ДОСЬЕ:
Николай Меркамалович ШАМСУТДИНОВ.
Член творческих союзов: первый член Союза писателей СССР на огромном нефтяном материке Среднего Приобья (1982), Литературный фонд СССР (1983), Литературный фонд России (2003), Международный литературный фонд (2008), Всемирная ассоциация писателей Международный Пен-клуб (2009).
Лауреат Всероссийских и Международных премий: им. Д.Н. Мамина-Сибиряка, Общенациональной премии им. А.М. Горького, им. М. Волошина, «Золотое перо», «Русский стиль», «Югра», «Русские мифы», Гран-при «Интеллигентный сезон», Специальной премии литературного фестиваля «Русский Гофман», премии фестиваля «Славянские традиции», Всеканадского лит-конкурса «Взрослые-детям», Золотая медаль ЛиФФт-2018.
Литературной премии Уральского федерального округа – 2013, Муниципальной премии города Тюмени – 2014, Литературной премии I степени губернатора Тюменской области – 2015.
Заслуженный работник культуры Российской Федерации – 2011. Почетный работник культуры и искусства Тюменской области – 2009.
Председатель правления Тюменской областной организации «Союз российских писателей» (1992). Сопредседатель Ассоциации писателей Урала, Сибири, Поволжья.
Тюмени – сотни лет,
в ней все – начало.
Горят в простудной
памяти костры,
Там славу золотой Чимги-Туры
В потертых седлах
на скаку качало.
Тура на перекатах ворковала,
А не ворчала. Ельники остры.
И ведали одни лишь комары,
О чем тайга приземисто молчала.
В огнях костров,
под перестук подков,
Она росла, гнездовие веков…
И каждый камень
памятен и дорог.
Так, времена связующая нить,
Тюмень, Тюмень,
неповторимый город,
Она – была,
но предстоит ей – быть.
Она – была,
но предстоит ей – быть.
Не потому ль,
средь заповедной шири,
Под именем судьбы –
«Врата Сибири»,
Ей довелось простор
к душе привить?
И жизнь пошла пути свои торить,
Чтобы отгрянуть и в мазке,
и в лире.
Свои права на постоянство в мире
Тюмени предстояло утвердить.
Свежо, в горячих
смолах по карнизы,
Из глухомани
выхлестнулись избы –
Века.., века истории служить.
На глине, на суглинке,
диком камне,
Гул домовитый сея топорами,
Тюмень дерзали,
словно песнь, сложить.
Тюмень дерзали,
словно песнь, сложить,
Воздушную и яркую, – дерзали.
Но ее годы в сумерки вмерзали –
Дежурному забвению служить.
Кондовый край…
Да что и говорить,
Бревенчатая, хмурая, едва ли
Она в грядущем прозревала дали,
Которыми и крепнуть ей, и жить.
Под дикой,
промороженной луной,
Спеленута промозглой тишиной,
В тяжелые дышала одеяла.
Ни голоса, ни свечки до зари…
Недаром, изнывая, исстари
В ее пазах история дремала.
В ее пазах история дремала…
Тюмень, ей в лад, студеная, уснув,
Суровые сугробы подоткнув,
Храпела – от Урала до Ямала.
Зверье в ее чащобах волхвовало –
То волчий клык блеснет,
то птичий клюв,
Покуда она, во весь рот зевнув,
Пургой стращала,
в холода трещала.
Но чаще – и лукава, и груба,
Все ж обратила к ней лицо судьба,
Что никогда ее не миловала…
На ледяной закраине страны,
В прогорклом ожиданье новизны,
Подспудное в ней
нечто назревало.
Подспудное в ней
нечто назревало:
Разбуженною нефтью клокоча,
Как шлейф, из мезозоя волоча,
Ее в ряду великих утверждало.
Растерянную, миру открывало,
Пока в авральных буднях горяча,
Лежневка, всплеск
Кастальского ключа,
Свои права на славу заявляла.
Так, на изломе века, в свой черед,
Тюмень, мы сразу вняли,
старт берет,
В грядущее неутоленно глядя.
Нам этих дней
запевных не избыть:
Пошла Тюмень,
пошла, не славы ради –
Грядущему в урманы
путь открыть…
Грядущему в урманы
путь открыть
Ей предстоит…
И как она страдует,
Когда на стройках днюет и ночует,
Чтоб жребий горемыки
не влачить!
Но это, впрочем, тоже не избыть –
Июнем тополиный пух кочует
И от иллюзий юности врачует,
Дабы по прожитому не тужить.
Берут пространство,
как известно, с бою,
И вот растут кварталы за Турою,
Им тоже в неизведанное плыть.
И, увлекая в прошлое с собою,
«Мост поцелуев»
дремлет над рекою –
Для юных
и дерзающих любить…
Для юных и дерзающих любить
Тюмень свои объятия открыла,
С надеждою и молодостью пыла
Им предстоит судьбу ее творить.
И глубь, и высь в себе соединить,
Пока задор, пока играет сила,
Чтоб вчуже честолюбие не ныло,
Растить кварталы
и детей растить.
Но горькие в душе воспоминанья
Он будит, незабвенный
«Сквер прощанья»,
Ликующею летнею порой.
Гляжу, как ветеран
молчит устало…
Но сколько юных!
Их веселый рой…
Им жизни мало
и простора мало…
Им жизни мало
и простора мало.
Устремлена в иные времена,
Тюмень – столица деревень? Она
Всех, сердцем принимая,
поднимала.
Размашистая, улицам давала
Негромкие, родные имена,
Преемственности,
стало быть, верна,
Ни в чем, мудра,
не мудрствуя нимало.
Да, в пристальных
приметах старины,
Не тусклая закраина страны –
Стремнина
созидательной стихии…
Тюмень просторно дышит,
наконец,
По предзнаменованьям,
центр России,
Наш город,
притяжение сердец,
Наш город,
притяжение сердец.
Хмелен бывает, но – не просыпает,
Детей с зарею в школу поднимает,
Един – наставник,
труженик, творец.
Что ни берет порой за образец,
Он в облаках, случается, витает,
В архитектурных
изысках плутает –
То улочка хибарок, то дворец…
А там – над мостовой неон лютует,
Прогресс ее, выходит, не минует.
Одетую то в зелень, то в багрец.
И – не сдержать улыбки песнопевцу,
Так потаенно подступает к сердцу
Тюмень, как встарь,
радушия венец,
Тюмень, как встарь,
радушия венец.
Хранит свою
наследственную память,
Спеша ее достойнее обрамить
И предъявить потомкам, наконец.
В лесу антенн,
в скворечнике, птенец
В грядущее стартует, что лукавить,
И с ним – все мы,
не отставая, а ведь
Он стоит поминания, юнец…
Лелея сокровенное, свое,
Уходим в вечность – не в небытие,
Предместников
былых тревожа тени.
И, словно средостение времен, –
Радушное, родное испокон:
«Почаще приезжайте
на пельмени!»
«Почаще приезжайте
на пельмени!» –
К друзьям я адресуюсь, и зане
С вопросом адресуется ко мне
Жиль, мальчик, посвященный
Мельпомене:
«Красивы ль они, женщины
в Тюмени?»
И на вопрос, что не упал в цене,
Ответил я, да подтвердит Ренэ, –
«Не менее пикантны,
чем на Сене…»
Испытанное, ярко и бодро
Сухое сердце веселит бордо,
Рубиновыми токами играя.
И вижу я, и слышу я друзей,
Их мысленно из дали обнимая,
Во неумолчной
перекличке дней.
Во неумолчной
перекличке дней,
Загадочней Тюмень
в объятьях снега.
Приметы новорожденного века
Весомее и явственнее в ней.
Они – сибирских
крепнущих корней,
Но – на излом пытают человека.
Его спасает лунная опека
Надежностью и нежностью своей.
В Тюмени, нарекаемой судьбою,
Мы остаемся, разные, собою,
Тысячелетью открывая счет.
Спокойный, вне рефлексии и лени,
Как лень порою,
вкрадчива, ни льнет,
Я слышу голос
молодой Тюмени.
Я слышу голос
молодой Тюмени…
Бесспорно, что у света –
не у тьмы
Она берет, былинная, взаймы –
Провидческое в этой перемене.
Не утверждаю, что предмет
мигрени, –
Вопрос, не занимающий умы…
Но все же, все же, что оставим мы
Грядущему ее – не из шагрени?
Вершителям запевного венца
Столетия, нам всем его конца,
Нет, не достичь, увы,
воображеньем.
И пусть Тюмень
в задуманном скромней,
Лицом к лицу с грядущем –
не с забвеньем…
Ей – сотни лет,
и вечность – перед ней.
Ей – сотни лет,
и вечность – перед ней:
Не сменою закатов и рассветов –
Приливом вдохновенья
для поэтов,
И чем непостоянней, тем верней…
Затем, в кругу отеческих теней,
Чем, я спрошу, не искус
для эстетов –
К венку веков привить венок
сонетов?
И есть ли что по замыслу
скромней?
И к сущему, и к прошлому
пристрастна,
Тюмень – не просто время
и пространство,
Безликая песчинка бытия.
Все, что века дремало в ней,
молчало,
Оповещает о себе: «Вот я!»…
Тюмени – сотни лет,
в ней все – начало…
Тюмени – сотни лет,
в ней все – начало…
Она – была,
но предстоит ей – быть.
Тюмень дерзали,
словно песнь, сложить –
В ее пазах история дремала.
Подспудное в ней
что-то назревало:
Грядущему в урманы
путь открыть.
Для юных и дерзающих любить
И жизни мало,
и пространства мало.
Наш город,
притяжение сердец,
Тюмень, как встарь,
радушия венец:
«Почаще приезжайте
на пельмени!».
Во неумолчной
перекличке дней,
Я слышу голос
молодой Тюмени…
Ей – сотни лет,
и вечность – перед ней.
Опубликовано: газета, №132 (4667).
Читать больше:
