Тетя Соня: впечатления юности

Из прошлого
Женщины нашего двора считали ее чудаковатой, а я очень любила. Сначала за необыкновенную дочь, потом… Дочке тети Сони с красивым, редким именем Виктория шел восемнадцатый год. В сороковые годы люди одевались неброско:  телогрейки, неяркие платья, ужасная обувь. Вика всегда появлялась в светлом. Волосы темноватые, но с золотистым отливом. Лицо бледное, но с нежным румянцем. Глаза выразительные: сами карие, а белки — как снег и чуть с голуба. Длинные черные ресницы. Брови – две тоненькие веточки.

------

Если мы встречались взглядами, казалось, будто она спрашивает: «Как удивительно хорошо сегодня, правда?!» Я мысленно отвечала: «Да-да, очень!» Говорили мы по-настоящему редко, и даже не припомню, о чем. Ужасно нравилось просто видеть ее.

Я знала, когда они с матерью пойдут мимо нашего двора, поджидала у окна, а то и выбегала за ворота – поздороваться. Смотрела им вслед, пока не исчезали: прямая, твердо, гордо ступающая мать и тоненькая, будто летящая дочка. Запомнились красный узкий поясок Вики и косы, пересекавшие его двумя живыми ручейками.

Мы жили на улице Свердлова. Там, где сейчас возводятся залы музейного комплекса имени Словцова. Они – в больнице, где тетя Соня работала. Это здание считалось самым большим и красивым в округе. Адрес так и значился:
Больничный переулок, 1. Теперь его нет. Много симпатичных деревянных домов с дворами и палисадниками, стоявших здесь прежде, исчезло под кирпичными громадами вычурной архитектуры. А самый высокий дом нашего детства затерялся, став вдруг самым маленьким, но, слава богу, сохранился. Как и прежде, белеет: в давние времена – величаво, сейчас – трогательно.

В нем «прописалась» дорогая аптека. Новый адрес: Елецкая, 1.

Весной 1946 года Вика умерла от туберкулеза. Нас впервые пустили в больницу – проститься. Она лежала посреди комнаты, как спящая царевна: поверх кружевного покрывала текли косы, на груди – две атласные розы цвета ее бывшего румянца.

Потеряв дочь, тетя Соня как будто уменьшилась. Враз поседевшую голову покрывал черный гипюровый шарф. Не в силах оставаться в комнате, она стала ночевать у знакомых. Мама пригласила ее пожить в наш кухонный закуток, что образовался благодаря перегородке между окном и углом русской печки. Поместились кровать, стол и стул. С занавеской на окне стало даже уютно.

Без Вики жизнь тети Сони заключалась в работе и… кино. Она ничего не готовила. Покупала только хлеб и молоко. Ела мимоходом и ежевечерне ходила в кино. Часто на два сеанса сразу. Об увиденном никогда ни с кем не говорила. Да и видела ли что там?! Воскресенья проводила на кладбище: непременно одна и в любую погоду.

Кинотеатров в городе было три: «Темп» (там, где он находился до недавнего времени – на углу улиц Республики и Дзержинского), «ВЛКСМ» (здесь же, только на втором этаже) и «Победа» (красивое старинное деревянное здание с большим мезонином стояло в створе улиц Свердлова и Пристанской, у Масловского взвоза).

Изредка, и это было величайшим событием, тетя Соня брала в кино меня. Особенно запомнились три трофейных фильма. «Грезы» (о жизни немецкого композитора Роберта Шумана), «Принц и нищий», «Весенние дни». Восторг от того, что увидела и услышала в третьей киноленте, был беспределен! Красота и божественный голос актрисы Джанетты Макдональд, игравшей оперную певицу, романтические, благородные отношения между героями, множество прекрасных мелодий!

Я посмотрела этот фильм трижды и собиралась еще, но мама, разоблачив «нецелевую» трату денег, что давались на школьные обеды, наложила строжайший запрет…

С тетей Соней мы расстались, когда к ней приехала родная сестра. Они совсем не были похожи. Хозяйка «до мозга костей», голубоглазая, светловолосая, глубоко верующая  и тоже одинокая, тетя Маруся совершенно изменила жизнь старшенькой… Вскоре гостья очень удивила и обрадовала всех, устроив необычное угощение. «Завтра Пасха.

Я иду ко Всенощной. Дождешься, будем разговляться!» – сказала тетя Маруся. Какие непонятные и загадочные слова! Повязав голову праздничным белым платком, она ушла, а мы остались дома.

Я читала вслух «Снежную королеву», ожидала чего-то необычайного, и оно действительно произошло. Возвратилась тетка поздно, радостная и просветленная. У нас уже второй раз закипал самовар. На столе из развязанного узелка появились крашеные яйца и красивый,  высокий в разноцветных «крошечках» хлеб. Увидев мое изумление (и это в послевоенное время, когда ломоть простой булки считался лакомством!), она сказала: «Это кулич. Христос Воскресе!» и трижды поцеловала. Какая же вкусная Пасха тогда получилась!

Вскоре сестры купили домик на Заозерной улице. Хозяйский талант тети Маруси развернулся в полную силу. Старшая ей во всем подчинилась, а вот в кино стала захаживать реже: из Зареки на лодке не наездишься. Я иногда навещала их. Принимали очень радушно: угощали картошкой, капустой, огурчиками, выращенными на собственном огороде, оставляли ночевать, и тогда по радио мы слушали «Театр у микрофона». «Старуха Изергиль», «Поддубинские частушки», «Маленький принц» – все с прекрасным музыкальным сопровождением в бесподобном исполнении русских артистов.

В последний раз вместе мы ходили в «Победу». Крутили светлую картину «В шесть часов вечера после войны». Играли любимчики Марина Ладынина и Евгений Самойлов. Помню, вышли на улицу, а день светлый-светлый! Я проводила тетю Соню до перевоза, когда лодка отчалила от берега, помахала рукой и побежала к себе на Свердлова.
На всю жизнь осталась во мне благодарность к этой женщине.

В какие счастливые мгновения моей ранней юности обратилось ее горестное пристрастие к кино… Поистине, «нам не дано предугадать»…

Людмила ДРОЗД, г. Тюмень