«Эта война мне снится до сих
Приятный баритон, в котором слышится сила и энергия, ярко-голубые глаза, загорелые кисти рук, лежащие на рукоятке трости... В кресле напротив меня сидит Дмитрий Быков, ветеран Великой Отечественной войны. Дмитрию Павловичу есть что вспомнить, война оставила не стираемый годами след в памяти и в сердце.
Прерванная мирная жизнь
«Я коренной тюменец, родился в деревне Зареке. Сейчас она в черте города, а тогда располагалась в пяти километрах от него. Жители деревни и приезжие горожане в выходные гуляли в Гилевской роще. Там играла музыка, торговали сладостями, люди отдыхали.
Освободившись от учебы, мы с ребятами 22 июня наслаждались каникулами и играли в этой роще в футбол. Где-то около часа дня по громкоговорителю объявили, что в два часа состоится митинг, на котором прозвучит важное сообщение. В указанное время все собрались, грузовую машину приспособили под трибуну и с нее выступил представитель городского комитета партии. Он объявил, что в четыре часа утра немцы напали на Советский Союз. Началась война, которую впоследствии назвали Великой Отечественной.
Этот день стал переломным для всего советского народа. Ребята, которые были постарше, сразу пошли записываться в военкоматы, проситься на фронт, а мне тогда еще и семнадцати лет не исполнилось. Через год нас, родившихся в 1924 году, тоже стали призывать. Около сотни тюменских ребят 14 августа отправили в Таллинское военно-пехотное училище, которое дислоцировалось в нашем городе. Программу, которую в мирное время проходили за два года, мы освоили за шесть месяцев и вышли из училища командирами взвода с кубиками лейтенанта. В марте 1943 года прибыли на Курскую дугу.
В атаку, несмотря ни на что!
Протяженность Курской дуги – 550 км, в нее входило шесть фронтов. В общей сложности на территории находилось 3600 советских солдат и офицеров. Немцев в этом направлении было значительно меньше – около двух миллионов. У них был «танковый кулак» – новые танки «Тигры», самоходная артиллерия – «Фердинанды». Немцы рассчитывали ударить в выступ Курской дуги, прорвать оборону и пойти в наступление на Москву. Огромную роль в событиях на Орловско-Курской дуге сыграли сообщения Николая Кузнецова. Именно он сообщил командованию, что готовится немецкое наступление, чем оказал неоценимую услугу всему советскому народу.
Мы только прибыли – и сразу в оборону. Активные военные действия не велись, но частенько вспыхивали так называемые «бои местного значения». Немецкое командование несколько раз откладывало наступление на Курский выступ, менялись даты с мая на июнь. Наконец 5 июля 1943 года состоялось грандиозное сражение, вошедшее в историю как Орловско-Курская битва.
На 10 июля запланировали разведку боем: мы должны были захватить немецкие траншеи и взять «языка». Однако саперы не успели разминировать проходы и выступили мы одиннадцатого числа. Но на вражеской стороне уже поняли: что-то готовится. Стоило подняться в атаку, как противники открыли огонь. Атака захлебнулась. Пытались подняться еще несколько раз, но безрезультатно. Только вечером смогли занять траншеи и взять нескольких «языков». Еще одним значимым достижением стало выявление огневых средств противника: расположение их пушек, минометов.
На следующий день, 12 июля, Брянский фронт пошел в наступление на Орел. Немцы к тому времени уже продвинулись на 30 км в глубину обороны Воронежского фронта, на Центральном фронте – до 10–12 км. На этом и выдохлись. Наша артиллерия била два часа по вражеским позициям, немцы подбросили свежие дивизии и начались тяжелые бои. Вечером этого дня я был ранен в траншейных боях в левое плечо, в голову и в лицо. После полутора месяцев в госпитале снова отправился на фронт.
На войне легко не бывает
Принято считать, что Белоруссию начали освобождать 27 июня 1944 года, но на самом деле все началось в октябре 1943-го. Я оказался в Сибирской пятой гвардейской стрелковой дивизии. Наши войска стояли под г. Невелем Псковской области. Была перерезана железная дорога Витебск – Невель, служившая основным путем снабжения фашистских войск продовольствием и оружием. Взяли Невель, но немцы не собирались так просто отдавать один из важнейших своих пунктов и прислали подкрепление. Образовался так называемый «невельский мешок».
Нам пришлось очень сложно: осень, грязь, болота. Машины не ходят, лошади вязнут до живота. Снаряды таскали на себе, патроны тоже сами себе подносили, еда – в последнюю очередь. Оголодали страшно, обовшивели. Месяца четыре спали только под открытым небом, в лесу. Мне это до сих пор снится.
Две недели в «смертниках»
Тем не менее уже в ноябре взяли г. Городок Витебской области, несколько других населенных пунктов и продвигались в сторону Витебска. За два с половиной месяца прошли всего-навсего 60 км, очень сложно было. Я командовал ротой отдельного лыжного батальона. В боях за населенный пункт Короли был повторно ранен. Получил сразу три пули: в руку, в грудь и в ногу. Одна пуля прямо в сердце метила, но в нагрудном кармане лежали блокнот, комсомольский билет и она застряла в ребре.
Еще полтора месяца в госпитале – и снова на фронт. Попал в Латышскую стрелковую дивизию, освобождал Прибалтику. На границе с Прибалтикой 27 июня 1944 года мы перешли в наступление. Продвигались с боями, там была сосредоточена сильная немецкая группировка. 22 августа в третий раз был тяжело ранен. Сидел за пулеметом, когда рядом упал снаряд. Меня отбросило вместе с орудием. Итог – перебитая правая рука и три осколка в грудь.
Пытался подняться, но не мог. Думал, ноги перебиты, подвигал ими – нет, на месте. Смотрю – чья-то рука. Потрогал – моя, только не чувствую ей ничего. Жара была страшная, а я мерзну, потому что потерял много крови. Меня доставили в медсанбат. Там две недели находился в «смертниках» (тяжело раненные, о которых врачи не могли сказать, выживут они или нет, и которых не эвакуировали в тыл). Лежали в палатках на носилках.
В жару у раненых часто появлялась гангрена. Началась она и у меня, медики приняли решение ампутировать мне руку. На операцию меня принесли два молодых врача. Я был в сознании, но периодически терял его, потому что в груди накапливался гной и поднималась температура. Шприцом гной откачают – приду в себя. Просил врачей: «Оставьте мне руку. Мне всего двадцать лет и она у меня правая».
Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Как только врачи подготовились к операции, началась бомбежка, налетели немцы. Медики разбежались и залегли в траншеях, я остался лежать на столе. Повезло, не задело меня. После окончания обстрела меня унесли в палатку и занялись теми, кто был только что ранен. Через три дня снова на операцию понесли, опять умолял оставить мне руку. Разбинтовали, один врач отметил: «Распад вроде меньше стал». Положили на лицо маску с хлороформом, досчитал я до четырнадцати и провалился в небытие... Очнулся в палатке, ничего не помню. Сосед спрашивает: «Ну что, отрезали?» Смотрю – нет, на месте рука.
Война закончилась!
Через некоторое время нас эвакуировали. Около четырех месяцев я находился на лечении в г. Ирбите Свердловской области. На фронт больше не отправили, так как был ограниченно годен. До конца 1945 года служил в г. Нижние Серги, здесь и встретил окончание войны. Жил на квартире у одной бабки. Как-то раз стучат в окно, кричат: «Пелагея! Война закончилась». Был городской митинг, народ радовался. Так и завершилась для меня война. Закончил я ее в звании старшего лейтенанта.
После войны отслужил 40 лет в КГБ, получил звание полковника и награду «Почетный сотрудник госбезопасности СССР», которую мне вручил Юрий Андропов. Сейчас у меня дочь, внуки, правнуки – крепкая, дружная семья. Искренне надеюсь и верю, что таких ужасных событий история России больше не узнает».
Дмитрий Павлович надевает свой китель, сетуя, что уж больно он тяжел. Но это приятная тяжесть: на нем звенит металл медалей и орденов. Здесь орден Ленина, орден Отечественной войны I степени, орден Красной Звезды и больше 20 медалей. Благодаря таким людям мы сейчас живем. Они, как никто более, достойны этих наград.