Коллекционер талантов
О судьбе и мечте рассказывает главный режиссер московского театра «Школа современной пьесы» Иосиф Райхельгауз
Личность
Одесситы – люди особенные. Талантливость, веселость и удивительная легкость в восприятии мира – их «конек», неповторимый стиль жизни. Художественному руководителю московского театра «Школа современной пьесы» Иосифу Райхельгаузу, который родом из города «у Черного моря», все это чрезвычайно близко.
------
Весел. Судите сами: как-то в телепередаче на вопрос: «А вам не трудно жить с такой фамилией?» – он столь же серьезно ответил, что это его псевдоним, а по паспорту он Алексеев (на самом деле это подлинная фамилия Станиславского – прим. авт.). Легок и в общении, и на подъем: Новосибирск, Берлин, Тюмень, Москва, Чикаго – маршрут двух недель совсем не слаб. Талантлив: когда-то ставил по всей России, сейчас работает в театре «собственного производства», пишет стихи, прозу, ведет блог в Интернете. А еще Райхельгауз экстремален (по нескольку раз в год преспокойненько так берет штурмом непроходимые ранее тропы на джипе или квадроцикле – в зависимости от особенностей трассы) и слегка помешан на коллекционировании (собирает вокруг себя талантливых людей, а со всего мира в волшебном чемоданчике привозит домой старинные железяки). Разве можно упустить возможность задать вопросы такой знаменитости, поймав ее во время гастролей «Школы современной пьесы» в Тюменском драматическом театре.
– Иосиф Леонидович, знаю, что театр вы создали в непростое для страны время: 1989 год, перестройка… Что это было? Авантюра или осознанный шаг?
– Лучшее время в моей жизни! Я делю ее на две части. Первая, до 90-х годов, практически темная, это при том, что институты я оканчивал, в замечательных театрах работал,
в профессии многое сообразил… Понимаете, это было личное, абсолютно не соотносимое с жизнью страны, существование. Возможно, я говорю об этом с пафосом, но это действительно так. После 90-х годов для меня наступила настоящая свобода.
Я понял: не нужно ни у кого спрашивать, какую пьесу ставить, как продавать билеты, можно ли ехать на гастроли в Польшу, Болгарию или Америку… Понял, что сам отвечаю за то, что делаю, и мое дело нужно кому-то еще, кроме узких специалистов.
– Собственный театр – это мечта юности или стечение обстоятельств?
– Что значит мечта? Так сложилась жизнь! Я всегда хотел сочинять. И вот «сочинился» театр. Возможно, если бы поступил в Одесское мореходное училище, стал капитаном, попал бы в строительный институт — стал прорабом. Я всегда хотел водить самую разную технику. Это от отца: он управлял танком, был замечательным механиком, отличным мотогонщиком. Прошел войну, расписался на Рейхстаге.
– То есть вы могли состояться в любой профессии?
– Все мы — микрочастицы фантастического закона, который невозможно познать и объяснить, и с нами может случиться все что угодно… Убежден, что каждый человек заслуживает именно свою жизнь. Ты такой, какой у тебя театр. Ты такой, какая у тебя семья. Ты такой, какие книжки читаешь и в каком доме живешь… Если ночуешь в парке под деревом, то достоин только такого существования. Скажу жестко: если ты не инвалид, то и помогать тебе не нужно. Я помогаю инвалидам, старикам и детям.
– Вы сказали: ты такой, какой у тебя театр… «Школа современной пьесы» берет в работу современную драматургию. Это тоже свое-образный расчет?
– Какой расчет?! Не люблю заниматься тем, чем до меня уже сто раз занимались. Конечно, могу сообразить трактовку чеховской, шекспировской или мольеровской пьесы, но мне интересней читать свежие тексты и придумывать спектакли самым первым! Собственно, я делал это задолго до «Школы современной пьесы». Сначала в институте, потом в «Современнике», потом в театре на Таганке…
– Один из любимых авторов – Семен Злотников?
– Считаю его одним из выдающихся драматургов нашего времени. Кстати, думал так еще двадцать с лишним лет назад... Тогда мое мнение почти никто не разделял, а сейчас
Злотникова знает и уважает весь мир. Недавно ездил к нему в Израиль – придумывали, что бы такое сделать…
– А Гришковец?
– Это открытие для русской драматургии! Горжусь, что свои моноспектакли он первым делом показывает в нашем театре. Горжусь, что спектакли по трем его пьесам («Записки русского путешественника», «Город» и «Дом») идут только у нас. Кстати, «Дом», в котором Гришковец играет как актер, уже пригласили на несколько серьезных фестивалей.
– Помните, каким спектаклем объявили миру о своем театре?
– Это очень известная история. Ее сейчас даже в институтах изучают. Наберите в поисковой системе в Интернете «Школа современной пьесы», и тут же найдете десятки статей, большинство из которых будут начинаться такими словами: «Московский театр «Школа современной пьесы» открылся 27 марта 1989 года спектаклем «Пришел мужчина к женщине», в котором играли Любовь Полищук и Альберт Филозов». Собственно, это и был первый спектакль нового театра. И пошло-поехало... Появилась вторая постановка «А чой это ты во фраке?», в которой к Любе и Альберту присоединился Алексей Васильевич Петренко... Одна из статей, комментирующих тот спектакль, заканчивалась так: «Гвоздь сезона вбит. Спекулянты на выход!» Знаете, если у театра стоят спекулянты, значит с театром все в порядке!
– Процветаете?
– Мне кажется, мы еще живы. Есть некоторые показатели этой «живучести»: определенная температура, анализы...
– Анализ крови например.
– И всего остального... В общем, по всем анализам наш театр здравствует! Если серьезно, главный показатель успеха – зрители. У нас всегда аншлаги. Еще один показатель – внимание средств массовой информации. В основном очень хвалят. Кто-то сильно ругает. Без внимания не остаемся. Судите сами, в Москве нет ни одного телеканала, радиостанции, газеты, журнала, который бы не посвятил последней премьере «Школы современной пьесы» — спектаклю «Русское горе» статью, критический разбор… Следующий показатель – приглашение на международные фестивали.
– Много гастролируете?
– Много!
– Наверняка успели определить: в этом городе зритель такой, в другом – эдакий... Или он везде одинаковый?
– Скажу так: везде разная концентрация зрителей. В Тюмени может быть весьма подготовленный столичный зритель, а в Москве – провинциальный... То же относится к театрам и спектаклям, которые в них рождаются. Я слово «провинция» очень люблю, и когда набираю студентов, стараюсь с москвичами дел не иметь. В столице процентов восемьдесят талантливых актеров и режиссеров – приезжие. Это нормально.
Но есть провинция другая: дурная, пошлая, банальная... Месяц назад театр «Школа современной пьесы» гастролировал по маршруту Томск — Новосибирск — Кемерово. После поездки в своем блоге в Интернете очень похвалил зрителей этих городов за театральность и поругал за грязные улицы. Развернулась огромнейшая дискуссия. Сейчас и не вспомнить, кто ее начал. Одни кричат: «Райхельгауз нас обидел...». Другие: «Молодец! Все правильно сказал!» Провинция – она у нас в головах.
– Аудитория «Школы»?
– Разная. Она формируется в зависимости от потребностей людей, а не от их возраста. Человек должен знать, зачем он идет в театр. Кто-то дома читает книжку или включает телевизор с чудовищными сериалами... Кто-то идет в храм, а кто-то в театр...
– Как удается удерживать интерес зрителей и приглашать хороших артистов?
– Нужна качественная работа. Приезжаю в провинцию, вижу в одном театре хорошего администратора – зову к себе, встречаю в другом интересного молодого артиста – приглашаю в труппу, знакомлюсь с интересным журналистом – милости просим в Москву. Я коллекционирую профессионалов! Горжусь коллективом: в труппе двенадцать народных артистов, потрясающе сильные административная, литературная, постановочная части. Я могу отъехать, и ничего не случится.
– Просто нужно окружить себя хорошими людьми.
– Просто нужно доверять!
– У вас довольно мощная структура. Прямо царство-государство!
– Мощная. В театре работает 150 человек, две сцены – большая и малая, сейчас строится третья. Надеемся, все завершится успешно.
– То место, где живет ваш театр, имеет богатую историю...
– Фантастическую!
– Оливье, Толстой, Достоевский, Чехов...
– Вы все знаете.
– Ну я немного подготовилась к интервью...
– Дому на Трубной площади двести лет! У Чайковского там была свадьба, Чехов подписал собрание сочинений, Толстой заходил, Достоевский... Если подумать, что из этих двухсот лет двадцать принадлежат нашему театру, выходит, мы не сами с себя начались и не уйдем в никуда. У нас есть история, намоленные стены, определенная атмосфера.
– Двадцать лет – большой срок для театра?
– Большой! Театр, как семья, развивается. Что делать, если дедушкам пора уходить?..
В театре мощное старшее поколение, где Филозов, Васильева, Алферова. Есть сильное среднее поколение: Вадя Колганов, Анжелика Волчкова, Оля Гусилетова, Саид Багов – это мои студенты из ГИТИСа, сильные артисты, на которых держится весь репертуар. А дальше идут уже Леша Гнилицкий, Ваня Мамонов, Катя Директоренко. Понятно, кто кому в затылок дышит.
– Атмосфера?
– Рабочая. Все трудятся. Нам нечего делить. Успеть бы сделать.
– Сами ходите в другие театры?
– Хожу только тогда, когда знаю, что этого режиссера никак нельзя пропустить. Из последнего видел замечательные работы студентов мастерской Сергея Женовача на кафедре режиссуры в ГИТИСе, работу выдающегося мастера Римаса Туминаса в театре имени Вахтангова. Буквально на днях был на прогоне спектакля «Поле» Филиппа Григорьяна, в котором участвуют мои артисты. Очень талантливо, но непривычно и странно... Посмотрим, что получится в итоге. Этот молодой режиссер поставил в Москве всего один спектакль, но общественность уже вовсю шумит!
– Что вас увлекает, кроме режиссуры?
– Очень многое! Два раза в год ухожу в серьезные экспедиции по труднопроходимым местам земного шара. Передвигаемся с ребятами на джипах, квадроциклах, снегоходах... Не так давно побывал в Южной Америке. Написал по этому поводу повесть. Она опубликована в последнем номере журнала «Медведь».
В августе хочу поехать в Китай. В ноябре — в Мексику. Еще по всему миру собираю старые вещи. На днях с берлинской барахолки привез чемодан «железного мусора». Служащие таможни, мягко говоря, не поняли, зачем мне металлическая грелка, подставка для утюга, какой-то непонятный кувшин. Люблю строить. Правда, жизни на все не хватает.
