Рассказ бабушки Федоры
В шестидесятые годы мне часто приходилось слышать рассказы пожилых женщин, приходивших в гости к матери, о жизни крестьянства дореволюционной России, времен их молодости. Особенно интересны те, что рассказывала Федора, старушка неброской внешности, с сиплым, хрипловатым голосом. Один из рассказов я запомнил и передаю на суд читателей.
Агафья
– У моего дедушки, – начинала бабушка Федора, – был брат Григорий, юноша весьма привлекательной внешности: строен фигурой, русоволос и с голубыми, как сибирское небо, глазами. Все говорили: «Хорош у Алексея парень: и лицом, и работник что надо, и с топором, и со скотиной умеет обращаться, и на все руки мастер». Шел ему в ту пору девятнадцатый год, и стал он на девушек заглядываться. В те времена встречаться-то было не особо где, хороводились мало, все больше работа да работа. Но Григорий и здесь нашел выход. По соседству приглянулась ему Агафья, девушка приятная, все при ней: привлекательное, улыбчивое лицо, статная фигура, а пела – заслушаешься. Вот и стали Гриша с Агашей встречаться, втайне, конечно, чтоб родители не знали. Но в деревне этакое не скроешь. Стало известно и родителям о взаимоотношениях молодых людей. Но до поры до времени молчали они об этом – думали. А под осень Агаша выдала Грише новость: «Понесла я, Гришенька, дите у нас будет». Григорий обнадежил: «Хорошо это, на Покров свадьбу сыграем!» Хорошо-то хорошо, да не очень – грех ведь великий.
На Покров действительно была свадьба, только за Григория взяли Дуняшку, хорошую девку, ничего не скажешь, из богатой крестьянской семьи. Про Агафью отец Григория сказал: «Зачем нам красивых голодранцев кормить, у них ничего нет, кроме внешности и голосистости». Григорий не мог помешать решению отца, да и не особо сопротивлялся. Великая беда свалилась на Агафью и ее родителей. Отец ее ругал на чем свет стоит, да что толку-то, уже видны были все последствия отношений с Григорием. Не выдержала Агафья – покончила с собой.
Несмотря на греховность содеянного, жалели люди в деревне Агафью – девушку, обесчещенную бессовестным, бездушным женихом. Хоронили самоубийц вне кладбища, крест на могиле не ставили.
Душа неприкаянная
Хорошо жилось Григорию с молодой женой, не думалось о прошлом, а только о работе по хозяйству. Зимой различные праздники разнообразили жизнь, под весну Великий пост – серьезный период в крестьянской жизни. Умирала зима – замирала и человеческая жизнь. Воздержание и покаяние становились на эти недели главным ее содержанием. Они были обязательными для того, чтобы наступило новое возрождение и жизнь бы достигла той черты, за которой начинается уже новая, юная и светлая дорога. Из глубокой старины пришло понятие очищения духовного от всего того, что сложилось в понятие «грех». К сожалению, Григорий не чувствовал за собой греховности и не старался отмежевываться от злых сил и великой нечисти. И напрасно.
С Фоминой недели в семье началась подготовка к самому важному, святому труду – весеннему севу. Ремонтировали сельхозинвентарь, телеги, упряжь и все, что связано с полевыми работами. К Егорьеву дню отец приказал Григорию быть в поле. Это довольно далеко от деревни, но там у леса стояла полевая избушка, в которой он и должен был жить. За два дня Григорий перевез нужный инвентарь, перевел коней. На Егорьев день выехал в поле пахать оставшуюся недопаханной по осени часть пашни. Целый день без отдыха Григорий работал, устал до невозможности и, как только появились на востоке первые кичиги, поехал до избушки. Стреножил лошадей, задал им овса, растопил печурку, поставил чайник и присел на нары. Затем пил чай, заваренный с веточками смородины, вприкуску с сахаром и черным ржаным хлебом. Насытившись, улегся на нары, подстелив старый овчинный полушубок, и дрема сразу же его покорила. Но вдруг дверь заскрипела и в проеме на фоне угасающего запада появилась женская фигура.
– Здравствуй, Гриша! – и от этих слов у него заныло в груди и затукало в голове.
– Не бойся меня, я не телесная, это лишь оболочка твоей когда-то Агафьи, это ее мятущаяся душа, которая давно ищет тебя и, наконец, наедине находит, – она как бы перешагнула порог, отчего заколыхалось пламя свечи на столе. Григорий сел на нарах и ничего не мог сказать, страх сковал все его тело, а комок в горле мешал дышать.
– Гриша! Мой грех – это и твой грех, ведь я погубила душу неродившегося ребенка и все по твоей милости, безответственности. И не покаялся ты и не причащался в церкви, даже в мыслях нет у тебя жалости ко мне. Подумай обо всем, а я еще увижу тебя.
С этими словами она вышла из избы, закрыв дверь, на него повеяло запахом тлена, полыни и богородской травы. Сон ушел, только какая-то тяжесть в голове мешала думать, и порой терял он сознание, как ему казалось.
Воздаяние
На следующий день Григорий, приехав на полевой стан, прибрал инвентарь, упряжь и повел коней к лесу стреножить. Подымаясь от конских ног, чувствовал на себе чей-то взгляд и, обернувшись, увидел ее, стоявшую у березы. Холодный пот побежал у него по спине, но Агафья (или ее душа) успокоила: «Не бойся, Гриша, не причиню тебе вреда, пойдем со мной». И он послушно пошагал за ней. Было темно, лишь тропинка под ногами светилась, которая и вывела путников на довольно большую поляну среди темного леса. Посередине на огромном пне сидел лохматый, огромного роста леший, вокруг него, повизгивая, прыгали бесенята, несколько в стороне стояли девушки, такие же, как Агафья, с полупрозрачными телами, шумела в траве всякая нежить. Упырь оскалился гнилыми зубами, кикиморы запрыгали вокруг Григория.
– Эй ты, человек! – заговорил леший. – Говорят, обидел нашу приятельницу и отвечать тебе за это придется, но не бойся, мы не убиваем людей. А в наказание ты должен любить ее, как прежде, и встречаться постоянно, где она укажет. Теперь уходи, больше ты здесь не нужен.
Григорий резко повернулся, шагнул, запнулся за валежину, упал и потерял сознание. Сколько лежал, не помнит, очнулся от моросящего дождика. Поднялся, вышел из леса, полевая изба была совсем рядом. В последующие дни работа на ум не шла, Григорий лежал в избушке на нарах, неподвижно уставившись ничего не выражающими глазами в потолок.
Через несколько дней приехал отец и был очень обеспокоен состоянием сына: «Гриша, дома у тебя жена на сносях, осенью будем лес заготавливать да дом тебе рубить, а сейчас сеять нужно, землю готовить для этого надо. Хватит лежать!» Но сын оставался безучастным к словам отца. Он очень похудел, посерел лицом, у него тряслись руки. Отец не мог ничего предпринять и, не придумав лучшего, повез его домой в деревню.
В домашней обстановке за него взялись женщины. Они решили обратиться в церковь, но Григорий ни в какую не хотел общаться со священником, тем не менее пришлось. Священник провел с ним обстоятельную беседу и выяснил настоящую причину болезненного состояния. Заставил покаяться в содеянном грехе, молить Бога о прощении и съездить в церковь села Боровое Ишимского уезда помолиться перед иконой Абалакской Божией Матери. И помогло, не сразу, но со временем ушло из него состояние греховности. Григорий в будущем был хорошим мужем и прекрасным отцом. Детям своим всегда говорил о вере в Бога.
На этом бабушка Федора заканчивала свой рассказ. Много лет прошло с тех пор, но почему-то часто, глядя на современное общество, мне вспоминается именно эта история.
Роберт БЕЛОВ, с. Лариха, Ишимский район
