Невероятные приключения корреспондента
В советские годы трудно было представить новогоднюю ночь без «Голубого огонька». Практически каждая семья проводила хотя бы первые минуты Нового года у экрана телевизора, с обожанием внимая любимым артистам. А вот автору этих строк не раз доводилось встречаться с людьми искусства не по телевизору, а, как говорится, нос к носу. Близкое общение со звездами нередко приводило к неожиданностям, чаще всего приятным. Потом вспоминаешь о них долго-долго, всю жизнь. Наверное, все-таки не случайно я стал писать на темы культурной жизни!
• Ревность Броневицкого
Свердловск, семидесятые годы. Во Дворце молодежи концерт Эдиты Пьехи и ансамбля «Дружба». Зал набит битком. Концерт замечательный. Антракт – и мы с девушкой, пригласившей меня, идем в танцзал, который также забит: там идет конкурс на лучшую пародию Эдиты. Желающих много, даже Александр Броневицкий поет «под Пьеху». Смешно. Играют ребята ансамбля «Дружба». Все пытаются танцевать, что сделать практически невозможно – так набит зал.
Вдруг около меня образуется некое подобие свободного пространства, и я говорю, не оглянувшись через плечо, поскольку уверен, что там моя девушка:
– Потанцуем?
– Потанцуем, – слышу в ответ. Что голос другой, не такой, как у моей подруги, подумать не успеваю.
Вижу – стою рядом с Эдитой Пьехой и изображаю что-то вроде танца. Я впадаю в ступор, и хотя пытаюсь танцевать, в голове мысль: только бы не наступить ей на ногу! Она что-то мне говорит – кажется, комплименты моему росту и смелости, но от волнения почти ничего не слышу. Вдруг к нам подскакивает невысокий полный мужчина.
– Ты почему танцуешь с моей женой?
Я обмер. Он вдруг снимает с себя пиджак и швыряет его на грязный пол.
– Ты почему танцуешь с моей женой без разрешения? – вопит он, и я наконец догадываюсь, что это Александр Броневицкий. Его лицо наливается кровью, багровеет и до смешного начинает напоминать синьора Помидора. Но мне не смешно: Александр начинает закатывать рукава своей белой рубашки. Запомнился зловещий звук отскакивающих пуговок с нерастегнутых манжет, которые, как пульки, цокали об пол.
«Все, сейчас будет бить», – пронеслось в голове. Мне бы убежать, но ноги будто пристыли к полу. «Саша, Саша, не трогай его – это только мальчик», – робко бормочет Эдита. К нам подбежали ребята из ансамбля. Один поднял пиджак, двое других, подхватив Броневицкого под руки, со словами: «Вам некогда, у вас концерт» – унесли его. Еще один парень увел Пьеху. Мы вернулись в зрительный зал на свои места, я почти пришел в себя после перенесенного страха. Но раза два или три Броневицкий вдруг со словами: «Где он?» – из-под руки начинал оглядывать зал, и мне становилось как-то неуютно. Соседи утешали: он все равно ничего не видит. И правда, обошлось. Больше я не встречался ни с Пьехой, ни с Броневицким.
• За столиком с Сергеем Михалковым
Май 1985 года, Москва. С другом Володей идем в театр имени Ермоловой посмотреть спектакль, а если честно, отметить Вовкин юбилей традиционным образом, т.е. выпивкой. Ни в кафе, ни дома выпить не получается – алкоголя в свободной продаже нет, началась борьба с алкоголизмом.
Возле входа в театр – афиша: «Замена спектакля! Вместо ранее объявленного – премьера спектакля «Некролог» Сергея Михалкова». Само название шокирует, но подпись «комедия» дает надежды на лучшее. И хотя ранее приобретенные билеты можно сдать, поменять или пойти на этот спектакль, у нас цель определенная – мы идем.
Перед спектаклем высокий, седой и очень элегантный автор говорит несколько слов о перестройке, о своей пьесе: «Много говорить о спектакле не стоит, он скажет сам за себя». Автор возвращается в зал, садится где-то на восьмом ряду – его белую голову видно издалека.
Наконец, антракт. Мы летим в буфет – увы, то, что покрепче, уже расхватали, нам достается только шампанское. Ну, шампанское все же лучше, чем ничего. Ах, и столики в буфете уже все заняли. Нет, смот-рим – за одним из них сидит всего один человек. Мы – туда. Такие глупости, как спросить: «Можно?», «У вас свободно?», «Разрешите присесть» – и в голову не приходят. Сели, открыли, налили.
– Ну, за что?
– За премьеру, естественно!
Мы сдвинули бокалы с шипучим напитком, и вдруг к нам присоединяется сосед. Кто??? Смотрим – Сергей Владимирович Михалков, Дядя Степа, автор слов гимна СССР!!! Да,
Михалков, и все!!!
Мы с приятелем смотрим на него во все глаза – он ведет «светскую» беседу, спрашивает о спектакле. Наши отзывы самые положительные. Михалков наливает нам вино из своей бутылки. Пьем – что-то французское, вкусно. Помолчали. Сергей Владимирович говорит:
– Надо идти за кулисы, сказать пару слов актерам. Оставляю бутылку вам, но когда закончится антракт, вас всех загонят в зал, а вино отберут. Такие здесь порядки.
И ушел. Мы закончили его бутылочку, «добили» свою – успели до третьего звонка! – и с очень хорошим настроением досмотрели спектакль.
• Дуэт с Ларисой Голубкиной
Когда на рекламных щитах появилась афиша: «Лариса Голубкина поет романсы», в ежедневнике дату концерта я подчеркнул красным маркером – пойду обязательно! Фильм «Гусарская баллада» – один из самых любимых моих фильмов, да и вообще, знаю его почти наизусть – особенно песни, а в героиню Шурочку Азарову был влюблен, как и многие мальчишки тех лет.
И вот, наконец, Шурочка в Тюмени. Я, как обычно, на первом ряду со своим верным фотоаппаратом Nikon. Свет отличный, настроение прекрасное, значит, все получится. Певица начинает концерт с куплетов «Меня зовут юнцом безусым». Я подпеваю, уверенный, что меня никто не видит – я же сижу спиной к залу, и не слышит – Лариса поет в микрофон, а я только шевелю губами. Петь-то хочется (я в концертный зал прямо с банкета пришел!) Потом исполняется «Колыбельная Светланы».
Далее Лариса Ивановна исполняет романс. Он совершенно мне не знаком, но там есть слова: «Если ты меня любишь, то поцелуешь». А заканчивается фразой: «Если ты меня не поцелуешь, то ты не мужчина! Так целуй же, целуй!» – и простирает в зал левую руку, явно для поцелуя. В моей душе эхом все еще звучат слова, которые я пел с Азаровой: «Зато не величают трусом!»
И еще уверен: я мужчина!
Встаю, делаю пару шагов к сцене и, преклонив колена, целую руку актрисы. Ее ответный взгляд – как поцелуй – немного обжигает меня, а концерт вдруг получает развитие, которого я не ожидал.
«Эту песню я пою для мужчины в первом ряду». «А этот романс очень серьезный, мне нужна поддержка. Пожалуйста, поднимитесь на сцену и сядьте рядом (поднимаюсь, сажусь). Сейчас мы будем петь дуэтом».
Поем. Жутко боюсь сфальшивить, но слышу себя в мониторы (вроде неплохо). Потом Лариса спускается в зал, садится со мной рядом, и обматывает наши головы шалью. Мы снова поем дуэтом, но не вместе, а по очереди. В паузах Лариса громко чмокает губами, изображая африканскую страсть, и я в ответ – что делать! – тоже чмокаю. Пусть все думают, что наша любовь взаимна.
Наконец, концерт заканчивается и зрители идут к Голубкиной сказать ей о своей любви. Один мужчина, старше меня, говорит: «Я тоже хотел спеть с вами!» — «А что не подошли, боялись? А он (показывает на меня) не боялся и пел!»
Потом я прохожу в гримерку, разговариваю с актрисой, чтобы написать материал для газеты.
В частности, речь идет о 300‑летии Тобольского театра. Лариса Ивановна интересуется репертуаром и, узнав, что в афише тоболяков стоит спектакль «Поздняя любовь» по пьесе Островского, говорит, что в ее репертуаре есть роль из этого спектакля и она хотела бы сыграть в нем на вводе в Тобольске.
Жаль, что Лариса Ивановна и театр не смогли договориться. Но у меня от того концерта самые теплые воспоминания и галерея портретов любимой актрисы Ларисы Голубкиной.
Фото из архива автора
