Размер шрифта+
Цветовая схемаAAA

Нежные цветы сирени

Общество, 10:04, 23 декабря 2010,
Слушать новость
Нежные цветы сирени. .

Когда за окном трескучие тридцатиградусные морозы, самое время почитать зарисовочку о теплом времени года


Я подвизаюсь в качестве ассистента уездного фельд-шера. Обязан признаться, практика моя весьма и весьма беспокойная  – человек ты в данном случае подневольный, сам себе не принадлежащий. Я уж молчу о моем непосредственном начальнике, моем наставнике Семене Андреиче – уж кому-кому, а ему о покое приходится только мечтать!  Все свое время проводит он в дрожках и около больных.

Так вот, в Коломенках (это верст 18—20 от Липецка) одна сельская барышня намеренно поранила себя; у нее открылось кровотечение, которое удалось остановить лишь на время, после чего ток крови возобновился. Необходимо было ехать – промедление здесь неуместно, как догадываетесь сами, чревато, тем более в отношении девичьей конституции, нежной и хрупкой.

Мы упали в дрожки и что есть духу помчали в Коломенки. Стояла весна, погода баловала теплом. Доехали, не затратив и часу. Нас встретили около почтовой станции и проводили до дому. Он был о двух этажах, добротный, с мансардою – все указывало на то, что владельцы его люди далеко не бедные.

Семен Андреич, как всегда, без китайских церемоний, не удосужившись скинуть даже выпачканные башмаки, проскользнул внутрь. Я же остался на крыльце и снял обувь. Под окнами рос преогромный куст раскрывшейся сирени; бесчисленное множество лиловых цветов густо напоили воздух ароматом, от коего кружилась голова.

Я вошел в залу и столкнулся с дородной женщиной в фартуке, очевидно, кухаркой или кем-то иным из челяди дома. К раскрасневшемуся лицу она прижимала скомканный носовой платок. Воспользовавшись случаем, я обратился к ней с просьбой провести меня в комнату барышни, однако же слова мои вызвали у нее отрывистый звук, напоминавший всхлип. Тем дело и кончилось – женщина ретировалась.

Я отправился на самостоятельные поиски, так как более в доме никого не увидел. Очень быстро набрел на светлую, чистую спаленку с шитьем в углу и тряпичными цветастыми куклами всевозможных размеров. На постели лежала девушка лет восемнадцати, бледная, но с горящими, словно в лихорадке, глазами. Страстным шепотом она умоляла сидящего подле нее Семена Андреича спасти ее жизнь и не «позволить душе сгинуть в аду». Тот, не говоря ни слова, «колдовал» над ее левой конечностью. Остро пахло лекарством. Завидев меня, девушка оторвалась от подушки и, повернув голову в мою сторону, пристально вгляделась. После этого, будто бы с облегчением, правой, незанятой рукой, несколько раз наскоро перекрестилась.

Я окликнул доктора; он на мгновение явил мне свое хмурое сосредоточенное лицо и продолжил лечение. Догадавшись, что моя помощь является здесь излишней, вышел на крыльцо и закурил папироску.

Неподалеку стояли мужик с бабой и вполголоса о чем-то разговаривали. Приблизившись к ним, я поздоровался. Завязалась беседа. Меня подтачивало желание выяснить, что побудило молодую, красивую барышню принять такое несообразное, дикое, с моей точки зрения, решение. Узнать удалось немного, но это проливало свет на подоплеку истории.
Оказалось, девушка – хозяйская дочка. Влюбилась в человека старше своего возраста, из городских. Гнусный прощелыга охмурил бедняжку и подло покинул. С их слов можно было заключить следующее: все горожане жуткие охотники до сельских девок и, коли последним достанет ума поддаться на их лживые и льстивые речи, то это непременно доведет до беды.
Наивность рассуждений мужика с бабою (оказавшимися, кстати, мужем и женой), растрогала меня. Я задумался. Было жаль несчастную, всем сердцем поверившую в глубокое чувство, но испытавшую разочарование и крушение иллюзий.

Я вообразил, как она, втайне от всех, идет в сарай или куда там еще, наставляет на сгиб белой руки остро отточенное полотно косы. Перед ее глазами пролетает, словно молния, вся краткая, в сущности, еще и не начинавшаяся жизнь. На одной чаше весов он и его предательство, на другой – ее жизнь и ее же позор...

– Едем! – звучит голос Семена Андреича, – теперь, я уверен, все будет в порядке. – Ох уж эта мне молодежь! – ворчит он, направляясь к дрожкам. – Ишь, чего ведь учудила! Но, слава  богу, все обошлось.

Нет, мы не можем отправиться просто так. Я ломаю веточки сирени и несу в дом, в ее комнату. Она сейчас же наполняется дивным, ни с чем ни сравнимым благоуханием в противовес витавшему противному запаху больницы. На бледном лице девушки вспыхивает улыбка, и она тем же шепотом, коим умоляла недавно доктора спасти ее, благодарит меня за цветы.

Как же все-таки порою бываем мы неразумны в трагические моменты выбора! Но, к сожалению, лишь оступаясь и падая, можем чему-то научаться.
Юрий КУЛЕШОВ, с. Боровинка, Заводоуковский район

Рисунок Дмитрия КОРОЛЕВА

Далее в сюжете: Санкт-Петербург. Набережная Мойки, 12

Когда за окном трескучие тридцатиградусные морозы, самое время почитать зарисовочку о теплом времени года


Я подвизаюсь в качестве ассистента уездного фельд-шера. Обязан признаться, практика моя весьма и весьма беспокойная  – человек ты в данном случае подневольный, сам себе не принадлежащий. Я уж молчу о моем непосредственном начальнике, моем наставнике Семене Андреиче – уж кому-кому, а ему о покое приходится только мечтать!  Все свое время проводит он в дрожках и около больных.

Так вот, в Коломенках (это верст 18—20 от Липецка) одна сельская барышня намеренно поранила себя; у нее открылось кровотечение, которое удалось остановить лишь на время, после чего ток крови возобновился. Необходимо было ехать – промедление здесь неуместно, как догадываетесь сами, чревато, тем более в отношении девичьей конституции, нежной и хрупкой.

Мы упали в дрожки и что есть духу помчали в Коломенки. Стояла весна, погода баловала теплом. Доехали, не затратив и часу. Нас встретили около почтовой станции и проводили до дому. Он был о двух этажах, добротный, с мансардою – все указывало на то, что владельцы его люди далеко не бедные.

Семен Андреич, как всегда, без китайских церемоний, не удосужившись скинуть даже выпачканные башмаки, проскользнул внутрь. Я же остался на крыльце и снял обувь. Под окнами рос преогромный куст раскрывшейся сирени; бесчисленное множество лиловых цветов густо напоили воздух ароматом, от коего кружилась голова.

Я вошел в залу и столкнулся с дородной женщиной в фартуке, очевидно, кухаркой или кем-то иным из челяди дома. К раскрасневшемуся лицу она прижимала скомканный носовой платок. Воспользовавшись случаем, я обратился к ней с просьбой провести меня в комнату барышни, однако же слова мои вызвали у нее отрывистый звук, напоминавший всхлип. Тем дело и кончилось – женщина ретировалась.

Я отправился на самостоятельные поиски, так как более в доме никого не увидел. Очень быстро набрел на светлую, чистую спаленку с шитьем в углу и тряпичными цветастыми куклами всевозможных размеров. На постели лежала девушка лет восемнадцати, бледная, но с горящими, словно в лихорадке, глазами. Страстным шепотом она умоляла сидящего подле нее Семена Андреича спасти ее жизнь и не «позволить душе сгинуть в аду». Тот, не говоря ни слова, «колдовал» над ее левой конечностью. Остро пахло лекарством. Завидев меня, девушка оторвалась от подушки и, повернув голову в мою сторону, пристально вгляделась. После этого, будто бы с облегчением, правой, незанятой рукой, несколько раз наскоро перекрестилась.

Я окликнул доктора; он на мгновение явил мне свое хмурое сосредоточенное лицо и продолжил лечение. Догадавшись, что моя помощь является здесь излишней, вышел на крыльцо и закурил папироску.

Неподалеку стояли мужик с бабой и вполголоса о чем-то разговаривали. Приблизившись к ним, я поздоровался. Завязалась беседа. Меня подтачивало желание выяснить, что побудило молодую, красивую барышню принять такое несообразное, дикое, с моей точки зрения, решение. Узнать удалось немного, но это проливало свет на подоплеку истории.
Оказалось, девушка – хозяйская дочка. Влюбилась в человека старше своего возраста, из городских. Гнусный прощелыга охмурил бедняжку и подло покинул. С их слов можно было заключить следующее: все горожане жуткие охотники до сельских девок и, коли последним достанет ума поддаться на их лживые и льстивые речи, то это непременно доведет до беды.
Наивность рассуждений мужика с бабою (оказавшимися, кстати, мужем и женой), растрогала меня. Я задумался. Было жаль несчастную, всем сердцем поверившую в глубокое чувство, но испытавшую разочарование и крушение иллюзий.

Я вообразил, как она, втайне от всех, идет в сарай или куда там еще, наставляет на сгиб белой руки остро отточенное полотно косы. Перед ее глазами пролетает, словно молния, вся краткая, в сущности, еще и не начинавшаяся жизнь. На одной чаше весов он и его предательство, на другой – ее жизнь и ее же позор...

– Едем! – звучит голос Семена Андреича, – теперь, я уверен, все будет в порядке. – Ох уж эта мне молодежь! – ворчит он, направляясь к дрожкам. – Ишь, чего ведь учудила! Но, слава  богу, все обошлось.

Нет, мы не можем отправиться просто так. Я ломаю веточки сирени и несу в дом, в ее комнату. Она сейчас же наполняется дивным, ни с чем ни сравнимым благоуханием в противовес витавшему противному запаху больницы. На бледном лице девушки вспыхивает улыбка, и она тем же шепотом, коим умоляла недавно доктора спасти ее, благодарит меня за цветы.

Как же все-таки порою бываем мы неразумны в трагические моменты выбора! Но, к сожалению, лишь оступаясь и падая, можем чему-то научаться.
Юрий КУЛЕШОВ, с. Боровинка, Заводоуковский район

Рисунок Дмитрия КОРОЛЕВА



Ранее в сюжете

«Маленький кусочек счастья мой...»

23

«Дай руку, снег...»

23

В Тюмени пройдут продовольственные ярмарки 23 ноября

20 ноября

В Тюмени сокращается число бесхозных коммунальных сетей

20 ноября