Тройка НКВД приговорила…

Тройка НКВД приговорила…. .

26 июня 2010 года в газете была напечатана статья о расстрелянном в 1937 году аромашевском священнике Михаиле Красноцветове. Батюшка происходил из старинной священнической семьи, его дед и отец служили в калужских церквях, а по линии матери он был внуком писателя Александра Радищева. Спасая семью от голодной смерти, Михаил Григорьевич бежал из Москвы к нам в Сибирь, и в 1920 году они обосновались в селе Кротово. Выпускник МГУ, поначалу он работал юристом, но вскоре эта должность была упразднена, и Михаила Григорьевича, с детства хорошо знавшего службу, рукоположили в священники.

Сразу после поездки в Аромашево я сделала запрос в архив ФСБ, и вот долгожданный звонок: дело отца Михаила Красноцветова нашли. Он арестовывался дважды: в 1931 году, тогда его приговорили к пяти годам концлагеря, и в зловещем 1937-м. Но ознакомиться я смогла лишь с материалами следствия за 1931 год – по закону дела репрессированных рассекречивают и выдают для ознакомления только через 75 лет…

До этого мне никогда не приходилось знакомиться с делами репрессированных, хотя у нас в роду они тоже были. На столе лежит тоненькая папка – серый картон, листы исписаны перьевой ручкой. Следователь – тот еще грамотей из рабоче-крестьянского набора, тут и там «очепятки». Множество несовпадений бросится в глаза уже при внимательном чтении, на третий, пятый раз. В комнате ФСБ же, когда открываю дело, дрожат руки, по коже мурашки, в горле комок.

Три креста

Органы зорко следили за аромашевским батюшкой. В 1930 году, 2 марта, он говорил некоему колхознику, 53-летнему середняку (фамилия по этическим соображениям в деле вымарана): «Ты не ходи в колхоз, а то вот будет восстание и всех колхозников перебьют. Крестьяне все против советской власти, потому что она превратила их в рабов, ездит на ихней шее, они бесправные. Вот рабочие имеют свои права, а крестьяне не имеют. Им даже своего союза не дают организовать, потому что советская власть крестьянского союза боится, старается задавить всякие попытки крестьян организоваться». В 1931 году, 7 января, в церкви, где присутствовало около ста верующих (среди них был и стукач), батюшка читал проповедь и говорил: «Мы живем в последние времена. На земле царствует Антихрист, которому не надо подчиняться, а жить надо так, как учит Евангелие. Не входить в колхозы, ибо это сатанинское сборище. Безбожники хотят отобрать последнее утешение – наш храм. Нужно дружно и организованно держаться за наш молитвенный дом, а то его закроют».

Но не все односельчане «стучали» на батюшку, сохранился допрос неграмотной 36-летней женщины, которая на все вопросы следователя мужественно отвечала: «Я неграмотная, потому сказать мне против батюшки нечего». А вместо подписи поставила три креста. Есть в деле показания еще одного аромашевца, которому отец Михаил сказал в 1929 году: «Меня вызывали в ГПУ и предлагали работать вместе с ними, чтобы я доносил им. Я отказался».

Допрос первый: 26 марта

Как и положено, на первом допросе следователь записал анкетные данные обвиняемого.

«Место рождения: г. Калуга; семейное положение: женат, семья состоит из четырех человек; происхождение: сын священника; пользуется ли избирательным правом: лишен с 1921 года, как священник; образование: среднее, юридическое; партийность: б/п; адрес квартиры: д. Чигарево Аромашевского района. Приметы: 46 лет; рост: выше среднего; цвет волос: русый; брови срыжа; борода срыжа с проседью, окладистая; волосы длинные, блондин. Требуется усиленный режим.

Показания по существу дела:

Я родился в семье священника в городе Калуге. В 1909 году, не окончив университет, вышел и поступил на службу сельским учителем в село (неразборчиво. – Прим. авт.) Меленковского уезда Владимирской губернии, где проживал и служил в данной должности по 1911 год. С 1911 по 1917 год служил участковым земским страховым агентом. В 1917 году при правительстве Керенского избран мировым судьей, после Октябрьской революции оставлен народным судьей в городах Меленки и Гусь-Хрустальном до 1920 года. В 1920 году я прибыл в Сибирь, в село Кротово бывшего Ишимского округа, где поступил на должность пожарного страхового инструктора. Причины приезда на место жительства в Сибирь: в России был голод и я пользовался слухами, что в Сибири по части продовольствия дело обстояло лучше.

В 1921 году наша местность, т. е. село Кротово, была захвачена повстанцами и нас, несколько человек совслужащих, арестовали, но после выпустили. В октябре месяце я перешел в священники в село Мало-Скаредное, потому что считаю не совместимым служить в советском аппарате на ответственных постах и быть религиозного убеждения.

В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю. Среди населения никакой антисоветской агитации я не вел и своим верующим никогда не говорил, чтобы они не отпускали ребят в школы. Наоборот, я просил прихожан учить своих ребят в школах, но предупреждал, чтобы они следили за религиозным воспитанием ребенка. Т. е. чтобы дома учили молиться, правильно класть крест.

С обновленцами я вел активную работу: не допускал их ко причастию до присоединения к православию, не принимал в восприемники (кумовья), не допускал в свидетели при бракосочетании.

Я не считаю, что есть гонение со стороны советской власти на церкви, но есть перегибы со стороны местных властей. Они допускают закрытие церкви без согласия на это верующих. Больше по делу добавить ничего не могу. Протокол с моих слов записан верно. Читал. К сему подписуюсь: М. Красноцветов».

Допрос второй: 5 апреля 1931 года

«В феврале месяце сего года моя жена поехала в Москву на лечение, потому что у нее рак матки. Вместе с этим я дал ей поручение зайти в Синод, чтобы походатайствовать перед ВЦИКом об открытии нашей Аромашевской церкви. В Синоде ее направили с заявлением во ВЦИК, а там сказали: поезжайте домой, церковь вашу откроют. Но никакого официального документа ей не дали. Писанное мною заявление на имя Синода было согласовано с церковным сообществом.

В своем заявлении в Синод я мотивировал как не правильное закрытие церкви со стороны местных властей. Они создали комиссию без участия строительного контроля. В церкви была обнаружена трещина и комиссия вынесла постановление, что церковь не пригодна для богослужения. Но эта трещина существует уже около 40 лет и, по моему мнению, никакой опасности не представляет и не должна служить причиной для закрытия церкви. В зимнее время я крестил младенцев у себя в квартире, т. к. церковь холодная, а когда закрыли церковь, я крестил младенцев и принимал на исповедь стариков у себя дома.

Коммунистов я считаю атеистами, которые борются со всякой религией. В свою очередь, как религиозник, обязан противодействовать, т. е. с амвона внушать верующим быть верными своим религиозным убеждениям. Темами моих проповедей было нравственное учение христианства, никогда я не выходил за рамки евангельского чтения.

Во время коллективизации никакой агитации среди верующих, чтобы они не вступали в колхозы, я не вел. И никогда не говорил, что колхозы организуются по воле Антихриста. Напротив, разъяснял: тот или другой способ труда человек волен выбирать сам».

Я совершенно спокоен

В деле есть открытка с обратным адресом: «От следственно-заключенного Михаила Красноцветова. Тюмень, ГПУ». Написана она рукой отца Михаила и предназначалась жене Марие Николаевне и младшим детям, 14-летней дочери Татьяне и сыновьям, 11-летнему Владимиру и 6-летнему Вадиму.

«Здравствуйте, мои дорогие!

Я здоров, но беспокоюсь о вас, как вы живете, приехали ли ребята. Теперь мне сказали, что можно получить свидание. Я нахожусь в помещении ГПУ. Если есть возможность, то приезжайте, а в общем особенно не волнуйтесь обо мне, молитесь… Одна беда: все вещи мои остались в тюрьме и никак не могу их оттуда достать. Если приедете, то вы могли бы это сделать.

Дети! Слушайтесь маму и не огорчайте ее ничем, друг друга не обижайте. Когда приедете, то раньше просите свидание. Всем посылаю свое благословение; лично я совершенно спокоен, т. к. знаю, что на все воля Божия! Будьте спокойны и вы, не ропщите ни на кого: ведь не могу же я отказаться быть священником. Целую всех и благословляю. Ваш М. Красноцветов.

Выписка из протокола № 15 заседания тройки ОППОГПУ по Уралу 20. VI. 31.

«Преступная деятельность обвиняемого Красноцветова М. Г. вполне доказана и свидетельскими показаниями подтверждается, а потому Красноцветова Михаила Григорьевича заключить в концлагерь сроком на пять лет».