Размер шрифта+
Цветовая схемаAAA

Первая мировая в судьбах сибиряков: об участниках сражений бережно хранят память потомки

Уже первые публикации, посвященные истории Первой мировой войны –Великой Отечественной, показали, что вопреки десятилетиями длившемуся официальному забвению, в семейных преданиях жителей Тюменской области жива память об участниках тех сражений.

Слушать новость
Первая мировая в судьбах сибиряков: об участниках сражений бережно хранят память потомки. Уже первые публикации, посвященные истории Первой мировой войны –Великой Отечественной, показали, что вопреки десятилетиями длившемуся официальному забвению, в семейных преданиях жителей Тюменской области жива память об участниках тех сражений..

Нина Павлова, ветеран войны из Ишима, сообщила о своем отце, участнике Первой мировой войны, Епифане Алексеевиче Пандыреве, уроженце села Перевалово Тюменского района: «Он вернулся с фронта с тяжелым челюстным ранением и всю оставшуюся жизнь страдал от этого. Умер отец в 1940 году, оставил на руках у мамы семерых детей. Думаю, что многие семьи, как  и наша, сохраняют память о близких родственниках».

Многие послевоенные публицисты, анализируя причины неудач той войны, писали, в частности, что солдатам были непонятны цели войны. Вряд ли  у Епифана Пандырева, когда он совершал свои ратные подвиги, были сомнения, за что воюет. Скорее всего, ответ был бы короткий, как  и у сотен тысяч других: «За Россию!»

Права Нина Павлова, что многие семьи хранят память о родственниках – участниках той вой-ны. Т. Иванова вспоминает, что ее отец, Петр Шастин, на войне был ранен, попал в плен, после выздоровления работал у немцев в шахте и только после подписания Брестского мира вернулся на родину. Можно считать, что повезло и второму ее родственнику, участнику войны: немцы хотели его пристрелить, но он показал им три пальца – что означало наличие у него трех детей, и в итоге оказался в госпитале, в 1918 году также был обменян на немецких пленных.

Некоторые житейские истории наших земляков читаются как увлекательный роман, но, в отличие от вымысла, здесь все по-настоящему, и оттого становится грустно. 76-летний А. Коптяев из Ишима представляет бое-вой путь своего отца Василия: «В армию был призван уже осенью 1914 года. Был грамотным, окончил церковно-приходскую школу, поэтому его зачислили в инженерную роту Омского казачьего полка. Произведен в унтер-офицеры, оставлен в роте для подготовки солдат. Несколько раз писал рапорт с просьбой отправить на фронт. Зимой 1916 года его просьбу удовлетворили и дали отпуск…

До станции Черной Вагайского района добирался на «ямских», то есть на лошадях. На «ямах», как он говорил, лошадей давали немедленно, поскольку выданные ему проездные документы обязывали оказывать ему, добровольцу, такую льготу.
На фронте был ранен и попал под газовую атаку немцев. На излечение направили опять в Омск, потом продолжил службу командиром первого взвода резервной роты.

В 1917 году в Омск прибыла группа большого начальства от Временного правительства. Представители столичного начальства пришли и в их роту. Ротой в то время командовал прапорщик. От волнения перед большим начальством он потерял голос, и отцу пришлось командовать построением роты. Начальство агитировало солдат продолжать войну с немцами. В пример приводили действия русских в войне 1812 года. Не могу утверждать, что все солдаты роты были чем-то награждены, но отец получил бумажник из хромовой кожи и серебряный рубль, выпущенный в 1812 году… От отца у меня остались тот бумажник и тот рубль, которые передам внуку, надеюсь, что  и он будет их тщательно хранить».

В письме А. Коптяева упомянуто про газовую атаку. Началом химической войны считается применение газов 22 апреля 1915 года около Ипра немцами против англичан. Не имевшие никаких средств защиты, англичане жестоко пострадали. В мае того же года немцы применили газ против российских войск в районе Воли-Шидловской. Несмотря на то, что постановлением Гаагской конференции в 1899 году было решено не применять удушающих и ядовитых средств, Германия нарушила это постановление. Русское главное командование по соображениям морального характера воздерживалось от применения химических средств на войне, но после Воли-Шидловской пересмотрело свое решение.

В 1915 году весь мир восхищался мужеством защитников крепости Осовец. 6 августа 1915 года в 4 часа утра на позиции русских войск была направлена газовая волна высотой 12–15 метров и 8 километров шириной. Живых защитников на передовой осталось не более сотни. Каков же был ужас наступавших немцев, когда оставшиеся русские пошли в контр-атаку. В историю этот бой вошел как «атака мертвецов».

Скорее всего, отец Коптяева воевал на территории Белоруссии, в страшных боях за городок Сморгонь. Известно, что  в битве за этот стратегически важный пункт принимал участие и 4-й Сибирский армейский корпус. В вой-ска из Ставки поступил приказ: «Стоять насмерть! Ни шагу назад!» Эта битва продолжалась 810 дней. У русских солдат после тех боев появилась поговорка: «Кто под Сморгонью не бывал, тот войны не видал».

Недалеко от Сморгони, в бывшем поместье дипломата и композитора Михаила Огинского, располагался полевой госпиталь, где сестрой милосердия служила дочь писателя Льва Толстого графиня Александра Львовна. Ее воспоминания рисуют жуткую картину последствий газовой атаки: «Палаты заполнялись ранеными, и, главным образом, отравленными газами… Деревья и трава от Сморгони до Молодечно, около 35 верст, пожелтели, как от пожара… Забыть то, что  я видела и испытала в эти жуткие дни, – невозможно. Поля ржи. Смотришь, местами рожь примята. Подъезжаешь. Лежит человек. Лицо буро-красное, дышит тяжело. Поднимаем, кладем в повозку. Он еще разговаривает. Привезли в лагерь – мертвый. Привезли первую партию, едем снова… Отряд работает день и ночь. Госпиталь переполнен. Отравленные лежат на полу, на дворе. Я ничего не
испытала более страшного, бесчеловечного в своей жизни, как отравление этим смертельным ядом сотен, тысяч людей». Вполне возможно, что именно графиня Толстая спасла отца ишимца Коптяева.

Местный журналист писал в 1914 году: «…Горше всех плачут матери: плачут те, кто проводил на войну сыновей, и те, что остались с малолетками на руках, а уж про несчастных матерей, что навеки расстались с детьми, и говорить нечего».
19-летним парнем в 1914 году призвали из села Скородум (было такое в Исетском районе) Алексея Маркова. Был тяжело ранен – в правом боку удалено два ребра, вынужден был ежедневно бинтовать правую ногу, прежде чем начинать трудовой день.

Галина Вильская из села Иваново Армизонского района, несмотря на то, что помнит только ответ мамы, почему отец не примкнул ни  к красным, ни  к белым – «он и так навоевался», бережно хранит в семейном архиве фотографию, на которой изображен «тятя» с  фронтовым другом. портрет отца уже более 50 лет вместе с другими фотографиями близких висит в переднем углу.

Горький след оставила война в судьбе Никифора Авдокова. Он был призван в 1914 году уже зрелым человеком – 33 года. Сполна испытал все: жестокие бои, плен. домой, в деревню Храмово Ситниковской волости, вернулся только в 1919 году. К тому времени жена умерла, дом заколотили, шестилетняя дочка жила у брата. Жизнь пришлось начинать заново.

Ольга Отрадных для статьи предоставила семейную реликвию – фотографию своего прадеда Павла Федоровича Терентьева. На этой фотографии ему 19 лет, молодой человек выглядит вполне современно, если заменить военную форму на гражданскую одежду. Кстати сказать, консультант по наградам Александр Величко пояснил мне, что «гренада» (ручная граната) на пряжке ремня означает принадлежность к гренадерам – отборным частям пехоты, изначально предназначавшимся для штурма вражеских укреплений. Знак на груди, скорее всего, означает принадлежность к братству Красного Креста. Руки выдают рабоче-крестьянское происхождение, но текст на обороте (романс популярного в конце XIX века певца Николая Дервиза) представляет его как человека тонкой душевной организации:

На вечную память дорогой Пане.
Везде и всегда за тобою,
Как призрак, я тихо брожу,
И с тайною думой порою
Я в чудные очи гляжу.
Полны они негой и страстью,
Они так приветно глядят,
И сколько любви, сколько счастья
Они мне порою сулят.
Быть может, то время настанет,
С тобою не будет меня,
И в очи те чудные станет
Смотреться другой, а не я.
Другому приветно заблещут
Твои огневые глаза.
И вспомнишь их,
сердце трепещет,
И тихо струится слеза.

Война разрушила планы миллионов людей, но Павлу Терентьеву повезло: Паня, которой он написал столь трогательное посвящение, впоследствии стала его женой.

Короткие истории наших земляков во всей полноте воссоздают картины давно минувших дней, являют нам примеры истинного патриотизма и самоотверженности.

Александр ВЫЧУГЖАНИН, доктор исторических наук.

В рамках проекта "Первая мировая в судьбах сибиряков"

Далее в сюжете: Пролог Первой мировой войны. Покушение на Распутина

Нина Павлова, ветеран войны из Ишима, сообщила о своем отце, участнике Первой мировой войны, Епифане Алексеевиче Пандыреве, уроженце села Перевалово Тюменского района: «Он вернулся с фронта с тяжелым челюстным ранением и всю оставшуюся жизнь страдал от этого. Умер отец в 1940 году, оставил на руках у мамы семерых детей. Думаю, что многие семьи, как  и наша, сохраняют память о близких родственниках».

Многие послевоенные публицисты, анализируя причины неудач той войны, писали, в частности, что солдатам были непонятны цели войны. Вряд ли  у Епифана Пандырева, когда он совершал свои ратные подвиги, были сомнения, за что воюет. Скорее всего, ответ был бы короткий, как  и у сотен тысяч других: «За Россию!»

Права Нина Павлова, что многие семьи хранят память о родственниках – участниках той вой-ны. Т. Иванова вспоминает, что ее отец, Петр Шастин, на войне был ранен, попал в плен, после выздоровления работал у немцев в шахте и только после подписания Брестского мира вернулся на родину. Можно считать, что повезло и второму ее родственнику, участнику войны: немцы хотели его пристрелить, но он показал им три пальца – что означало наличие у него трех детей, и в итоге оказался в госпитале, в 1918 году также был обменян на немецких пленных.

Некоторые житейские истории наших земляков читаются как увлекательный роман, но, в отличие от вымысла, здесь все по-настоящему, и оттого становится грустно. 76-летний А. Коптяев из Ишима представляет бое-вой путь своего отца Василия: «В армию был призван уже осенью 1914 года. Был грамотным, окончил церковно-приходскую школу, поэтому его зачислили в инженерную роту Омского казачьего полка. Произведен в унтер-офицеры, оставлен в роте для подготовки солдат. Несколько раз писал рапорт с просьбой отправить на фронт. Зимой 1916 года его просьбу удовлетворили и дали отпуск…

До станции Черной Вагайского района добирался на «ямских», то есть на лошадях. На «ямах», как он говорил, лошадей давали немедленно, поскольку выданные ему проездные документы обязывали оказывать ему, добровольцу, такую льготу.
На фронте был ранен и попал под газовую атаку немцев. На излечение направили опять в Омск, потом продолжил службу командиром первого взвода резервной роты.

В 1917 году в Омск прибыла группа большого начальства от Временного правительства. Представители столичного начальства пришли и в их роту. Ротой в то время командовал прапорщик. От волнения перед большим начальством он потерял голос, и отцу пришлось командовать построением роты. Начальство агитировало солдат продолжать войну с немцами. В пример приводили действия русских в войне 1812 года. Не могу утверждать, что все солдаты роты были чем-то награждены, но отец получил бумажник из хромовой кожи и серебряный рубль, выпущенный в 1812 году… От отца у меня остались тот бумажник и тот рубль, которые передам внуку, надеюсь, что  и он будет их тщательно хранить».

В письме А. Коптяева упомянуто про газовую атаку. Началом химической войны считается применение газов 22 апреля 1915 года около Ипра немцами против англичан. Не имевшие никаких средств защиты, англичане жестоко пострадали. В мае того же года немцы применили газ против российских войск в районе Воли-Шидловской. Несмотря на то, что постановлением Гаагской конференции в 1899 году было решено не применять удушающих и ядовитых средств, Германия нарушила это постановление. Русское главное командование по соображениям морального характера воздерживалось от применения химических средств на войне, но после Воли-Шидловской пересмотрело свое решение.

В 1915 году весь мир восхищался мужеством защитников крепости Осовец. 6 августа 1915 года в 4 часа утра на позиции русских войск была направлена газовая волна высотой 12–15 метров и 8 километров шириной. Живых защитников на передовой осталось не более сотни. Каков же был ужас наступавших немцев, когда оставшиеся русские пошли в контр-атаку. В историю этот бой вошел как «атака мертвецов».

Скорее всего, отец Коптяева воевал на территории Белоруссии, в страшных боях за городок Сморгонь. Известно, что  в битве за этот стратегически важный пункт принимал участие и 4-й Сибирский армейский корпус. В вой-ска из Ставки поступил приказ: «Стоять насмерть! Ни шагу назад!» Эта битва продолжалась 810 дней. У русских солдат после тех боев появилась поговорка: «Кто под Сморгонью не бывал, тот войны не видал».

Недалеко от Сморгони, в бывшем поместье дипломата и композитора Михаила Огинского, располагался полевой госпиталь, где сестрой милосердия служила дочь писателя Льва Толстого графиня Александра Львовна. Ее воспоминания рисуют жуткую картину последствий газовой атаки: «Палаты заполнялись ранеными, и, главным образом, отравленными газами… Деревья и трава от Сморгони до Молодечно, около 35 верст, пожелтели, как от пожара… Забыть то, что  я видела и испытала в эти жуткие дни, – невозможно. Поля ржи. Смотришь, местами рожь примята. Подъезжаешь. Лежит человек. Лицо буро-красное, дышит тяжело. Поднимаем, кладем в повозку. Он еще разговаривает. Привезли в лагерь – мертвый. Привезли первую партию, едем снова… Отряд работает день и ночь. Госпиталь переполнен. Отравленные лежат на полу, на дворе. Я ничего не
испытала более страшного, бесчеловечного в своей жизни, как отравление этим смертельным ядом сотен, тысяч людей». Вполне возможно, что именно графиня Толстая спасла отца ишимца Коптяева.

Местный журналист писал в 1914 году: «…Горше всех плачут матери: плачут те, кто проводил на войну сыновей, и те, что остались с малолетками на руках, а уж про несчастных матерей, что навеки расстались с детьми, и говорить нечего».
19-летним парнем в 1914 году призвали из села Скородум (было такое в Исетском районе) Алексея Маркова. Был тяжело ранен – в правом боку удалено два ребра, вынужден был ежедневно бинтовать правую ногу, прежде чем начинать трудовой день.

Галина Вильская из села Иваново Армизонского района, несмотря на то, что помнит только ответ мамы, почему отец не примкнул ни  к красным, ни  к белым – «он и так навоевался», бережно хранит в семейном архиве фотографию, на которой изображен «тятя» с  фронтовым другом. портрет отца уже более 50 лет вместе с другими фотографиями близких висит в переднем углу.

Горький след оставила война в судьбе Никифора Авдокова. Он был призван в 1914 году уже зрелым человеком – 33 года. Сполна испытал все: жестокие бои, плен. домой, в деревню Храмово Ситниковской волости, вернулся только в 1919 году. К тому времени жена умерла, дом заколотили, шестилетняя дочка жила у брата. Жизнь пришлось начинать заново.

Ольга Отрадных для статьи предоставила семейную реликвию – фотографию своего прадеда Павла Федоровича Терентьева. На этой фотографии ему 19 лет, молодой человек выглядит вполне современно, если заменить военную форму на гражданскую одежду. Кстати сказать, консультант по наградам Александр Величко пояснил мне, что «гренада» (ручная граната) на пряжке ремня означает принадлежность к гренадерам – отборным частям пехоты, изначально предназначавшимся для штурма вражеских укреплений. Знак на груди, скорее всего, означает принадлежность к братству Красного Креста. Руки выдают рабоче-крестьянское происхождение, но текст на обороте (романс популярного в конце XIX века певца Николая Дервиза) представляет его как человека тонкой душевной организации:

На вечную память дорогой Пане.
Везде и всегда за тобою,
Как призрак, я тихо брожу,
И с тайною думой порою
Я в чудные очи гляжу.
Полны они негой и страстью,
Они так приветно глядят,
И сколько любви, сколько счастья
Они мне порою сулят.
Быть может, то время настанет,
С тобою не будет меня,
И в очи те чудные станет
Смотреться другой, а не я.
Другому приветно заблещут
Твои огневые глаза.
И вспомнишь их,
сердце трепещет,
И тихо струится слеза.

Война разрушила планы миллионов людей, но Павлу Терентьеву повезло: Паня, которой он написал столь трогательное посвящение, впоследствии стала его женой.

Короткие истории наших земляков во всей полноте воссоздают картины давно минувших дней, являют нам примеры истинного патриотизма и самоотверженности.

Александр ВЫЧУГЖАНИН, доктор исторических наук.

В рамках проекта "Первая мировая в судьбах сибиряков"



Ранее в сюжете

Старейший ЗАГС Тюменской области

06

Старейший ЗАГС Тюменской области

06