Виктор Строгальщиков: «еще не вечер!»
личность
Он говорит: чтобы понять, что все истины банальны, нужно дожить до шестидесяти лет. Дожил. Понял: хорошим людям на свете труднее, чем плохим. Ведь и подъем в гору несравнимо тяжелее, чем спуск вниз… Как спасается от разочарований? Помогает достаточно легкий характер и писательство, желательно вдали от посторонних, да и родных тоже.
------
Чтоб выплеснуть на белую бумагу мысли сокровенные, периодически сбегает от тюменской суеты за город. А там домик с большой верандой, откуда открывается прекрасный вид на деревенские просторы, стол (на нем – хорошие листы, ручка, кофе и сигареты), стул, диван. Лепота! Работай, тешь, сколько угодно, честолюбие и тщеславие. Правда, «сколько угодно» как раз не получается… В Тюмени ждет семья, коллектив, журнал. Разрывается: то одна крайность, то вторая, серединку трудно поймать.
Журналист со стажем более сорока лет Виктор Строгальщиков – типичный Близнец.
– Знаю, вы родились в Приморье.
– Так как меня увезли оттуда в годовалом возрасте…
– То ничего не помните?
– Да. Кстати, там, где появился на свет, чуть ли не субтропики, но об этом знаю только по рассказам. Вторая родина – Вологда, откуда родом папа. Там я «произрастал» до пяти лет. После отец завербовался в нефтяники и мы переехали в город Октябрьский Башкирской АСС Р. В Октябрьском проучился до седьмого класса, а в 64-м году профессия папы привела нас в Тюмень.
– Нас – в смысле родственников?
– Башкирских нефтяников и детей башкирских нефтяников. Приморье, Вологда, Башкирия… Кстати, в Б Башкирии климат прекрасный. Там нет комаров. Поэтому представьте дичайшее разочарование, когда я появился в прокомаренной Тюмени. Еще в Б Башкирии местность холмистая, а здесь – типичная «тарелка для второго». Как сказал кто-то из классиков, имея в виду «отсутствие извилин», то есть гор, скудоумная территория. Сейчас, конечно, настоящей родиной стала именно Тюмень. Здесь я уже сорок шесть лет.
– Как попали в Тюменский индустриальный институт?
За компанию! Нас было пятеро школьных друзей. Вообще мы поступали на отделение геофизики. Прошли. Как водится, отпраздновали и завалились спать у одноклассника Толика Лаптева. А утром пришел Боря Коротков, который мамы очень боялся и поэтому ночевал дома, и сказал, что в институте набирают группу геологов-математиков… Мы встали с легкого похмелья и… сдали еще три экзамена. Правда, из пяти поступили только четверо. Я в том числе.
– Была симпатия к какому-то определенному школьному предмету?
– К литературе! Я замучил своих преподавательниц, потому как сочинения писал на полные тетради. А потом произошло вот что. Как-то в компании друзей мне попался в руки номер газеты «Тюменский комсомолец». Почитал и сказал, что так писать большого ума не надо. Ребята начали дразнить: «Попробуй-ка напечатайся!» Дали бумагу, ручку, сигареты и, вроде, стакан сухого вина, заперли на два часа в соседней комнате…
– Тема?
– Это очень интересный момент. В шестнадцать лет я был секретарем комсомольской школьной организации и членом бюро горкома комсомола. И в эти же шестнадцать лет по вечерам играл на барабанах в ресторане, за что мне платили три рубля. Среди сверстников Строгальщиков считался богатым человеком.
– Что же можно было купить на эти немыслимые деньги?
– Два рубля отдавал маме, рубль оставлял себе и мог абсолютно спокойно потратить его на пачку сигарет и какой-нибудь коктейль.
…Через два часа вышел из комнаты с материалом под заголовком «Школа грешников». Он был о том, что думает секретарь комсомольской школьной организации и член бюро горкома комсомола, когда по вечерам играет в ресторане на барабанах для пьяных мужиков. Ребята отправили заметку в редакцию. Я про это дело забыл. И вдруг кто-то принес свежий номер газеты… Увидел свою фамилию – сердце от восторга запрыгало! Потом позвонили из редакции и сказали, что за сей труд полагается гонорар в три с лишним рубля. «Тюменский комсомолец» тогда располагался рядом с кинотеатром «Космос». Забрал деньги. Попросили зайти к редактору. Редактором был Володя Фатеев. Задумчивый, он сидел, поджав одну ногу. Внимательно посмотрел на меня и спросил: «У нас работать хочешь?» Хочу, ответил я, ни секунды не думая, ушел из института и поломал себе жизнь.
– Так, значит, в журналистике и оказались?
В «Комсомольце» оттрубил где-то года полтора. Потом ушел в армию. После возвращения в Тюмень уже на третий день, хотя вправе был гулять месяц, явился в редакцию. Работал в газете до тех пор, пока там не сменился редактор… Уволились Гольд-берг, Туринцев, Коллегов, Переплеткин. Туринцев быстро устроился на ТВ. Так получилось, что мы все туда попали. На тюменском телевидении проработал самый большой свой срок – двенадцать лет. Было интересно делать что-то вместе, хотя я – индивидуалист.
– Какую тему взяли?
– Мы первыми, обогнав Москву, стали вести ток-шоу в прямом эфире. На злобу дня, так сказать. Почему в Тюмени нет мяса? В студию загоняли городских начальников. На какой-нибудь городской площади разворачивали телевизионную станцию, и народ кричал в эфир все, что по этому поводу думал.
– Что же начальство?
– Не против. Тогда главным на областном телевидении был легендарный Владимир Костоусов. Он считался чрезвычайно жестким руководителем, но имел одно шикарное для творческого коллектива качество: между журналистами и верхами стоял непроницаемой стеной. Если Костоусов одобрил передачу, а ему потом за это нагоняй, до нас не докатывалось…
– Как называлась передача?
– «Сейчас и здесь». Это позже появилось «Здесь и сейчас», что говорит о том, что у тех, кто переставил слова, неладно с восприятием фонетики.
Потом на телевидении сменился начальник, и мой друг Виктор Горбачев ушел в «Тюменскую правду». Вторая половина восьмидесятых. Шум-гам. До сих пор горжусь, что репортаж о первой в городе забастовке написал именно я.
– Кто и по поводу чего бастовал?
– Рабочие завода ДСДСК. По поводу низких зарплат и отсутствия «коммунальных удобств». Написал огромный, на всю полосу, материал, ни разу не употребив слово «забастовка» – его цензура не пропускала. Когда начались печально известные события в Б Баку, выпросил командировку и полетел туда… Если не ошибаюсь, 11 марта 1990 года Литва объявила независимость. Я появился там 16-го. Стал единственным русским журналистом, который взял интервью у литовского президента. Потом случился последний партийный съезд в Москве, на который тоже аккредитовался. Поставил задачу взять персональные интервью у всех членов политбюро, включая Горбачева. Удалось. Маршал Язов вообще отказывался разговаривать с журналистами, считая всех нас предателями. Я приподнялся на цыпочки и во все горло заорал:
– Товарищ маршал Советского Союза, разрешите обратиться. Ефрейтор запаса Строгальщиков.
– Проходи, сынок.
– Не пожалели, что случился тот эпизод с газетой «Тюменский комсомолец»?
– Конечно нет. Журналистика – это мое! Герои, встречи, командировки...
– Романтика?
– Скорее интерес. Сейчас трудно представить, что на месте Сургута было три избы и вагончик. На Севере меня научили не лечить, а убивать зубы. Электрическим током. Три раза бабахнул – огурчик. А что делать, если вечером рот открыть не можешь, утром важное интервью и ни одного зубного врача на несколько сотен километров?
– Когда же «Тюменские ведомости» случились?
– В конце 80-х годов у «Тюменской правды» выходило рекламное приложение под названием «Тюмень». А почему б не сделать приложение иного рода, подумали мы с товарищами. Написали какую-то бумагу. Горбачев понес ее в обком. Его поддержали. Мне и еще нескольким ребятам хотелось эдаких местных «московских» новостей. Остальные ударились в «желтизну». Редакция разделилась на два лагеря. Выиграли «желтые» «Тюменские ведомости». Я ушел. И связался с «Тюменскими известиями».
– Смотрю, вы везде наследили.
– Везде. Но в «Известиях» даже года не продержался. Понял: что ни делай, все равно «Тюменская правда» получается. Тогда на много лет ушел из журналистики вообще. Когда Юрия Шафраника назначили главой администрации Тюменской области, организовывал пресс-службу, потом, когда он уехал в Москву министром топлива и энергетики, стал его советником, но в Тюмени. Был первым пресс-секретарем Тюменской нефтяной компании. Занимался выборами в С Совет Федерации, в Госдуму, в областную администрацию.
– Когда к книгам пришли?
– Еще в детстве решил: буду писателем. Недели не проходило, чтоб не начинал новый фантастический роман. Полторы страницы напишу – заброшу. Через какое-то время новую тетрадь возьму… К старой не могу притронуться – испачкана. Небольшую, страниц на семьдесят, повестушку накропал после армии. Прочитал
старшим товарищам. Они сказали: «Интересно, но никому не показывай: не напечатают, и неприятностей не оберешься». Первая опубликованная книга – «Слой» – появилась после того, как ушел из нефтяной компании. С С деньгами там по-всякому было. Когда задержанную, еще и неденоминированную зарплату сотрудникам выплачивали разом, несли мы ее женам в авоськах. Как-то после очередного визита в бухгалтерию отдал авоську родным и сказал, чтоб полгода меня не трогали…
– Слышала, вы предпочитаете работать не на современной технике…
– Ненавижу компьютер. Писателю писать полезно: когда рука устает, остается время думать… Потом мне нравится сам процесс «писательства». А еще хорошие ручки и хорошая бумага. И чтоб вокруг никого.
– «Сибирское богатство»…
– В 2000-м искал работу, прибился к молодой команде и вместе с ребятами начал делать журнал «Элита региона». Он просуществовал пять лет и умер сам собой.
– Про всю элиту, видимо, написали.
– По три раза! А потом с другом Сережей Жужгиным пришли в «Сибирское богатство». Он редактором. Я ответственным секретарем. Не люблю в начальниках ходить. Давно понял одну вещь: командовать людьми, не унижая их, невозможно. Лучше сам сделаю, чем кого-то заставлю…
Под день рождения в конце мая ухожу в отпуск. Потом вернусь, возьму отпуск без содержания до конца лета и что-нибудь новенькое нацарапаю. Мысли есть.
– Названия ваших книг такие короткие.
– Я пижон! Четыре буквы. Все! «Слой», «Край», «Стыд», «Долг».
– Что нового открыли к шестидесяти годам?
Что хорошему человеку на свете жить труднее, чем плохому. Когда я брякнул об этом верующему, он ответил: «Вить, а что ты хочешь: наверх всегда труднее, чем вниз». От разочарований спасает писательство. На чистом листе бумаги могу переиграть то, что в жизни не получилось. Тут я царь и бог! К шестидесяти годам приобрел массу приятелей, собственную семью. У меня две внучки и три внука. Слава богу, мама жива.
– Если б появилась возможность заново переписать сценарий жизни…
– За сорок с лишним лет в журналистике я перемазался и в белилах, и в чернилах. Это не самая христовая профессия, но едва ли бы у меня случилась другая история. Какому-нибудь человеку одного моего поворота судьбы хватит на целую жизнь: открыл «Тюменские известия» и все! Я наследил и накуролесил прилично. Еще не вечер. Вдруг да за новую авантюру возьмусь.
Сегодня Виктору Строгальщикову исполняется шестьдесят лет. Редакция газеты «Тюменская область сегодня» поздравляет с юбилеем и желает здоровья и неугасимой творческой искры.
Фото Валерия БЫЧКОВА
