А когда он был - коммунистический рай?
Перебираю старые документы семейного архива. В нем наряду с другими бумагами сохранилась личная книжка матери. Она непосредственно касается меня, потому что выдана после моего появления на свет. В связи с рождением сына моей матери, как многодетной, уже имеющей троих детей, назначено было единовременное пособие в размере 650 рублей.
Чтобы реально представить величину этой суммы, совершенно непонятной не только для нынешних двадцатилетних, но и для большинства других современников, надо вспомнить тогдашние цены на основные товары. Конечно, сам я тоже не могу помнить, что и сколько стоило в 50-х, поэтому давайте обратимся к справочникам.Стоимость продовольственной корзины в те годы равнялась 510 рублям. Выходит, этого пособия нам с матерью, с учетом того, что я сосал грудь, хватало на пять недель.
Наша семья жила в деревне, где молоко, мясо, картофель и овощи давало домашнее хозяйство. Фрукты в наших северных краях не росли, но различных ягод и грибов в лесу можно было набрать сколько угодно, в лесу же водилась дичь, на отстрел которой в глухомани не требовалось лицензий или каких-то разрешений, а рыбу ловили сетями в огромном по своим размерам Белом озере. Приведу лишь стоимость того, что приходилось покупать. Не знаю, сколько стоил мешок муки, потому что хлеб в деревне пекли сами, но сахар - 9 рублей 40 копеек. Я хорошо помню эти большущие белые куски, которые отец колол на широкой мозолистой ладони обратной стороной тяжелого охотничьего ножа с рукояткой из лосиного рога. Потом разделывал на мелкие кусочки специальными щипчиками и ссыпал в стеклянную сахарницу с прозрачным колпаком-крышкой. Масло растительное (его в нашем сельском магазине качали из металлических бочек специальным насосом) стоило 17 рублей. Метр завозимого изредка ситца отпускался по цене 6 рублей 10 копеек, шерстяная костюмная ткань - 113 рублей за метр. Правда, даже в годы моей юности не помню, чтобы кто-то в наших краях в праздники щеголял в шерстяном костюме: это была недоступная по цене роскошь.
Нашел я в таблице и стоимость автомобилей «Победа» и «Москвич», но какой смысл говорить про них, если в нашем урочище из 11 деревень с двумя колхозами даже велосипед был редкостью. А когда однажды из района приехал фотограф на мотоцикле, около этой чудо-техники толпами кружили не только мы, ребятня, но и все взрослые.
Я был в семье очень поздним ребенком. И мой отец, много лет отработавший лесничим, выйдя на пенсию, стал получать 350 рублей. Что на эти деньги можно было купить, легко посчитать, вернувшись на два абзаца назад.
Сохранились в моем семейном архиве обязательство на поставку зерна и картофеля в 1947 году и датированная 1956 годом расчетная книжка для хозяйств колхозников, рабочих, служащих и других граждан по обязательной поставке и государственным закупкам молока. Согласно этим документам наша семья обязана была в 1947-м со своих 10 соток поставить 30 килограммов пшеницы и почти центнер картофеля, а в 56-м сдать 190 литров молока.
Потом была денежная реформа 1961 года, вычеркнувшая на ценниках и соответственно на суммах зарплат и пенсий с пособиями один ноль. Вспоминая 60-е, справочники уже не ищу: память услужливо сохранила многие цифры. Бросив школу после восьмого класса, я пошел работать. Физически развитого пятнадцатилетнего подростка определили на сплотку леса, причем на один из самых трудных участков - так называемые ворота, через которые проходил на сортировку сплавляемый с верховьев реки заготовленный за зиму лес. С какой гордостью я нес матери свою первую зарплату! А то! В моем кармане лежало пятьдесят с лишним рублей. И мы купили новый велосипед, чтобы было на чем ездить за 12 километров на работу.
Цены шестидесятых многие хорошо помнят, когда колбаса стоила два двадцать, а самый распространенный в СССР эквивалент оплаты услуг - как его называли, жидкая валюта - 2 рубля 87 копеек. Но на колбасу в наших краях не тратились по той простой причине, что ее к нам не завозили. Даже на праздники.
Я вспомнил об этих документах и ценах, когда зашел ко мне на работу один молодой поэт. Познакомились мы с ним на заседании литературного объединения, где он читал свои очень даже неплохие, полные лиризма стихи. На следующий раз он проявил себя как пламенный трибун, восхваляя коммунистический рай. Вот об этом мы потом с ним и говорили.
Мои аргументы, те, что я только что привел, он отверг напрочь. Мол, это были послевоенные годы и страну надо было восстанавливать из разрухи. А вот потом, в 70-х и 80-х годах, наступил в Cоветской стране почти что рай. И он стал сыпать почерпнутыми из агиток материалами. Непосвященного и забывшего про талоны конца восьмидесятых они действительно могли убедить, что наш народ жил просто припеваючи. Эти его факты касались в основном бесплатного образования и бесплатной же медицинской помощи, наших достижений в космонавтике, объемов ВВП, достигнутых за счет оборонной промышленности.
- И народ жил счастливо, - завершил он монолог.
Что касается счастья, то нет общепринятых единиц измерения этого абстрактного понятия. Помнится, по одному из опросов, самыми счастливыми были названы жители до сих пор нищенствующей Индии, зато идущая в лидерах по уровню жизни населения Швеция оказалась далеко позади.
Я не могу судить, ощущали ли на себе пребывание в раю работники ЦК КПСС. Этот уровень для меня был недосягаем. Но зато я хорошо знаю быт партийной верхушки районного и областного уровня. Закончив в свое время отделение журналистики Высшей партийной школы ЦК КПСС, где мы вместе с партийными и советскими работниками получали второе высшее образование, я со многими из них сохранил приятельские отношения и бывал потом не только в их служебных кабинетах, но и дома.
Мой старый друг, более десяти лет проработавший первым секретарем одного из вологодских райкомов партии, зарплату имел меньше, чем некоторые передовые (я подчеркиваю, передовые, но не рядовые) доярки и водители лесовозов. С семьей из четырех человек он жил в служебной трехкомнатной квартире кирпичного четырехквартирного дома, где соседями были редактор газеты, военком и старушка-пенсионерка. В этой квартире он живет и до сих пор.
Второй друг юности одно время был заведующим сектором Вологодского обкома партии. Льготы, которые он имел, заключались в возможности купить в обкомовской столовой раз в неделю килограмм колбасы и бутылку водки «Посольская». Причем с последним рекомендовалось воздерживаться, ибо количество потребляемого крепкого напитка играло немаловажную роль в карьерном росте.
Потом он стал заместителем председателя Верховного суда России, получив в Москве на семью из четырех человек четырехкомнатную квартиру. Я не раз ночевал у него на старом скрипучем диване, сохранившемся не столько из-за нехватки денег, сколько из нежелания унижаться перед всесильными работниками прилавка, бывал у него на работе, удивляясь аскетической скромности обстановки кабинетов, отделанных полированными древесно-стружечными плитами. Кстати, ту, советскую, отделку и обстановку сохранил до сих пор в своем кабинете председатель Тюменского облсовпрофа Михаил Кивацкий. Желающие увидеть райскую обстановку могут сходить к нему на экскурсию.
Может быть, у сотрудников ЦК КПСС была совсем другая жизнь, но знает об этом лишь нынешний коммунистический лидер Геннадий Зюганов, проработавший в высшем партийном органе почти десять лет. Но сомневаюсь, что и там был рай.
Так о каком же таком коммунистическом рае говорил мне молодой поэт, начитавшийся в газетах несусветных сказок о замечательном прошлом, если даже люди такого уровня, о которых я только что рассказал, жили более чем скромно?
По крайней мере, жизнь моей матери с пенсией в сорок пять рублей, гордо отказывавшейся от моей помощи и вынужденной до последнего дня держать домашнее хозяйство, райской не назовешь. На эти деньги тогда можно было взять билет на самолет Тюмень - Ленинград и на автобусе доехать до старой финской границы. А вот пересечь ее, чтобы повидаться с живущей в Финляндии родной сестрой и другими родственниками, тогда можно было только по туристической путевке, да и то, если соответствующие органы сочтут тебя благонадежным.
Леонид ИВАНОВ, журналист, писатель
