Искусство жить Нины Петрушиной
личность
Тишина в студии. Микрофон включен. Три. Два. Один. Поехали! «Говорит Тюмень. Шесть часов десять минут. Доброе утро, товарищи». Пленка памяти слово в слово, интонация в интонацию совпадает с настоящей пленкой, до сих пор хранящейся в фонотеке областного радио «Регион-Тюмень», готовящегося отметить великую дату – 80-летие вещания! Именно так утренние эфиры много лет подряд начинала Нина Петрушина. Эта памятная, по-домашнему тепло и ласково произносимая фраза когда-то накалила отношения в сообществе дикторов Союза. Первые, как правило, тетушки с менторской интонацией, эдакие солдаты в юбках, выступали за строгий стиль. Вторые – за человеческое общение с аудиторией. Петрушина выбрала доброжелательное отношение к слушателям. Она входила в дома без приглашения, без стука. Она должна была понравиться, чтобы хозяева не выгнали, переключив канал. Победила. Привыкла побеждать. Еще со школьной скамьи…
– Нина Петровна, о радио вы мечтали или?..
– Да, это была мечта! Помню, еще в школе подражала столичным дикторам, важно повторяя: «Говорит Москва! Московское время…» У меня от природы неплохой голос, всегда выразительно читала стихи. В Екатеринбурге на областном конкурсе чтецов три года подряд занимала первые места! Нравилось говорить со сцены.
– И слушать свой голос?
– Нет, мне важна реакция людей на произносимые мной слова. Был такой случай: если не ошибаюсь, в восьмом классе учительница вызвала к доске и попросила прочесть отрывок из «Молодой гвардии». Такое часто практиковалось. Отрывок, нужно сказать, трагический, когда Ульяне Громовой звезду на спине вырезали… Класс шумный. Закончила читать – полная тишина. А на последней парте, на «камчатке», самый хулиганистый парень плачет навзрыд… Тогда осознала силу слова! Слова эмоционального, выразительного, искреннего. В старших классах вела парады в день советской пионерии. На радио так хотелось! Но поскольку вузы для будущих дикторов радио и телевидения (о голубом экране вообще не мечтала, считая, что на ТВ работают одни небожители) еще не открылись, а я очень любила русский язык и литературу, то стала искать, где на вступительных экзаменах сочинение пишут. В общем, решила пойти на филфак.
– В Тюмени?
– Что вы, Тюмень – моя последняя остановка… Правда, живу здесь более сорока лет,
а привыкнуть так и не могу.
– Значит, вы не местная?
– Родилась в Свердловской области, в небольшом шахтерском городке Артемовском. Уральская девка! В год окончания школы, 1968-й, в качестве эксперимента решили одновременно выпустить десятые и одиннадцатые классы. Представьте, какие конкурсы среди поступающих!.. Наметили с подругой Новосибирский университет. Просто там экзамены начинались гораздо раньше и в случае провала можно было подать документы в другое учебное заведение. Приехали. Написала сочинение на факультете языко-знания, смутно представляя, куда вообще поступаю. Подружка завалила экзамены на физмат… Бросить ее не могла – домой вернулись вместе. Для поступления на филфак Свердловского пединститута мне не хватило одного балла.
Родители – простые люди: папа шахтер, мама маркшейдером на шахте трудилась. Ни связей, ни блата. Свою дорогу прокладывала самостоятельно и сегодня с высоты прожитых лет очень этим горжусь!
В общем, не поступила, а тунеядствовать нельзя. Поехала в самую захудалую деревню, взяла в школе первый и третий классы. Там впервые услышала о Тюмени: девушка, учившая второклашек и четвероклашек, родом из Нижней Тавды, а образование заочно в Тюменском пединституте получала.
Диплом защитила в Тюмени. Устроилась в школу. Рано вышла замуж. Рано родила. Так получалось, что мне доставались только старшие классы. С ними непросто. Разрывалась между работой и домом. Поняла: нужно либо хорошо учить чужих детей, либо полноценно воспитывать сына. Посоветовалась с мужем: не поискать ли новую работу с более легким графиком? Думала библиотекарем на полставки устроиться… Зато полдня дома: Димка из школы придет, а я ему – и горячий обед, и ласку, опять же вместе уроки можно делать.
Муж у меня и спрашивает, кем в юности мечтала работать. Призналась, что с детства грежу радио… Через пару дней рассказывает: мол, звонил на местное радио и узнал, что туда требуется диктор. Дал номер телефона. Позвонила. Попала на Сергея Фатеева (он тогда заместителем председателя комитета по телевидению и радиовещанию работал). Пригласил прийти на пробы. Как же я волновалась! Хорошо, что в студии, кроме меня, не было ни души. Диктор Гвоздовский принес текст, пожелал успеха. Его доброжелательное отношение сразу подбодрило, да и дрожь в коленках исчезла. Комиссия признала, что голос понравился, дикция неплохая, правда, присутствуют уральские нотки и назидательный педагогический тон, но от них можно избавиться.
– Вы нам подходите. Но нужно дождаться из отпуска председателя комитета Владимира Костоусова. А пока приходите, читайте, ставьте голос, — сказали мне.
Благо август – педагогические каникулы. Хожу, читаю. Вдруг один штатный диктор заболел, второй уехал. И я сразу в радиоомут с головой. Но ничего ж не умею. Посыпались гневные письма и звонки. Помню, пришел конверт из тюрьмы: «Кто это у вас по утрам как снег на голову?» Коллектив ругал на планерках. Слушатель – по телефону. Подошло время выходить на работу в школу… Костоусов уже четыре дня как приехал, но не вызывал…
И тут пригласил. Я бы на его месте не приняла меня на радио…
– Почему?
– Из всякого, кого ты любишь, уважаешь и хорошо знаешь, можно сделать первоклассного диктора. Конечно, человек должен обладать голосом, умом, обаянием… Костоусов ведь первый раз меня видел. Спрашивает:
– Сколько вам лет?
– Скоро тридцать, старенькая уже…
– Тридцать – самый великолепный возраст для работы на радио и телевидении. Запомните, не раньше и не позже. Ваш голос мне нравится. Оформляйтесь.
– Когда это было?
– В конце восьмидесятых. Знаете, попала в отличную команду!
– Сразу учителей наметили или пошли своим путем?
– До сих пор благодарна господину Костоусову, который сразу направил учиться в Москву. Моими учителями там стали Юрий Левитан и Ольга Высоцкая. Восторг вызывали эфиры
Валерии Лебедевой.
В столицу на курсы повышения квалификации ездила раз в пятилетку. К окончанию курсов обязательно сдавали госэкзамен: самостоятельно готовили тексты, читали их перед аудиторией, а после маститые дикторы комментировали выступление и ставили оценки. В группе – 25 человек со всего Союза. Почти каждый однокурсник менторским тоном начинает: «Говорит Москва!» Я человек, еще не испорченный известностью… Моя очередь: «Говорит Тюмень. Шесть часов десять минут. Доброе утро, товарищи». Это был шок. Если до меня экзаменуемых обсуждали по две минуты, меня – сорок две. Только потом узнала, что в это время дикторская группа разделилась на два лагеря: одни выступали за теплое общение со слушателями, вторые – за металл в голосе. В тот раз их конфликт как пожар как раз на мне разгорелся… Сидела краснющая.
– Нашла коса на камень…
– Все-таки поставили «отлично»! Приезжаю через пятилетку на очередные курсы. Меня сразу вспомнили: «А, Петрушина, которая за доброжелательность к
аудитории!» Но я уже изменилась. Юношеский трепет исчез…
– Ваши учителя по жизни?
– Наставников нет. Есть две любимые женщины. Это артистка Людмила Максакова и леди от макушки до пят Жаклин Кеннеди. Как-то в молодости увидела сюжет Марты Могилевской. Достаточно было трех минут, чтобы запомнить эту даму на всю жизнь. Вот это лицо! Вот это подача!
Не учителями, но хорошими друзьями стали коллеги по областному радио «Регион-Тюмень». Мамонты – Рафаэль Гольдберг, Сергей Фатеев, Джалинда Заводовская. Новички – Наташа Астафьева, Лена Бабина, Таня Оносова, Люба Турбина. Каждый с изюминкой.
– Со школой как с местом работы легко расстались?
– Так или иначе, она все равно осталась со мной. Сначала училась с сыном, потом со старшей внучкой, скоро младшую в первый класс поведу… Смысл моей жизни – это семья! Лишь бы всем им было хорошо. Не то чтобы жертвую собой. Знаете, я капризная эгоистка: не люблю находиться в пути, так бы ррраз — и сразу на месте!
– Работа диктора – работа по жесткому расписанию. Как успевали вести эфиры, обустраивать дом, печь пироги, воспитывать внучку?
– Ира, чтобы чаще быть с семьей, и пошла в дикторы! Отчитала с 6 до 9 утра и весь день свободна! На следующий день приходила только в шесть вечера.
Я вела роскошную жизнь: ходила к косметологу, портнихе.
Вы затронули хорошую тему. Работа по расписанию дисциплинирует, заставляет быть ответственным за слова, произнесенные на всю область!
– Настраивались на эфиры?
– Когда отработала десять лет, на работу шла легко! А вот на телевидении волновалась до последнего дня… Не переживала только тогда, когда очень уставала… Просто сил на страх не оставалось. Знаете, когда в СМИ такое обилие лиц – бородатых, корявых, усатых, каких угодно, чувствуешь себя совершенно иначе: главное, не забывать, что ты личность, в какой-то степени артист.
– Радуют ли современные радиоведущие?
– Одна из любимых радиостанций – «Эхо Москвы». В эфир там выходят и тюменцы. Мне жутко.
Такая великая разница: в подаче материала, в дикции. не говорю уж про ошибки в ударениях. Это ж как они не уважают свою профессию… Не могу сказать, чтобы с нетерпением ждала какую-то программу местных ведущих. Но слежу, слежу…
До тех пор, пока говорят без ошибок. Всегда наставляла студентов: помните, по ту сторону студии есть люди, которые намного умнее вас. Никаких фривольностей, никакого юмора ниже пояса. Беда в том, что на экраны и радиостанции перешли разговоры мальчиков из туалетов. Мне кажется, люди, которые все это принесли, наконец заработали вожделенные деньжищи, а значит, скоро займутся наведением чистоты и серьезной работой.
Любимые ученицы есть. Это Аня Русакова, Вика Борецкая. Нравилась Света Таран, которая замечательно вела часовые прямые эфиры со звездами мировой величины. Уважаю работу Вали Логиновой. Опять же это женское радио… Но когда появились коммерческие станции, очень им завидовала…
– Завидовали? Не понимаю…
– Они могли говорить 24 часа в сутки!
– Если в этом отношении… Хотя, мне кажется, их многообразие, даже навязчивость, уничтожили волшебство вашей профессии.
– Они хотят хорошо жить: кушать, одеваться, путешествовать.
– Все хотят, но меру нужно знать.
– Они дают то, на что клюет народ. А клюет он на новости из жизни соседки: что в ее кошельке и в холодильнике. Просто не нужно забывать, что есть духовность, мир культуры.
– На заслуженный отдых ушли...
– Вовремя! Когда работала, то видела, как некоторые коллеги, порой до самоунижения, держатся за места… Я пришла на место Катерины Трофимовой. Женщина-вамп: талантливая, красивая! Она ушла на пенсию ровно в 55 лет.
Я ее понимаю… Всему свое время! И у меня на первом месте не работа, а семья! Конечно, с мужем повезло. Надежный тыл!
– Какие свои программы любите?
– Прямые эфиры, программу «Золотой возраст» для пенсионеров, программу о первых тюменских бизнесменах. Встречи с последними всегда радовали. Эти люди были свободны и говорили без оглядки.
– Есть занятие для души?
– Если б не стала диктором, стала дизайнером. Обожаю обустраивать квартиру, следить за модой. Потом, я шопоголик… Было бы правильно сказать, что люблю читать книги, ходить в театр… Нет, не люблю. Как-то попала на спектакль «Царская охота» в театре Моссовета. Какое отвращение испытала: князья ходят по пыльным подмосткам, а платья у них из крашеной марли… Сегодня мне не стыдно признать, что не могу дочитать булгаковского «Мастера и Маргариту». Но зато каждый год с удовольствием перечитываю «Анну Каренину» Толстого, «Сто лет одиночества» Маркеса и Сомерсета Моэма…
Жизнь удалась! Просто у меня есть дверь, за которой ждут, любят, понимают.
Фото из архива Нины ПЕТРУШИНОЙ
личность
Тишина в студии. Микрофон включен. Три. Два. Один. Поехали! «Говорит Тюмень. Шесть часов десять минут. Доброе утро, товарищи». Пленка памяти слово в слово, интонация в интонацию совпадает с настоящей пленкой, до сих пор хранящейся в фонотеке областного радио «Регион-Тюмень», готовящегося отметить великую дату – 80-летие вещания! Именно так утренние эфиры много лет подряд начинала Нина Петрушина. Эта памятная, по-домашнему тепло и ласково произносимая фраза когда-то накалила отношения в сообществе дикторов Союза. Первые, как правило, тетушки с менторской интонацией, эдакие солдаты в юбках, выступали за строгий стиль. Вторые – за человеческое общение с аудиторией. Петрушина выбрала доброжелательное отношение к слушателям. Она входила в дома без приглашения, без стука. Она должна была понравиться, чтобы хозяева не выгнали, переключив канал. Победила. Привыкла побеждать. Еще со школьной скамьи…
– Нина Петровна, о радио вы мечтали или?..
– Да, это была мечта! Помню, еще в школе подражала столичным дикторам, важно повторяя: «Говорит Москва! Московское время…» У меня от природы неплохой голос, всегда выразительно читала стихи. В Екатеринбурге на областном конкурсе чтецов три года подряд занимала первые места! Нравилось говорить со сцены.
– И слушать свой голос?
– Нет, мне важна реакция людей на произносимые мной слова. Был такой случай: если не ошибаюсь, в восьмом классе учительница вызвала к доске и попросила прочесть отрывок из «Молодой гвардии». Такое часто практиковалось. Отрывок, нужно сказать, трагический, когда Ульяне Громовой звезду на спине вырезали… Класс шумный. Закончила читать – полная тишина. А на последней парте, на «камчатке», самый хулиганистый парень плачет навзрыд… Тогда осознала силу слова! Слова эмоционального, выразительного, искреннего. В старших классах вела парады в день советской пионерии. На радио так хотелось! Но поскольку вузы для будущих дикторов радио и телевидения (о голубом экране вообще не мечтала, считая, что на ТВ работают одни небожители) еще не открылись, а я очень любила русский язык и литературу, то стала искать, где на вступительных экзаменах сочинение пишут. В общем, решила пойти на филфак.
– В Тюмени?
– Что вы, Тюмень – моя последняя остановка… Правда, живу здесь более сорока лет,
а привыкнуть так и не могу.
– Значит, вы не местная?
– Родилась в Свердловской области, в небольшом шахтерском городке Артемовском. Уральская девка! В год окончания школы, 1968-й, в качестве эксперимента решили одновременно выпустить десятые и одиннадцатые классы. Представьте, какие конкурсы среди поступающих!.. Наметили с подругой Новосибирский университет. Просто там экзамены начинались гораздо раньше и в случае провала можно было подать документы в другое учебное заведение. Приехали. Написала сочинение на факультете языко-знания, смутно представляя, куда вообще поступаю. Подружка завалила экзамены на физмат… Бросить ее не могла – домой вернулись вместе. Для поступления на филфак Свердловского пединститута мне не хватило одного балла.
Родители – простые люди: папа шахтер, мама маркшейдером на шахте трудилась. Ни связей, ни блата. Свою дорогу прокладывала самостоятельно и сегодня с высоты прожитых лет очень этим горжусь!
В общем, не поступила, а тунеядствовать нельзя. Поехала в самую захудалую деревню, взяла в школе первый и третий классы. Там впервые услышала о Тюмени: девушка, учившая второклашек и четвероклашек, родом из Нижней Тавды, а образование заочно в Тюменском пединституте получала.
Диплом защитила в Тюмени. Устроилась в школу. Рано вышла замуж. Рано родила. Так получалось, что мне доставались только старшие классы. С ними непросто. Разрывалась между работой и домом. Поняла: нужно либо хорошо учить чужих детей, либо полноценно воспитывать сына. Посоветовалась с мужем: не поискать ли новую работу с более легким графиком? Думала библиотекарем на полставки устроиться… Зато полдня дома: Димка из школы придет, а я ему – и горячий обед, и ласку, опять же вместе уроки можно делать.
Муж у меня и спрашивает, кем в юности мечтала работать. Призналась, что с детства грежу радио… Через пару дней рассказывает: мол, звонил на местное радио и узнал, что туда требуется диктор. Дал номер телефона. Позвонила. Попала на Сергея Фатеева (он тогда заместителем председателя комитета по телевидению и радиовещанию работал). Пригласил прийти на пробы. Как же я волновалась! Хорошо, что в студии, кроме меня, не было ни души. Диктор Гвоздовский принес текст, пожелал успеха. Его доброжелательное отношение сразу подбодрило, да и дрожь в коленках исчезла. Комиссия признала, что голос понравился, дикция неплохая, правда, присутствуют уральские нотки и назидательный педагогический тон, но от них можно избавиться.
– Вы нам подходите. Но нужно дождаться из отпуска председателя комитета Владимира Костоусова. А пока приходите, читайте, ставьте голос, — сказали мне.
Благо август – педагогические каникулы. Хожу, читаю. Вдруг один штатный диктор заболел, второй уехал. И я сразу в радиоомут с головой. Но ничего ж не умею. Посыпались гневные письма и звонки. Помню, пришел конверт из тюрьмы: «Кто это у вас по утрам как снег на голову?» Коллектив ругал на планерках. Слушатель – по телефону. Подошло время выходить на работу в школу… Костоусов уже четыре дня как приехал, но не вызывал…
И тут пригласил. Я бы на его месте не приняла меня на радио…
– Почему?
– Из всякого, кого ты любишь, уважаешь и хорошо знаешь, можно сделать первоклассного диктора. Конечно, человек должен обладать голосом, умом, обаянием… Костоусов ведь первый раз меня видел. Спрашивает:
– Сколько вам лет?
– Скоро тридцать, старенькая уже…
– Тридцать – самый великолепный возраст для работы на радио и телевидении. Запомните, не раньше и не позже. Ваш голос мне нравится. Оформляйтесь.
– Когда это было?
– В конце восьмидесятых. Знаете, попала в отличную команду!
– Сразу учителей наметили или пошли своим путем?
– До сих пор благодарна господину Костоусову, который сразу направил учиться в Москву. Моими учителями там стали Юрий Левитан и Ольга Высоцкая. Восторг вызывали эфиры
Валерии Лебедевой.
В столицу на курсы повышения квалификации ездила раз в пятилетку. К окончанию курсов обязательно сдавали госэкзамен: самостоятельно готовили тексты, читали их перед аудиторией, а после маститые дикторы комментировали выступление и ставили оценки. В группе – 25 человек со всего Союза. Почти каждый однокурсник менторским тоном начинает: «Говорит Москва!» Я человек, еще не испорченный известностью… Моя очередь: «Говорит Тюмень. Шесть часов десять минут. Доброе утро, товарищи». Это был шок. Если до меня экзаменуемых обсуждали по две минуты, меня – сорок две. Только потом узнала, что в это время дикторская группа разделилась на два лагеря: одни выступали за теплое общение со слушателями, вторые – за металл в голосе. В тот раз их конфликт как пожар как раз на мне разгорелся… Сидела краснющая.
– Нашла коса на камень…
– Все-таки поставили «отлично»! Приезжаю через пятилетку на очередные курсы. Меня сразу вспомнили: «А, Петрушина, которая за доброжелательность к
аудитории!» Но я уже изменилась. Юношеский трепет исчез…
– Ваши учителя по жизни?
– Наставников нет. Есть две любимые женщины. Это артистка Людмила Максакова и леди от макушки до пят Жаклин Кеннеди. Как-то в молодости увидела сюжет Марты Могилевской. Достаточно было трех минут, чтобы запомнить эту даму на всю жизнь. Вот это лицо! Вот это подача!
Не учителями, но хорошими друзьями стали коллеги по областному радио «Регион-Тюмень». Мамонты – Рафаэль Гольдберг, Сергей Фатеев, Джалинда Заводовская. Новички – Наташа Астафьева, Лена Бабина, Таня Оносова, Люба Турбина. Каждый с изюминкой.
– Со школой как с местом работы легко расстались?
– Так или иначе, она все равно осталась со мной. Сначала училась с сыном, потом со старшей внучкой, скоро младшую в первый класс поведу… Смысл моей жизни – это семья! Лишь бы всем им было хорошо. Не то чтобы жертвую собой. Знаете, я капризная эгоистка: не люблю находиться в пути, так бы ррраз — и сразу на месте!
– Работа диктора – работа по жесткому расписанию. Как успевали вести эфиры, обустраивать дом, печь пироги, воспитывать внучку?
– Ира, чтобы чаще быть с семьей, и пошла в дикторы! Отчитала с 6 до 9 утра и весь день свободна! На следующий день приходила только в шесть вечера.
Я вела роскошную жизнь: ходила к косметологу, портнихе.
Вы затронули хорошую тему. Работа по расписанию дисциплинирует, заставляет быть ответственным за слова, произнесенные на всю область!
– Настраивались на эфиры?
– Когда отработала десять лет, на работу шла легко! А вот на телевидении волновалась до последнего дня… Не переживала только тогда, когда очень уставала… Просто сил на страх не оставалось. Знаете, когда в СМИ такое обилие лиц – бородатых, корявых, усатых, каких угодно, чувствуешь себя совершенно иначе: главное, не забывать, что ты личность, в какой-то степени артист.
– Радуют ли современные радиоведущие?
– Одна из любимых радиостанций – «Эхо Москвы». В эфир там выходят и тюменцы. Мне жутко.
Такая великая разница: в подаче материала, в дикции. не говорю уж про ошибки в ударениях. Это ж как они не уважают свою профессию… Не могу сказать, чтобы с нетерпением ждала какую-то программу местных ведущих. Но слежу, слежу…
До тех пор, пока говорят без ошибок. Всегда наставляла студентов: помните, по ту сторону студии есть люди, которые намного умнее вас. Никаких фривольностей, никакого юмора ниже пояса. Беда в том, что на экраны и радиостанции перешли разговоры мальчиков из туалетов. Мне кажется, люди, которые все это принесли, наконец заработали вожделенные деньжищи, а значит, скоро займутся наведением чистоты и серьезной работой.
Любимые ученицы есть. Это Аня Русакова, Вика Борецкая. Нравилась Света Таран, которая замечательно вела часовые прямые эфиры со звездами мировой величины. Уважаю работу Вали Логиновой. Опять же это женское радио… Но когда появились коммерческие станции, очень им завидовала…
– Завидовали? Не понимаю…
– Они могли говорить 24 часа в сутки!
– Если в этом отношении… Хотя, мне кажется, их многообразие, даже навязчивость, уничтожили волшебство вашей профессии.
– Они хотят хорошо жить: кушать, одеваться, путешествовать.
– Все хотят, но меру нужно знать.
– Они дают то, на что клюет народ. А клюет он на новости из жизни соседки: что в ее кошельке и в холодильнике. Просто не нужно забывать, что есть духовность, мир культуры.
– На заслуженный отдых ушли...
– Вовремя! Когда работала, то видела, как некоторые коллеги, порой до самоунижения, держатся за места… Я пришла на место Катерины Трофимовой. Женщина-вамп: талантливая, красивая! Она ушла на пенсию ровно в 55 лет.
Я ее понимаю… Всему свое время! И у меня на первом месте не работа, а семья! Конечно, с мужем повезло. Надежный тыл!
– Какие свои программы любите?
– Прямые эфиры, программу «Золотой возраст» для пенсионеров, программу о первых тюменских бизнесменах. Встречи с последними всегда радовали. Эти люди были свободны и говорили без оглядки.
– Есть занятие для души?
– Если б не стала диктором, стала дизайнером. Обожаю обустраивать квартиру, следить за модой. Потом, я шопоголик… Было бы правильно сказать, что люблю читать книги, ходить в театр… Нет, не люблю. Как-то попала на спектакль «Царская охота» в театре Моссовета. Какое отвращение испытала: князья ходят по пыльным подмосткам, а платья у них из крашеной марли… Сегодня мне не стыдно признать, что не могу дочитать булгаковского «Мастера и Маргариту». Но зато каждый год с удовольствием перечитываю «Анну Каренину» Толстого, «Сто лет одиночества» Маркеса и Сомерсета Моэма…
Жизнь удалась! Просто у меня есть дверь, за которой ждут, любят, понимают.
Фото из архива Нины ПЕТРУШИНОЙ
