще  в том, насколько искренне люди отвечают на поставленные социологами вопросы. Конечно, этот фактор можно нивелировать грамотно составленной выборкой, но все же от чего зависит характер ответов граждан в ходе социологического опроса?
Валерий Федоров:

– Знаете, мнение человека зависит от ситуации. Когда плохо, больно, голодно, ему для счастья хочется лишь куска хлеба. Но как только получает хлеб, тут же становится его недостаточно. И настроение может не улучшиться, а ухудшиться. Мы, социологи, меряем настроение населения с помощью ответов на наши вопросы. А настроение у  людей очень изменчиво. Чем оно может объясняться? Погодой, раздорами в семье, внутренним накопившимся раздражением. Или наоборот, душевным подъемом. Солнышко выглянуло – и вроде бы жить не так грустно.

Один пример: проводили опросы по всем регионам УФО  в апреле и июне 2011 года. Вопросы задавались конкретные: насколько устраивает система здравоохранения? Оценки, полученные с интервалом в три месяца, по многим показателям в разных регионах изменились выше статистической
погрешности – на 5–10 процентов. Что могло измениться радикально за три месяца? Да ничего! Здравоохранение и медицинское обслуживание – серьезная система, и чтобы в ней что-то существенно изменилось, должно пройти много времени. Просто в июне у людей начались отпуска, появились другие заботы.

Резюмируя, скажу, что социологи дают данные, которые власть, руководящие структуры должны принимать к сведению. Люди тоже могут принимать их к сведению. Треть опрошенных заявила, что прислушивается к данным социологических исследований, которые получает из СМИ. Это послужило основой целой концепции нашей социологической науки, которая называется «Вернем общественное мнение народу». То есть давайте будем спрашивать не для власти, а для самих людей.

Александр Скорбенко:
– В обыденном сознании господствует мнение о том, что все общество можно «посчитать», выяснить его мысли, привычки и чаяния – вплоть до пристрастий каждого человека. От этого скроешься разве что на необитаемом острове. Верно ли, на ваш взгляд, данное представление о возможностях социологов и статистиков?
Валерий Федоров:

– Мнение о том, что якобы все можно посчитать, не соответствует реальному положению дел. Более того, количественная социология является лишь небольшим разделом социологии общественного мнения. Существуют и так называемые качественные методы социологической науки. Они не оперируют цифрами, но зато дают более интересные и содержательные ответы на вопросы, которые нас интересуют.

Специфика работы социологов в следующем: все, что им известно, они знают от людей благодаря опросам общественного мнения. Иными словами, если что-то не знаем, то идем и спрашиваем, а люди отвечают. Но все ли знают сами люди? вот  в чем вопрос!

В социологической науке давно определен парадокс, который указывает на то обстоятельство, что люди склонны говорить одно, думать другое, а поступать совершенно по-иному. Причем они не  лукавят и не лгут, так устроены человеческий мозг и  личностное поведение. Потому убежден, что  к социологическим данным, выраженным в цифрах, необходимо относиться с вниманием, но не рассматривать как «истину в последней инстанции». Это лишь один из инструментов исследований.

Раиса Ковденко:
– Во времена СССР существовало, во всяком случае на видимом уровне, «всенародное одобрение» мер партии и правительства. На выборы всегда приходило 99,9 процента избирателей. Существуют ли  в настоящее время механизмы управления общественным мнением?
Валерий Федоров:

– Социологические исследования проводились и в советское время. Другое дело, что их результаты не публиковались, поскольку заказчиками выступали партийные органы и спецслужбы. Данные опросы показывали, что никакого «монолитного единства советского народа» на самом деле не существовало.

Разложение советского общества на социальные, профессиональные и иные страты или группы началось в середине 60-х – начале 70-х годов XX века. В 1967 году известный советский, российский социолог Борис Грушин выпустил книгу. Она, кстати, фактом своего выхода в свет утвердила как феномен общественного мнения в СССР, так  и науки для его изучения. До этого ничего подобного в рамках господствующей марксистско-ленинской идеологии в нашей стране и быть не могло.

Исследования Бориса Грушина показывали со всей отчетливостью, что никакого единства в советском обществе не наблюдалось. Есть сложноустроенное общество, которое к тому же все более и более дифференцировалось. Причем у каждой общественной группы населения имелись свои интересы и убеждения.

Так и нынешнее российское общество максимально индивидуализировано. И если в ответе на ряд вопросов население высказывается однозначно «за», это не значит, что  в обществе нет плюрализма мнений. Напротив, он весьма велик.

Люди это понимают, но не могу сказать, что это им очень нравится, – все-таки значительная часть граждан России воспитывалась в коллективистской культуре. Есть ностальгия по временам, когда все были едины, были вместе – хотя бы внешне. Но  коллективизма уже нет, и его не вернуть.

Конечно, сегодня имеются разнообразные современные техники управления. Сложное информационное постиндустриальное общество немыслимо без
современных техник управления. Важным из них является телевидение, которое вносит в общественное сознание коллективные интересы и установки.

Олег Банных, управляющий партнер Западно-Сибирского проектного центра, г. Екатеринбург:
– Зачем же тогда замерять народное мнение, если оно является следствием определенной манипуляции?
Валерий Федоров:

– В мировой социологии тема, насколько человек поддается манипуляции, – одна из самых популярных на протяжении последних 50 лет. Есть разные точки зрения. Кто-то говорит, что человек сегодня – робот, управляемый по телевизору, Интернету. Наши социологи выдвинули другую теорию: есть часть людей, которые действительно поддаются манипуляции, но есть часть, которая информационно нечувствительна. То есть, что им ни говори, у них на все своя точка зрения. Таких людей в России достаточно много. Взять тот же электорат коммунистов. При любых условиях они будут  голосовать за свои идеи. Вот вам пример того, что манипуляция проходит не всегда и не везде. Поэтому, конечно, нужно замерять общественное мнение.

Александр Скорбенко:
– Валерий Валерьевич, вторгается ли государство в личную жизнь человека и насколько? Или наоборот: чем дальше, тем больше будет отвоевываться личное пространство?
Валерий Федоров:

– На мой взгляд, происходит конвергенция. Двадцать лет назад мир был разделен железным занавесом на запад и восток. Запад считался свободным миром, где государство выступало в роли ночного сторожа. В нашей стране бытовало мнение, что государство и человек – одно и то же, но это осталось в прошлом, теперь они существуют отдельно. Государство не стремится вмешиваться в частную жизнь, каждый отдельный человек ему не особенно интересен. Более того, оно старается сбросить с себя излишнюю ответственность. Отсюда идут социальные реформы, рационализация бюджетной сферы и другое. Таким образом создается частное пространство, где человек волен делать то, что ему заблагорассудится. Однако многие не приучены к  такому положению вещей и ждут указаний, что вполне объяснимо: семь десятков шли  в едином строю в направлении, указанном партией и правительством.

Когда направления не стало, появилось ощущение брошенности, подавленности, дезориентации. Вот горькая цена свободы. Ее получили, а как ею распорядиться, зачастую не знаем, потому что отсутствуют техники, стратегии, культура распоряжения свободой, ресурсы. При этом Россия в некотором смысле одна из самых свободных стран мира, потому что  в ней не действуют законы, обычаи, традиции умерли, а новые правила практически не выработаны.

На Западе противоположная тенденция: общество усложняется, создаются новые технические средства (Интернет, смартфоны и многое другое), которые резко упрощают и удешевляют стоимость контроля государства над человеком. Вместе с тем параллельно увеличиваются риски террористические, глобального потепления, техногенных катастроф, эпидемий.

В итоге, повторюсь, становимся более свободными, уходя от тоталитарного общества, на Западе же процесс идет в противоположном направлении – к более управляемой системе. На мой взгляд, движемся навстречу. Вопрос: в какой точке сойдемся и сойдемся ли?

Константин Елисеев:
– Вы ярко описали атомизацию российского общества. Власть пытается выдвигать какие-то общие цели, понимая, что стране требуется технологический, социальный рывок... Но люди, видимо, надорвались во время предыдущих мобилизаций и довольно прохладно относятся к призывам. Или  я не прав? Какой личный интерес может помочь человеку включиться, к примеру, в ту же программу модернизации?
Валерий Федоров:

– Что касается личного интереса, на мой взгляд, только им  и живем в последние два десятилетия. Конечно, каждый понимает его по своему и живет по принципу «моя хата с краю» или «своя рубашка ближе  к  телу». Если раньше за всех отвечали партия и правительство, теперь человек сам должен нести ответственность. Конечно, любое общество не сможет долго существовать в состоянии всеобщего раздрая, когда каждый только за себя, поэтому нужны какие-то скрепы. Это  в первую очередь всеобщее уважение к закону и система мер, которая это уважение поддерживает. К слову, на Западе закон работает намного жестче, чем  у нас.

В систему мер входит карательный аппарат, то есть полиция, прокуратура работают не на свой карман, а на то, чтобы все понимали, что действие закона неотвратимо. От независимости суда и приоритета права как раз идут концепции правового государства – некая «священная корова» современных западных обществ. В России же пока не сложилось подобное внутреннее отношение к закону как  к высшему судье – вспомните поговорку «закон что дышло...».

Еще одна скрепа – так называемая национальная идеология. Известно, что Конституция РФ запрещает какую-либо общегосударственную идеологию, о чем записали в 1993 году, чтобы сделать невозможным возвращение к коммунистическому прошлому. В то же время понятно, что  в любом обществе, пока оно остается обществом, существуют непоколебимые установления, которые для всех являются общезначимыми.  Возьмем, например, США. Да, там есть либералы и консерваторы, республиканцы и демократы, Буш  и Обама, то есть некие полюса. Но при этом существуют вещи, которые в принципе не обсуждаются и едины для всех.

Например, «все американцы – патриоты»: как только звучит гимн, все встают, поют и даже плачут. У них есть национальная святыня, общее представление о том, что Америка – лучшая страна в мире и так будет всегда. Американцы убеждены, что только они знают, как на самом деле нужно жить и готовы учить других. Возможно, это не проговаривается вслух, но присутствует в сознании каждого. Хорошо или плохо, но это и является в действительности национальной идеологией.

Наша страна, выйдя из коммунистического периода и наложив табу на единую идеологию, не заключила некую конвенцию, не создала общего поля, за рамки которого нельзя выходить. Что может стать основой данной конвенции? Одни считают, что наша «религия» – Конституция, каждый должен выполнять ее  и тогда все будет хорошо. Думаю, это тоже выход. У американцев основой их «гражданской религии» тоже является конституция США. Известно, что она существует две сотни лет, ни разу не менялась – в нее вписывались только поправки.

Вполне очевидно, что наше отношение к Основному закону страны несколько иное, так сказать, инструментальное. До ельцинской Конституции была брежневская, до той поры сталинская. Самое главное, что ни одна из них не выполнялась, поэтому отношение к Основному закону страны такое же, как  к любому закону. В государстве отсутствуют общие нормы и ценности, которые могли бы гармонизировать личные воли и стратегии, а только при их наличии получилось бы не внутренне противоречивое общество, а синергия, общее движение вперед.

Конечно, проблему модернизации невозможно решить, если не будет найден компромисс – способ увязать личные стратегии и стратегию страны в целом. Это основной путь к успешной модернизации. В противном случае все, кто может модернизироваться, то есть самые молодые, активные, образованные, имеющие материальные ресурсы, будут реализовывать планы «персональной модернизации», то есть действовать индивидуально. Это означает следующее: либо они станут переезжать на Запад, потому что там лучше выстроена система для личного благополучия и процветания, существуют традиции, работают соответствующие институты и другое, либо физически останутся в России, но мыслями будут там.

Александр Скорбенко:
­
– На ваш взгляд, грядущие выборы гармонизируют ситуацию в обозримом будущем?
Валерий Федоров:

– С выборами сложилась достаточно сложная ситуация. Двадцать лет назад, когда впервые появилось много партий и кандидатов, население возлагало на выборы большие надежды. Этого капитала народных надежд хватило примерно на четыре года. Избранные политики начали реализовывать курс, который привел к радикальным изменениям в обществе. Имею в виду либерализацию цен, ваучерную приватизацию и ряд других болезненных реформ. Выяснилось, что большинство ожидало другого. Осталось горькое послевкусие после 90-х годов XX века.

События почти двадцатилетней давности оставили, к сожалению, существенный негативный опыт электорального поведения граждан. С тех пор отношение к выборам в обществе достаточно скептическое. Если два десятка лет назад выбирали по принципу, кто лучше, теперь «как бы чего не случилось» или «из двух зол меньшее». Это тоже элемент атомизации.

В идеале на выборы идут, чтобы нанять власть, которая будет работать на народ и улучшать жизнь. В реальности же получается, что на выборы идем, но ничего хорошего не ждем.

У власти совершенно другое отношение к выборам. Понятно, что  в любом демократическом обществе выборы – единственное легитимное основание для деятельности власти. В частности, поэтому она заинтересована в том, чтобы утвердить данный институт, в том, чтобы избирательный процесс приходил при большой явке. В этом парадокс: общество не верит в выборы, а власть о них заботится.

Маргарита Шаманенко:
– Мы привыкли, что интерес к политической жизни у россиян просыпается только накануне выборов. А как обстоят дела в этом смысле у электората западных стран?
Валерий Федоров:

– В большинстве западных стран люди смотрят на выборы как на инструмент. Не устраивает меня эта власть – должен пойти проголосовать и сменить ее на другую, которая будет меня устраивать. И власть сама к этому относится как  к инструменту. Да, сегодня власть, а завтра оппозиция, ничего страшного. Посижу в оппозиции четыре-восемь лет, потом опять приду к власти. То есть нет эмоций. Выборы для них не война, а игра, спорт. Все понимают, для чего они нужны, и используют это.

В России выборы скорее ритуал, нежели рациональный способ решить проблему. У нас выборы – война. Все или ничего. Поэтому тот, кто пришел к власти, стремится остаться там навсегда. А любой, кто принимает участие в голосовании, понимает, что это в большей степени имитация, чем реальный выбор. Такая вот деформация произошла. Думаю, когда-нибудь выберемся из нее.

Тимур Хакимов:
– Власть реагирует на вашу работу, на результаты ваших исследований?
Валерий Федоров:

– Конечно, власть очень внимательно работает с нашими данными, именно потому, что это власть в демократическом обществе. Другого источника легитимности просто нет. У нас же власть не монархическая. Человек становится президентом потому, что его избирают люди, пусть даже не веря в выборы как  в институт. Ему просто не на что больше опираться, кроме как на народное волеизъявление. Поэтому он всегда внимательно смотрит: а если бы выборы произошли завтра, сколько бы народу за меня проголосовало? Иногда даже превращается в паранойю. Например, в США президент не принимает ни одного решения, не выяснив, как  к этому относятся американцы.

Константин Елисеев:
– Уже не первый год центр проводит исследования в Тюменской области. Какие видите преимущества региона в свете проведенных исследований?
Валерий Федоров:

– Действительно, по заказу правительства региона довольно часто организуем опросы общественного мнения в Тюменской области. На общем фоне Тюмень смотрится лучше. К сильным сторонам можно отнести ресурсную базу и сформировавшуюся традицию управления: очевидно, что последнее десятилетие области везет с руководством. Стабильность социально-экономической ситуации служит базой для работы на перспективу. Есть внимание к региону со стороны федеральной власти и, что несомненно важно, активная деятельность руководства Тюменской области в русле социально-экономического развития региона.

По результатам исследований общественного мнения, условия жизни в области по сравнению со многими другими субъектами РФ удовлетворяют население.

Это хороший фактор конкурентоспособности среди регионов. В области наб-людается высокая активность жителей – 50 процентов опрошенных связывают улучшение жизни с собственной работой. Каждый второй тюменец рассчитывает не на государство, а на себя. Для России это очень высокий показатель.
Существует еще  и фактор восприятия истории освоения территории – и эта история жива в восприятии тюменцами дня сегодняшнего. Тема модернизации и открытий не чужда жителям области – потомкам первопроходцев Сибири.

Еще одним важным фактором модернизации является то, что большая доля граждан с высшим образованием (11 процентов) занята в сферах образования, науки и культуры. Кроме того, 8 процентов населения составляет учащаяся молодежь. То  и другое в совокупности составляет внушительную базу для инновационного развития региона.

С данным фактором связан и следующий показатель – удовлетворенность основной массы населения Тюменской области качеством образовательных услуг.

По данным ВЦИОМ, от 70 до 80 процентов населения региона дает высокие оценки качеству образования. Это позволяет надеяться, что молодежь будет оставаться в области, а также приезжать из других районов страны. Качество образовательных услуг – первый фактор в списке возможности модернизации на территории региона,  у Тюменской области имеется в этом смысле хороший потенциал.

Владимир Полищук:
– Одно время были большие разговоры по поводу национальной идеи, сейчас они как-то утихли. Вы человек информированный, возможно, существует какая-то рабочая группа, которая продолжает эту работу?
Александр Скорбенко:
– А региональные идеи Уральского округа? Существует корпоративная связь идей? Маленькие идеи маленького района – области – государства.
Валерий Федоров:

– Насколько знаю, на федеральном уровне никакой рабочей группы нет. Поиски идут, что называется, у каждого в голове. И мне кажется, что  в ближайшие 15–20 лет успехом они не увенчаются. Потому что наша нация и народ находятся сейчас в достаточно тяжелой фазе – в фазе осознания того, что прежний способ развития, прежнее наше поведение как нации больше не работает. Россия была экстенсивно развивающимся государством, расширяясь в своих границах огромными темпами. Не случайно стали самой большой страной в мире, это произошло не «само собой».

Любой историк расскажет, что колонизация той же Сибири выглядела несколько иначе, чем миф о добровольном присоединении чукчей и эскимосов. Но государство достигло некоторых пределов.

Более того, 1991 год обозначил обратное движение. Мы стали терять территории. Потеряли Казахстан, Украину, по населению так вообще полстраны. Куда дальше двигаться? Пытаться вернуться к традиционному, естественному для России способу территориального расширения, экспансии? Какими способами? Особенно в ситуации, когда мы слабы. Другие державы гораздо более сильны. Либо же изменить этот национальный код. Осознать наши границы и понять, что надо обустраивать жизнь здесь и сейчас. Надо, словами Владимира Путина, «как святой Франциск Ассизский, ежедневно возделывать свой сад, мотыжить его».

Это, казалось бы, простая мысль, но для многих россиян, к сожалению, пока еще  очень тяжелая. Мы все время жили ради великой цели и мелких трудностей вроде отсутствия благоустройства в жилых домах не замечали, не обращали на это внимания. А сейчас должны заниматься обустройством своей жизни, но  к этому еще  не привыкли. Так что пока с национальной идеей тяжело.

Что касается региональной идеи, думаю, что на уровне регионов здесь существенно сложнее, чем на уровне поселения. Самая живая тема – это когда город или поселок придумывает себе некую идею, некий бренд.

Туристы едут туда, где жители любят свой город. Его лелеют, культивируют, украшают, благоустраивают. За что-то жители должны полюбить свой город, это  и есть бренд.

Когда руководство города и его жители видят, что население сокращается, уезжает и условно к 2015 году город исчезнет, это становится шоком. Начинают думать, как такую динамику остановить, появляются интересные проекты. Все сейчас знают про Великий Устюг – родину Деда Мороза. А лет 15 назад не было никакой родины Деда Мороза. Это абсолютно рукотворная история.

В середине 1990-х годов царил кризис. Люди думали, как выживать, ресурсов нет, уникальных производств нет. Придумали, начали этот бренд раскручивать. Сейчас в Великом Устюге пытаются военный аэродром переоборудовать под гражданский, потому что поезда и автобусы не справляются с доставкой туристов.

Это пример, конечно, не национальной и не региональной идеи. Но такая городская идея пробивает себе путь и реально меняет качество жизни, резко ее улучшая. Качество жизни и мировосприятия людей выросло. Для таких идей в России имеется огромное пространство.

Денис Фатеев:
– Расскажите хотя бы об одном необычном исследовании, которое ВЦИОМ планирует провести в ближайшее время.
Валерий Федоров:

– Совместно с национальным Олимпийским комитетом разрабатываем амбициозную программу исследований, связанных с проблемами спорта. Сегодня спорт в России развивается в основном за счет государства либо каких-то окологосударственных спонсоров. Это очень дорогостоящая игрушка, которая, к сожалению, не работает так, как это происходит на Западе, когда спорт сам зарабатывает огромные деньги. У нас он их только потребляет. Надо найти формулу, как снять с плеч государства это гигантское бремя, как придумать для спорта самодвижущийся механизм.

Александр Скорбенко:
– В Тюменской области в ближайшее время пройдут исследования ВЦИОМ?
Валерий Федоров:

– Недавно мы закончили большое исследование по социально-политической ситуации в Тюменской области, которое проводили по заказу регионального правительства. В октябре планируем провести общеокружное исследование, по всему УФО, в том числе в Тюменской области. Будет замеряться около 50 основных параметров, в том числе как население оценивает качество государственных услуг и эффективность власти.

---

блиц-опрос


– Есть ли  у вас авторитеты в науке? Если да, то кто?
– Российский социолог Борис Грушин и Джордж Гэллап, основатель научной социологии общественного мнения.
– Как вы любите проводить свободное время?
– Езжу в Тюмень.
– Самый необычный подарок, который вы получали когда-либо?
– Жена подарила мне на 14-летие со дня свадьбы 14 бутылок красного вина. До сих пор пытаюсь его выпить.
– А самый необычный подарок, который сделали вы сами?
– Он еще впереди.
– Есть ли  у вас любимое блюдо и умеете ли вы сами готовить?
– Нет  и еще раз нет.
– Любимый писатель и поэт?
– Лев Толстой. В школе прочитал «Войну и мир», читал месяца три, она произвела на меня очень глубокое впечатление. А вот любимого поэта нет. С поэтами у меня тяжело. Только проза.
– Вы любите оперу?
– Да. Предпочитаю итальянскую, в основном Пуччини.
– А любимые исполнители?
– Их много. Из ныне живущих – Хосе Каррерас.
– Со спортом дружите?
– Только в разряде физзарядки.
– Любите сидеть за рулем? Если да, за каким?
– Я каждый день за рулем – управляю ВЦИОМом. Вот уже восемь лет.
– Но все-таки приходится же вам ездить на автомобиле?
– Конечно. Но предпочитаю пешие прогулки.
– Расскажите о своей семье.
– Две дочки, младшая в этом году пошла в школу. Старшая учится в восьмом классе.
– Читаете детям на ночь сказки?
– Младшей читаю, конечно.
– Семья вас поддерживает в работе и жизни?
– Безусловно, поддерживает.
– Федоров – известная фамилия. Вы не отслеживали, кем были ваши предки?
– Такая мысль у меня есть. В ноябре в Доме киноактера будет презентация документального фильма о Федоровых. Меня пригласили на его презентацию,  буду выступать в течение 40 минут перед фильмом. Федоровых очень много, и проследить свою довольно сложно. Но, может, это дело будущего. Выйду на пенсию – займусь.

Далее в сюжете: Мы вместе с читателями – одна команда!

С античных времен известна формулировка: «Глас народа – глас божий». Изучением общественного мнения жителей любого из развитых современных государств занимаются социологи. Какую роль мнение людей играет в определении внутренней политики государства? Насколько переменчивы настроения граждан и как ориентироваться в многоголосии современного общества? Об этом в ходе очередного заседания клуба «От первого лица» журналисты газеты беседовали с генеральным директором Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), профессором Высшей школы экономики Валерием Федоровым. Валерий Валерьевич посетил Тюмень в качестве основного докладчика состоявшихся пятых Губернаторских чтений. Предлагаем вниманию читателей текст беседы, данный в сокращении.
Александр Скорбенко:
– Более двух тысячелетий назад Пифагор утверждал, что миром правят числа. Скажите, все ли  в наши дни можно исчислить, выразить в цифрах так, чтобы существующая действительность была полностью понятна и рационализирована?
Валерий Федоров:

– Должен сказать, что социологов часто путают со статистиками – именно последние отвечают за цифровые подсчеты. Предполагается, что все данные, определенные статистиками, обладают абсолютной точностью. Точнее не считает никто. Только статистическим ведомствам посильна, например, государственная перепись населения. Кстати, можно по-разному относиться к результатам последней общероссийской переписи, однако парадокс в том, что точнее данных нет ни  у кого. Ни один институт не имеет ресурсов и, следовательно, возможностей провести альтернативный подсчет.

Социологические исследования, в свою очередь, имеют дело с некими погрешностями. В отличие от статистиков не претендуем на то, что наши цифры – самые точные. Они точны, но  с некоторым «интервалом». Например, погрешность данных всероссийских социологических опросов составляет 3,4 процента. Иными словами, если говорим о том, что «за данного политика может проголосовать 15 процентов избирателей», это означает, что  в реальности ему может отдать голоса от 12,6 до 18,4 процента избирателей.

Исследования социологов не претендуют на содержание в них абсолютной истины. Вместе с тем с определенной точностью можем сказать о том, что думают люди и как планируют поступить в будущем.

Александр Скорбенко:
– Однако социологи с помощью результатов исследований имеют возможность влиять на общественное мнение...
Валерий Федоров:

– Есть даже такая шутка: «Общественное мнение изучают для того, чтобы сообщить народу, что он на самом деле думает». В действительности о результатах опросов сообщают не социологи, а журналисты – у нас нет собственных средств массовой информации. Работает официальный сайт ВЦИОМ: www.wciom.ru, на котором максимально полно, подробно и со всеми примечаниями и оговорками представлены результаты исследований. Сайт активно посещают аналитики и обозреватели сферы масс-медиа. Вместе с тем у каждой газеты, радио- и телеканала свой жанр подачи новостей и анализа событий.

Поэтому они доносят до аудитории те цифры и данные, которые считают нужными и важными. Социологи за это не ответственны.

Журналисты любят оперировать цифрами из результатов социологических опросов, ведь цифры дают иллюзию понятности. У человека, скажем, есть какое-то не оформленное в четкую мысль мнение, его нельзя ничем подтвердить. Численные данные дают подтверждение такому мнению, являясь «железобетонным аргументом». Поэтому в социологических данных порой видят то, что отвечает внутренним убеждениям тех или иных интерпретаторов. На самом деле цифры бывают разными, в том числе и «лукавыми». Но лучше так, чем вообще без четких данных. Именно поэтому у общества и государства существует запрос на деятельность социологических служб. Просто «за деревьями необходимо видеть лес», а за цифрами – суть процессов, происходящих в обществе.

Денис Фатеев:
– Проблема еще  в том, насколько искренне люди отвечают на поставленные социологами вопросы. Конечно, этот фактор можно нивелировать грамотно составленной выборкой, но все же от чего зависит характер ответов граждан в ходе социологического опроса?
Валерий Федоров:

– Знаете, мнение человека зависит от ситуации. Когда плохо, больно, голодно, ему для счастья хочется лишь куска хлеба. Но как только получает хлеб, тут же становится его недостаточно. И настроение может не улучшиться, а ухудшиться. Мы, социологи, меряем настроение населения с помощью ответов на наши вопросы. А настроение у  людей очень изменчиво. Чем оно может объясняться? Погодой, раздорами в семье, внутренним накопившимся раздражением. Или наоборот, душевным подъемом. Солнышко выглянуло – и вроде бы жить не так грустно.

Один пример: проводили опросы по всем регионам УФО  в апреле и июне 2011 года. Вопросы задавались конкретные: насколько устраивает система здравоохранения? Оценки, полученные с интервалом в три месяца, по многим показателям в разных регионах изменились выше статистической
погрешности – на 5–10 процентов. Что могло измениться радикально за три месяца? Да ничего! Здравоохранение и медицинское обслуживание – серьезная система, и чтобы в ней что-то существенно изменилось, должно пройти много времени. Просто в июне у людей начались отпуска, появились другие заботы.

Резюмируя, скажу, что социологи дают данные, которые власть, руководящие структуры должны принимать к сведению. Люди тоже могут принимать их к сведению. Треть опрошенных заявила, что прислушивается к данным социологических исследований, которые получает из СМИ. Это послужило основой целой концепции нашей социологической науки, которая называется «Вернем общественное мнение народу». То есть давайте будем спрашивать не для власти, а для самих людей.

Александр Скорбенко:
– В обыденном сознании господствует мнение о том, что все общество можно «посчитать», выяснить его мысли, привычки и чаяния – вплоть до пристрастий каждого человека. От этого скроешься разве что на необитаемом острове. Верно ли, на ваш взгляд, данное представление о возможностях социологов и статистиков?
Валерий Федоров:

– Мнение о том, что якобы все можно посчитать, не соответствует реальному положению дел. Более того, количественная социология является лишь небольшим разделом социологии общественного мнения. Существуют и так называемые качественные методы социологической науки. Они не оперируют цифрами, но зато дают более интересные и содержательные ответы на вопросы, которые нас интересуют.

Специфика работы социологов в следующем: все, что им известно, они знают от людей благодаря опросам общественного мнения. Иными словами, если что-то не знаем, то идем и спрашиваем, а люди отвечают. Но все ли знают сами люди? вот  в чем вопрос!

В социологической науке давно определен парадокс, который указывает на то обстоятельство, что люди склонны говорить одно, думать другое, а поступать совершенно по-иному. Причем они не  лукавят и не лгут, так устроены человеческий мозг и  личностное поведение. Потому убежден, что  к социологическим данным, выраженным в цифрах, необходимо относиться с вниманием, но не рассматривать как «истину в последней инстанции». Это лишь один из инструментов исследований.

Раиса Ковденко:
– Во времена СССР существовало, во всяком случае на видимом уровне, «всенародное одобрение» мер партии и правительства. На выборы всегда приходило 99,9 процента избирателей. Существуют ли  в настоящее время механизмы управления общественным мнением?
Валерий Федоров:

– Социологические исследования проводились и в советское время. Другое дело, что их результаты не публиковались, поскольку заказчиками выступали партийные органы и спецслужбы. Данные опросы показывали, что никакого «монолитного единства советского народа» на самом деле не существовало.

Разложение советского общества на социальные, профессиональные и иные страты или группы началось в середине 60-х – начале 70-х годов XX века. В 1967 году известный советский, российский социолог Борис Грушин выпустил книгу. Она, кстати, фактом своего выхода в свет утвердила как феномен общественного мнения в СССР, так  и науки для его изучения. До этого ничего подобного в рамках господствующей марксистско-ленинской идеологии в нашей стране и быть не могло.

Исследования Бориса Грушина показывали со всей отчетливостью, что никакого единства в советском обществе не наблюдалось. Есть сложноустроенное общество, которое к тому же все более и более дифференцировалось. Причем у каждой общественной группы населения имелись свои интересы и убеждения.

Так и нынешнее российское общество максимально индивидуализировано. И если в ответе на ряд вопросов население высказывается однозначно «за», это не значит, что  в обществе нет плюрализма мнений. Напротив, он весьма велик.

Люди это понимают, но не могу сказать, что это им очень нравится, – все-таки значительная часть граждан России воспитывалась в коллективистской культуре. Есть ностальгия по временам, когда все были едины, были вместе – хотя бы внешне. Но  коллективизма уже нет, и его не вернуть.

Конечно, сегодня имеются разнообразные современные техники управления. Сложное информационное постиндустриальное общество немыслимо без
современных техник управления. Важным из них является телевидение, которое вносит в общественное сознание коллективные интересы и установки.

Олег Банных, управляющий партнер Западно-Сибирского проектного центра, г. Екатеринбург:
– Зачем же тогда замерять народное мнение, если оно является следствием определенной манипуляции?
Валерий Федоров:

– В мировой социологии тема, насколько человек поддается манипуляции, – одна из самых популярных на протяжении последних 50 лет. Есть разные точки зрения. Кто-то говорит, что человек сегодня – робот, управляемый по телевизору, Интернету. Наши социологи выдвинули другую теорию: есть часть людей, которые действительно поддаются манипуляции, но есть часть, которая информационно нечувствительна. То есть, что им ни говори, у них на все своя точка зрения. Таких людей в России достаточно много. Взять тот же электорат коммунистов. При любых условиях они будут  голосовать за свои идеи. Вот вам пример того, что манипуляция проходит не всегда и не везде. Поэтому, конечно, нужно замерять общественное мнение.

Александр Скорбенко:
– Валерий Валерьевич, вторгается ли государство в личную жизнь человека и насколько? Или наоборот: чем дальше, тем больше будет отвоевываться личное пространство?
Валерий Федоров:

– На мой взгляд, происходит конвергенция. Двадцать лет назад мир был разделен железным занавесом на запад и восток. Запад считался свободным миром, где государство выступало в роли ночного сторожа. В нашей стране бытовало мнение, что государство и человек – одно и то же, но это осталось в прошлом, теперь они существуют отдельно. Государство не стремится вмешиваться в частную жизнь, каждый отдельный человек ему не особенно интересен. Более того, оно старается сбросить с себя излишнюю ответственность. Отсюда идут социальные реформы, рационализация бюджетной сферы и другое. Таким образом создается частное пространство, где человек волен делать то, что ему заблагорассудится. Однако многие не приучены к  такому положению вещей и ждут указаний, что вполне объяснимо: семь десятков шли  в едином строю в направлении, указанном партией и правительством.

Когда направления не стало, появилось ощущение брошенности, подавленности, дезориентации. Вот горькая цена свободы. Ее получили, а как ею распорядиться, зачастую не знаем, потому что отсутствуют техники, стратегии, культура распоряжения свободой, ресурсы. При этом Россия в некотором смысле одна из самых свободных стран мира, потому что  в ней не действуют законы, обычаи, традиции умерли, а новые правила практически не выработаны.

На Западе противоположная тенденция: общество усложняется, создаются новые технические средства (Интернет, смартфоны и многое другое), которые резко упрощают и удешевляют стоимость контроля государства над человеком. Вместе с тем параллельно увеличиваются риски террористические, глобального потепления, техногенных катастроф, эпидемий.

В итоге, повторюсь, становимся более свободными, уходя от тоталитарного общества, на Западе же процесс идет в противоположном направлении – к более управляемой системе. На мой взгляд, движемся навстречу. Вопрос: в какой точке сойдемся и сойдемся ли?

Константин Елисеев:
– Вы ярко описали атомизацию российского общества. Власть пытается выдвигать какие-то общие цели, понимая, что стране требуется технологический, социальный рывок... Но люди, видимо, надорвались во время предыдущих мобилизаций и довольно прохладно относятся к призывам. Или  я не прав? Какой личный интерес может помочь человеку включиться, к примеру, в ту же программу модернизации?
Валерий Федоров:

– Что касается личного интереса, на мой взгляд, только им  и живем в последние два десятилетия. Конечно, каждый понимает его по своему и живет по принципу «моя хата с краю» или «своя рубашка ближе  к  телу». Если раньше за всех отвечали партия и правительство, теперь человек сам должен нести ответственность. Конечно, любое общество не сможет долго существовать в состоянии всеобщего раздрая, когда каждый только за себя, поэтому нужны какие-то скрепы. Это  в первую очередь всеобщее уважение к закону и система мер, которая это уважение поддерживает. К слову, на Западе закон работает намного жестче, чем  у нас.

В систему мер входит карательный аппарат, то есть полиция, прокуратура работают не на свой карман, а на то, чтобы все понимали, что действие закона неотвратимо. От независимости суда и приоритета права как раз идут концепции правового государства – некая «священная корова» современных западных обществ. В России же пока не сложилось подобное внутреннее отношение к закону как  к высшему судье – вспомните поговорку «закон что дышло...».

Еще одна скрепа – так называемая национальная идеология. Известно, что Конституция РФ запрещает какую-либо общегосударственную идеологию, о чем записали в 1993 году, чтобы сделать невозможным возвращение к коммунистическому прошлому. В то же время понятно, что  в любом обществе, пока оно остается обществом, существуют непоколебимые установления, которые для всех являются общезначимыми.  Возьмем, например, США. Да, там есть либералы и консерваторы, республиканцы и демократы, Буш  и Обама, то есть некие полюса. Но при этом существуют вещи, которые в принципе не обсуждаются и едины для всех.

Например, «все американцы – патриоты»: как только звучит гимн, все встают, поют и даже плачут. У них есть национальная святыня, общее представление о том, что Америка – лучшая страна в мире и так будет всегда. Американцы убеждены, что только они знают, как на самом деле нужно жить и готовы учить других. Возможно, это не проговаривается вслух, но присутствует в сознании каждого. Хорошо или плохо, но это и является в действительности национальной идеологией.

Наша страна, выйдя из коммунистического периода и наложив табу на единую идеологию, не заключила некую конвенцию, не создала общего поля, за рамки которого нельзя выходить. Что может стать основой данной конвенции? Одни считают, что наша «религия» – Конституция, каждый должен выполнять ее  и тогда все будет хорошо. Думаю, это тоже выход. У американцев основой их «гражданской религии» тоже является конституция США. Известно, что она существует две сотни лет, ни разу не менялась – в нее вписывались только поправки.

Вполне очевидно, что наше отношение к Основному закону страны несколько иное, так сказать, инструментальное. До ельцинской Конституции была брежневская, до той поры сталинская. Самое главное, что ни одна из них не выполнялась, поэтому отношение к Основному закону страны такое же, как  к любому закону. В государстве отсутствуют общие нормы и ценности, которые могли бы гармонизировать личные воли и стратегии, а только при их наличии получилось бы не внутренне противоречивое общество, а синергия, общее движение вперед.

Конечно, проблему модернизации невозможно решить, если не будет найден компромисс – способ увязать личные стратегии и стратегию страны в целом. Это основной путь к успешной модернизации. В противном случае все, кто может модернизироваться, то есть самые молодые, активные, образованные, имеющие материальные ресурсы, будут реализовывать планы «персональной модернизации», то есть действовать индивидуально. Это означает следующее: либо они станут переезжать на Запад, потому что там лучше выстроена система для личного благополучия и процветания, существуют традиции, работают соответствующие институты и другое, либо физически останутся в России, но мыслями будут там.

Александр Скорбенко:
­
– На ваш взгляд, грядущие выборы гармонизируют ситуацию в обозримом будущем?
Валерий Федоров:

– С выборами сложилась достаточно сложная ситуация. Двадцать лет назад, когда впервые появилось много партий и кандидатов, население возлагало на выборы большие надежды. Этого капитала народных надежд хватило примерно на четыре года. Избранные политики начали реализовывать курс, который привел к радикальным изменениям в обществе. Имею в виду либерализацию цен, ваучерную приватизацию и ряд других болезненных реформ. Выяснилось, что большинство ожидало другого. Осталось горькое послевкусие после 90-х годов XX века.

События почти двадцатилетней давности оставили, к сожалению, существенный негативный опыт электорального поведения граждан. С тех пор отношение к выборам в обществе достаточно скептическое. Если два десятка лет назад выбирали по принципу, кто лучше, теперь «как бы чего не случилось» или «из двух зол меньшее». Это тоже элемент атомизации.

В идеале на выборы идут, чтобы нанять власть, которая будет работать на народ и улучшать жизнь. В реальности же получается, что на выборы идем, но ничего хорошего не ждем.

У власти совершенно другое отношение к выборам. Понятно, что  в любом демократическом обществе выборы – единственное легитимное основание для деятельности власти. В частности, поэтому она заинтересована в том, чтобы утвердить данный институт, в том, чтобы избирательный процесс приходил при большой явке. В этом парадокс: общество не верит в выборы, а власть о них заботится.

Маргарита Шаманенко:
– Мы привыкли, что интерес к политической жизни у россиян просыпается только накануне выборов. А как обстоят дела в этом смысле у электората западных стран?
Валерий Федоров:

– В большинстве западных стран люди смотрят на выборы как на инструмент. Не устраивает меня эта власть – должен пойти проголосовать и сменить ее на другую, которая будет меня устраивать. И власть сама к этому относится как  к инструменту. Да, сегодня власть, а завтра оппозиция, ничего страшного. Посижу в оппозиции четыре-восемь лет, потом опять приду к власти. То есть нет эмоций. Выборы для них не война, а игра, спорт. Все понимают, для чего они нужны, и используют это.

В России выборы скорее ритуал, нежели рациональный способ решить проблему. У нас выборы – война. Все или ничего. Поэтому тот, кто пришел к власти, стремится остаться там навсегда. А любой, кто принимает участие в голосовании, понимает, что это в большей степени имитация, чем реальный выбор. Такая вот деформация произошла. Думаю, когда-нибудь выберемся из нее.

Тимур Хакимов:
– Власть реагирует на вашу работу, на результаты ваших исследований?
Валерий Федоров:

– Конечно, власть очень внимательно работает с нашими данными, именно потому, что это власть в демократическом обществе. Другого источника легитимности просто нет. У нас же власть не монархическая. Человек становится президентом потому, что его избирают люди, пусть даже не веря в выборы как  в институт. Ему просто не на что больше опираться, кроме как на народное волеизъявление. Поэтому он всегда внимательно смотрит: а если бы выборы произошли завтра, сколько бы народу за меня проголосовало? Иногда даже превращается в паранойю. Например, в США президент не принимает ни одного решения, не выяснив, как  к этому относятся американцы.

Константин Елисеев:
– Уже не первый год центр проводит исследования в Тюменской области. Какие видите преимущества региона в свете проведенных исследований?
Валерий Федоров:

– Действительно, по заказу правительства региона довольно часто организуем опросы общественного мнения в Тюменской области. На общем фоне Тюмень смотрится лучше. К сильным сторонам можно отнести ресурсную базу и сформировавшуюся традицию управления: очевидно, что последнее десятилетие области везет с руководством. Стабильность социально-экономической ситуации служит базой для работы на перспективу. Есть внимание к региону со стороны федеральной власти и, что несомненно важно, активная деятельность руководства Тюменской области в русле социально-экономического развития региона.

По результатам исследований общественного мнения, условия жизни в области по сравнению со многими другими субъектами РФ удовлетворяют население.

Это хороший фактор конкурентоспособности среди регионов. В области наб-людается высокая активность жителей – 50 процентов опрошенных связывают улучшение жизни с собственной работой. Каждый второй тюменец рассчитывает не на государство, а на себя. Для России это очень высокий показатель.
Существует еще  и фактор восприятия истории освоения территории – и эта история жива в восприятии тюменцами дня сегодняшнего. Тема модернизации и открытий не чужда жителям области – потомкам первопроходцев Сибири.

Еще одним важным фактором модернизации является то, что большая доля граждан с высшим образованием (11 процентов) занята в сферах образования, науки и культуры. Кроме того, 8 процентов населения составляет учащаяся молодежь. То  и другое в совокупности составляет внушительную базу для инновационного развития региона.

С данным фактором связан и следующий показатель – удовлетворенность основной массы населения Тюменской области качеством образовательных услуг.

По данным ВЦИОМ, от 70 до 80 процентов населения региона дает высокие оценки качеству образования. Это позволяет надеяться, что молодежь будет оставаться в области, а также приезжать из других районов страны. Качество образовательных услуг – первый фактор в списке возможности модернизации на территории региона,  у Тюменской области имеется в этом смысле хороший потенциал.

Владимир Полищук:
– Одно время были большие разговоры по поводу национальной идеи, сейчас они как-то утихли. Вы человек информированный, возможно, существует какая-то рабочая группа, которая продолжает эту работу?
Александр Скорбенко:
– А региональные идеи Уральского округа? Существует корпоративная связь идей? Маленькие идеи маленького района – области – государства.
Валерий Федоров:

– Насколько знаю, на федеральном уровне никакой рабочей группы нет. Поиски идут, что называется, у каждого в голове. И мне кажется, что  в ближайшие 15–20 лет успехом они не увенчаются. Потому что наша нация и народ находятся сейчас в достаточно тяжелой фазе – в фазе осознания того, что прежний способ развития, прежнее наше поведение как нации больше не работает. Россия была экстенсивно развивающимся государством, расширяясь в своих границах огромными темпами. Не случайно стали самой большой страной в мире, это произошло не «само собой».

Любой историк расскажет, что колонизация той же Сибири выглядела несколько иначе, чем миф о добровольном присоединении чукчей и эскимосов. Но государство достигло некоторых пределов.

Более того, 1991 год обозначил обратное движение. Мы стали терять территории. Потеряли Казахстан, Украину, по населению так вообще полстраны. Куда дальше двигаться? Пытаться вернуться к традиционному, естественному для России способу территориального расширения, экспансии? Какими способами? Особенно в ситуации, когда мы слабы. Другие державы гораздо более сильны. Либо же изменить этот национальный код. Осознать наши границы и понять, что надо обустраивать жизнь здесь и сейчас. Надо, словами Владимира Путина, «как святой Франциск Ассизский, ежедневно возделывать свой сад, мотыжить его».

Это, казалось бы, простая мысль, но для многих россиян, к сожалению, пока еще  очень тяжелая. Мы все время жили ради великой цели и мелких трудностей вроде отсутствия благоустройства в жилых домах не замечали, не обращали на это внимания. А сейчас должны заниматься обустройством своей жизни, но  к этому еще  не привыкли. Так что пока с национальной идеей тяжело.

Что касается региональной идеи, думаю, что на уровне регионов здесь существенно сложнее, чем на уровне поселения. Самая живая тема – это когда город или поселок придумывает себе некую идею, некий бренд.

Туристы едут туда, где жители любят свой город. Его лелеют, культивируют, украшают, благоустраивают. За что-то жители должны полюбить свой город, это  и есть бренд.

Когда руководство города и его жители видят, что население сокращается, уезжает и условно к 2015 году город исчезнет, это становится шоком. Начинают думать, как такую динамику остановить, появляются интересные проекты. Все сейчас знают про Великий Устюг – родину Деда Мороза. А лет 15 назад не было никакой родины Деда Мороза. Это абсолютно рукотворная история.

В середине 1990-х годов царил кризис. Люди думали, как выживать, ресурсов нет, уникальных производств нет. Придумали, начали этот бренд раскручивать. Сейчас в Великом Устюге пытаются военный аэродром переоборудовать под гражданский, потому что поезда и автобусы не справляются с доставкой туристов.

Это пример, конечно, не национальной и не региональной идеи. Но такая городская идея пробивает себе путь и реально меняет качество жизни, резко ее улучшая. Качество жизни и мировосприятия людей выросло. Для таких идей в России имеется огромное пространство.

Денис Фатеев:
– Расскажите хотя бы об одном необычном исследовании, которое ВЦИОМ планирует провести в ближайшее время.
Валерий Федоров:

– Совместно с национальным Олимпийским комитетом разрабатываем амбициозную программу исследований, связанных с проблемами спорта. Сегодня спорт в России развивается в основном за счет государства либо каких-то окологосударственных спонсоров. Это очень дорогостоящая игрушка, которая, к сожалению, не работает так, как это происходит на Западе, когда спорт сам зарабатывает огромные деньги. У нас он их только потребляет. Надо найти формулу, как снять с плеч государства это гигантское бремя, как придумать для спорта самодвижущийся механизм.

Александр Скорбенко:
– В Тюменской области в ближайшее время пройдут исследования ВЦИОМ?
Валерий Федоров:

– Недавно мы закончили большое исследование по социально-политической ситуации в Тюменской области, которое проводили по заказу регионального правительства. В октябре планируем провести общеокружное исследование, по всему УФО, в том числе в Тюменской области. Будет замеряться около 50 основных параметров, в том числе как население оценивает качество государственных услуг и эффективность власти.

---

блиц-опрос


– Есть ли  у вас авторитеты в науке? Если да, то кто?
– Российский социолог Борис Грушин и Джордж Гэллап, основатель научной социологии общественного мнения.
– Как вы любите проводить свободное время?
– Езжу в Тюмень.
– Самый необычный подарок, который вы получали когда-либо?
– Жена подарила мне на 14-летие со дня свадьбы 14 бутылок красного вина. До сих пор пытаюсь его выпить.
– А самый необычный подарок, который сделали вы сами?
– Он еще впереди.
– Есть ли  у вас любимое блюдо и умеете ли вы сами готовить?
– Нет  и еще раз нет.
– Любимый писатель и поэт?
– Лев Толстой. В школе прочитал «Войну и мир», читал месяца три, она произвела на меня очень глубокое впечатление. А вот любимого поэта нет. С поэтами у меня тяжело. Только проза.
– Вы любите оперу?
– Да. Предпочитаю итальянскую, в основном Пуччини.
– А любимые исполнители?
– Их много. Из ныне живущих – Хосе Каррерас.
– Со спортом дружите?
– Только в разряде физзарядки.
– Любите сидеть за рулем? Если да, за каким?
– Я каждый день за рулем – управляю ВЦИОМом. Вот уже восемь лет.
– Но все-таки приходится же вам ездить на автомобиле?
– Конечно. Но предпочитаю пешие прогулки.
– Расскажите о своей семье.
– Две дочки, младшая в этом году пошла в школу. Старшая учится в восьмом классе.
– Читаете детям на ночь сказки?
– Младшей читаю, конечно.
– Семья вас поддерживает в работе и жизни?
– Безусловно, поддерживает.
– Федоров – известная фамилия. Вы не отслеживали, кем были ваши предки?
– Такая мысль у меня есть. В ноябре в Доме киноактера будет презентация документального фильма о Федоровых. Меня пригласили на его презентацию,  буду выступать в течение 40 минут перед фильмом. Федоровых очень много, и проследить свою довольно сложно. Но, может, это дело будущего. Выйду на пенсию – займусь.



Ранее в сюжете

ВЦИОМ прогнозирует 56-процентную явку на выборы в Госдуму

05

Высшая школа: масштаб идей, способность учить и учиться

23

Из Тюмени в Китай направили свыше 27 тысяч бутылок спиртного напитка

23 ноября

Как закаливаются тюменские дети, изучили столичные эксперты

23 ноября