Теплое сердце мамы-Азии
Жить на несколько домов - дело хлопотное, но художник Владимир Глухов как-то умудряется. У него, между прочим, не дома - города: Душанбе в роли мамочки, Москва в роли тетки и Тюмень - пока мачеха со строгим взглядом, но принимающая его, лягушку-путешественницу, в рамках приличия.
Названия этих точек на карте слились в одно приятное (перевариваемое) целое на персональной, посвященной пятому десятку лет выставке, что в середине мая открылась в Тюменском отделении Союза художников России. Многочисленных гостей колоритный мастер в таджикском одеянии (к празднику сестра сшила) встречал азиатскими угощениями и музыкой, взамен слушал речи приятные.
На фоне работ других авторов творчество Глухова, окончившего Душанбинское художественное училище имени Олимова и сильнейшую в 80-е годы школу живописи - Суриковский институт, очень заметное: соц-арт в веселой и радостной гамме. Не лишними будут такие слова, как глубина, азарт и экспрессия, вопиющие, но не гневающие, великолепное настроение и любовь, искреннее сострадательное отношение к брату, другу, незнакомцу, даже врагу.
Картины, написанные яркими красками, рождались в основном там, где спелые фрукты, что пузыри, лопаются на солнце. Но из республики, объятой войной, православный русско-казахско-таджикский художник Глухов бежал... Там, среди пепла, остались облизанные огнем полотна. В сытой, красивой, успешной Тюмени, в которую приезжал дважды (последнее возвращение случилось полтора года назад), его кисть почему-то чаще окунается в серебристо-серую краску...
Скучает по горячим ладоням и теплому сердцу Азии, но раз уж пришлось уйти, надо как-то привыкать к новому месту и его законам... Авось и здесь, в «странной Сибири», у него, «своего среди чужих, но остающегося каким-то неприкаянным», по словам искусствоведа Татьяны Борко, родится нечто похожее на полотна «душанбинского периода».