О падении и величии человека
Со своим четвероногим другом люблю погулять в сквере. Вечером здесь малолюдно, раздолье собаке. Нередко тут же проводил время угрюмый старичок. А недавно мы познакомились.
Представился: «Я бомж – человек без определенного места жительства. К coжaлeнию, в обществе нас не уважают. А ведь чаще всего это люди, попавшие в трудную жизненную ситуацию и вовремя не получившие помощь».
Павлу, так зовут старичка, недавно исполнилось... сорок семь лет. То есть человек в расцвете сил. А каким стал?
Самая ценная вещь у него – небольшой томик стихов Анны Ахматовой, который носит в рукаве. Любимые строки:
Все перепуталось навек,
И мне не разобрать
Теперь, кто зверь, кто человек,
И долго ль казни ждать.
Бомжует третий год. Отсчет ведет с момента выхода из мест лишения свободы.
На вопрос, почему не вернулся в семью, раздраженно ответил: «Не пустили». И вдруг принял агрессивный вид, потребовал денег и сердито пригрозил: «Не дашь – пожалеешь».
Мой добродушный пес, почувствовав опасность, тут же кинулся на обидчика. Павел поспешил удалиться. С тех пор в сквере по вечерам он не появлялся.
Тогда подумала: странные люди эти бомжи – яpocть и бecпpичиннaя злoбa coceдcтвyют c внeзaпнoй кpoтocтью и yмиpoтвopeниeм, yгpюмoe мoлчaниe и зaкpытocть c пoтoкoм oткpoвeний. Наверное, таким же был прототип Сатина, свободолюбивого и справедливого персонажа пьесы «На дне» Максима Горького. Это он утверждал, что «все – в человеке, все для человека! Существует только человек, все же остальное – дело его рук и его мозга!»
Значит, иcкaть пpичины, по которым люди опускаются на дно, бесполезно. Сделав этот вывод, поспешила забыть «старичка» в сквере и его угрозы. Но с приходом теплых весенних дней стала замечать, что на улицах города бомжи активизировались, появились попрошайки, часами сидящие на тротуарах, особенно их много у церквей. Так что пpoблeма социального дна никуда не исчезла и зaкpывaть глaзa нa нее вряд ли уместно.
Традиционного вопроса «Что делать?» в Тюменской области не стоит. Социальная защита населения заботится и о данной категории граждан. Для них открыты двери ночлежки, где не только предоставят бесплатный кров, но и подлечат, помогут восстановить документы, в случае плохого здоровья – оформят инвалидность. Старых и немощных людей, потерявших способность к самообслуживанию, принимает Михайловский дом-интернат, что под Тобольском. Многие областные социальные программы направлены на оказание помощи людям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации. Тогда почему жители социального дна все же остаются городской достопримечательностью?
Инновации в индустрии попрошайничества
Ответ на вопрос отправилась искать на центральной улице областного центра. У остановки «Геолог» встретила попрашайку. Немолодая женщина, стоя на коленях, просила у прохожих «христа ради» проявить сочувствие и дать немного денег на строительство храма. Вопрос, где находится храм, остался без ответа. У попрошайки тут же пропал интерес ко мне.
Но я не осталась без внимания. Тут же ко мне подошла другая женщина и начала стыдить: «Как вам не совестно глумиться над сирой и убогой. Вспомните знаменитую Вангу. Она часто говорила: «Кто подает нищему – у Бога одалживает. Всевышний долги не копит – сразу отдает, да не сколько взял, а сторицей...»
Потом всего за десять рублей она раскрыла секрет привлечения достатка и удачи в дом. Он прост: «Надо как можно чаще подавать денежную милостыню нищим. Метод жертвования действен, исторически доказан. Дореволюционные российские купцы и промышленники отдавали огромные деньги на постройки храмов, развитие искусства и культуры, но при этом не теряли состояние, а богатели».
Из встречи делаю вывод, что нищие выходят на улицы не сами по себе, а с «группой поддержки». Для меня это открытие – инновации востребованы и в индустрии попрошайничества. Иду дальше.
«Пока лохи не переведутся, будем жить хорошо»?
Знаменский кафедральный собор – одно излюбленных мест папертников, так называют нищих, стоящих на паперти. Насчитала их шесть человек.
– Приходите к вечерней службе, тогда нас будет еще больше, – отметил тридцатилетний Василий. Из присутствующих «работников» он выделялся опрятностью и чистотой.
По словам молодого человека, на паперть его тоже привела трудная жизненная ситуация: после детского дома ему, инвалиду второй группы, назначили пенсию шесть тысяч рублей, поселили в комнате общежития. Профессии нет, но не раз сердобольные прихожане храма устраивали на работу. Но работать полный рабочий день сложно – быстро устает, сказывается родовая травма головы.
– Зарабатывал не более 500 руб-лей. Стоит ли работать за такие деньги? – откровенничает собеседник. – Лучше уж сидеть на паперти. Стыдно, зато доходно. За день можно заработать от тысячи до пяти. Деньги коплю на новоселье. Ведь скоро как детдомовец получу квартиру.
В разговор вступает баба Аня – рядом стоящая женщина. В немногих словах рисует трагизм своей жизненной судьбы: «Не помню, когда и сыта была. Над каждым куском хлеба трясусь. Ведь дома трое сирот ждут. Сын умер, невестка детей бросила. Приходится в отрепьях ходить».
Трудовой стаж пожилой женщины более сорока лет, а пенсия, с ее слов, немногим больше двух тысяч рублей. Работала в колхозе, на шпалозаводе в Юргинском районе.
Вдали от всех одиноко стоял Олег. Неудивительно – находиться рядом с ним можно только в противогазе. О безысходной своей доле тридцатидвухлетний мужчина рассказал так: «Работы нет... силы нет... Из дома сам ушел, запил, родным грубил, жену бил. Теперь пристанища нету! Издыхать надо». Немного помолчав, показал блокнот, где на первой страничке сделаны две записи: «Передайте по указанному адресу» и «Люба, прости, что признаюсь в любви после своей смерти, не осуждай. Поминай добрым словом». Это в адрес жены.
На вопрос, почему в ночлежку не обращается, обреченно ответил: «Там принимают людей без социальных болезней...»
«А может тебе домой, – предлагаю, – родители и родные простят и помогут вернуться к здоровому образу жизни?» Согласно кивает. На дорогу в Талицу Свердловской области даю ему пятьсот рублей.
О чем часом позже пожалела. На обратном пути увидела Олега в компании двух друзей – он опорожнял из горлышка водку, купленную на мои деньги. При этом поучал собутыльников: «Пока лохи не переведутся, будем жить хорошо».
Не мешайте жить
На душе стало гадко и противно: сострадание и милосердие только множит армию бомжей. На подходе к редакции тяжелые мысли прервала сирена «скорой помощи». Реанимобиль въехал прямо на тротуар, врачи чуть ли не на ходу выскочили к человеку, лежащему в неестественной позе. Им оказался одноногий бомж Рустем. Вместо лица – сплошной синяк, все тело в коростах.
Тампон с нашатырем вернул его к жизни. И что после этого началось?! В переводе с ненормативной лексики звучало так: «Не мешайте жить! Не нарушайте права человека! Будить без разрешения неприлично!»
В соответствии с Конституцией РФ на опеку и лечение имеет право каждый гражданин. Вот только оправдана ли наша помощь? По мнению врачей «скорой помощи», что так и не уговорила подлечиться бродягу, бомжи – источник социальных болезней и нуждаются в обязательной госпитализации. Однако в медицинском учреждении, отмывшись от грязи, подлечившись, одни пускаются в бега – на свободу. Вторые прикипают к больнице, обеспечившей их чистой одеждой, едой и крышей над головой, и совсем не спешат ее покинуть, хотя срок лечения истек.
К тому же в ночлежные дома и дома-интернаты попадает лишь незначительная часть бомжей, реальная картина – в милицейских сводках. Люди социального дна промышляют воровством, проституцией, продажей наркотиков.
Как же быть с этими людьми? Проявить к ним милосердие и сострадание или принудительновозвращать к жизни в обществе?
Что думаете вы по этому поводу? Присылайте ваши комментарии на электронную почту: LShr@tumentoday.ru, а письма по адресу: 625000 г. Тюмень, почтамт.
